Показаны записи 17811 - 17820 из 56297
...У каждого воина есть особая форма, особое выражение [attitude] силы, которое он развивает на протяжении всей своей жизни. Это своего рода танец. Движение, которое он выполняет под воздействием своей личной силы...
...Каждое новое движение ты должен обрести в борьбе за силу. Поэтому, по правде говоря, стойка, форма воина — это история его жизни, танец, который вырастает по мере того, прирастает его личная сила...
Что-то вроде личной метанойи накопления силы? Особый личный attitute и разные движения, которые есть конкретный результат выражения этого attitute в эпизодах борьбы за крупицы силы.
Хм, интересно, откуда он берётся, этот attitute :)
...Каждое новое движение ты должен обрести в борьбе за силу. Поэтому, по правде говоря, стойка, форма воина — это история его жизни, танец, который вырастает по мере того, прирастает его личная сила...
Что-то вроде личной метанойи накопления силы? Особый личный attitute и разные движения, которые есть конкретный результат выражения этого attitute в эпизодах борьбы за крупицы силы.
Хм, интересно, откуда он берётся, этот attitute :)
Сложение в "чувственной форме" представить не сложно. А вот умножение уже не так тривиально. А возведение в степень и т.д. - вообще едва ли возможно.
"It's funny the way you sometimes remind me of myself," he went on. "I too did not want to
take the path of a warrior. I believed that all that work, was for nothing, and since we are all
going to die what difference would it make to be a warrior? I was wrong. But I had to find that
out for myself. Whenever you do realize that you are wrong, and that it certainly makes a world
of difference, you can say that you are convinced. And then you can proceed by yourself. And by
yourself you may even become a man of knowledge."
I asked him to explain what he meant by a man of knowledge.
"A man of knowledge is one who has followed truthfully the hardships of learning," he said.
"A man who has, without rushing or faltering, gone as far as he can in unraveling the secrets of
personal power.
- Забавно, как ты иногда напоминаешь мне меня самого. - продолжал он. - Я тоже не хотел принимать путь воина. Я верил, что весь этот труд тщетен, а поскольку мы все идем к смерти, какая разница в том, чтобы быть воином? Я был неправ. Но мне пришлось выяснить это для себя. Каждый раз, когда ты действительно понимаешь, что неправ, и что это создает для тебя разницу размером в целый мир, ты можешь сказать, что ты убежден. А затем ты можешь продолжать уже сам по себе. И самостоятельно ты можешь даже стать человеком знания.
Я попросил его объяснить, что он подразумевает под «человеком знания».
- Человек знания это тот, кто праведно следует всем сложностям учения. - ответил он.
- Человек, который без спешки или нерешительности, зашел насколько это возможно далеко в раскрытии секретов личной силы.
take the path of a warrior. I believed that all that work, was for nothing, and since we are all
going to die what difference would it make to be a warrior? I was wrong. But I had to find that
out for myself. Whenever you do realize that you are wrong, and that it certainly makes a world
of difference, you can say that you are convinced. And then you can proceed by yourself. And by
yourself you may even become a man of knowledge."
I asked him to explain what he meant by a man of knowledge.
"A man of knowledge is one who has followed truthfully the hardships of learning," he said.
"A man who has, without rushing or faltering, gone as far as he can in unraveling the secrets of
personal power.
- Забавно, как ты иногда напоминаешь мне меня самого. - продолжал он. - Я тоже не хотел принимать путь воина. Я верил, что весь этот труд тщетен, а поскольку мы все идем к смерти, какая разница в том, чтобы быть воином? Я был неправ. Но мне пришлось выяснить это для себя. Каждый раз, когда ты действительно понимаешь, что неправ, и что это создает для тебя разницу размером в целый мир, ты можешь сказать, что ты убежден. А затем ты можешь продолжать уже сам по себе. И самостоятельно ты можешь даже стать человеком знания.
Я попросил его объяснить, что он подразумевает под «человеком знания».
- Человек знания это тот, кто праведно следует всем сложностям учения. - ответил он.
- Человек, который без спешки или нерешительности, зашел насколько это возможно далеко в раскрытии секретов личной силы.
- Смерть — это человек, дон Хуан? - спросил я, присаживаясь на крыльцо.
Во взгляде дона Хуана читалось изумление. Он держал пакет с бакалеей, который я ему принес. Он аккуратно положил пакет на землю и сел передо мной. Я почувствовал воодушвление и объяснил, что я хотел узнать, была ли смерть человеком или похожа на человека, в то время, когда она наблюдает за последним танцем воина.
- Какая разница? - спросил дон Хуан.
Я сказал ему, что этот образ меня увлек, и я хочу знать, как он к этому пришел. Как он знает, что это так.
- Все это очень просто. - ответил он. - Человек знания знает, что смерть — последний свидетель, потому что он видит.
- Ты имеешь в виду, что ты был сам был свидетелем последнего танца воина?
- Нет. Нельзя быть тому свидетелем. Только смерть может его видеть. Но я видел, как моя собственная смерть наблюдала за мной, и я танцевал так, как будто я умирал. В конце моего танца смерть не указала ни в каком направлении, и место моего пристрастия не дрожало, прощаясь со мной. Потому мое время на земле на тот момент еще не истекло, и я не умер. Когда все это имело место, у меня была ограниченная сила, и я не понимал планов моей собственной смерти, поэтому я поверил, что я умирал.
- Твоя смерть была похожа на человека?
- Ты смешная птичка. Ты думаешь, что ты поймешь, задавая вопросы. Я не думаю, что ты поймешь, но кто я такой, чтобы это говорить?
- Смерть не похожа на человека. Она, скорее, похожа на присутствие. Но кто-то может предпочесть сказать и так: она ничто и в то же время — все. И будет полностью прав. Смерть это что угодно, что пожелает человек.
- Мне легко с людьми, поэтому смерть для меня — человек. Я предан загадкам, поэтому у смерти для меня пустые глазницы. Я могу смотреть сквозь них. Они похожи на два окна, и в то же время они двигаются, как двигаются глаза. И поэтому я могу сказать, что смерть своими пустыми глазницами смотрит на воина, пока он танцует на этой земле в последний раз.
- Но это так только для тебя, или так же и для других воинов?
- Это так же для любого воина, который исполняет танец силы, и в то же время не так. Смерть свидетельствует последний танец воина, но то, как воин видит свою смерть — это личный вопрос. Это может быть что угодно — птица, свет, человек, куст, камешек, клок тумана, или неизвестное присутствие.
Образы смерти дона Хуана обеспокоили меня. Я не мог найти адекватные слова, чтобы озвучить мой вопрос, и я запинался. Он глядел на меня, улыбался и уговорил продолжать.
Я спросил его, зависит ли вид, в котором воин наблюдает свою смерть от того, как тот был воспитан. В качестве примеров я использовал индейцев юма и яки. Моя собственная идея была такова: культура определяла то, как человек представляет себе смерть.
- Не имеет значение, как человека воспитывали. - сказал он. - Именно личная сила определяет то, как человек делает что-то. Человек является всего лишь суммой своей личной силы, и именно эта сумма определяет, как он живет и как умирает.
- Что такое личная сила?
- Личная сила это ощущение. - ответил он. - Нечто, похожее на удачливость. Или же это можно назвать настроем. Личная сила это то, что обретается независимо от происхождения. Я уже говорил тебе, что воин это охотник за силой, и что я учу тебя, как охотиться и хранить ее. Сложность с тобой, как и со всеми нами, в том, чтобы быть убежденным. Тебе надо верить, что можно использовать личную силу, и что ее возможно хранить, но ты еще не убежден.
Во взгляде дона Хуана читалось изумление. Он держал пакет с бакалеей, который я ему принес. Он аккуратно положил пакет на землю и сел передо мной. Я почувствовал воодушвление и объяснил, что я хотел узнать, была ли смерть человеком или похожа на человека, в то время, когда она наблюдает за последним танцем воина.
- Какая разница? - спросил дон Хуан.
Я сказал ему, что этот образ меня увлек, и я хочу знать, как он к этому пришел. Как он знает, что это так.
- Все это очень просто. - ответил он. - Человек знания знает, что смерть — последний свидетель, потому что он видит.
- Ты имеешь в виду, что ты был сам был свидетелем последнего танца воина?
- Нет. Нельзя быть тому свидетелем. Только смерть может его видеть. Но я видел, как моя собственная смерть наблюдала за мной, и я танцевал так, как будто я умирал. В конце моего танца смерть не указала ни в каком направлении, и место моего пристрастия не дрожало, прощаясь со мной. Потому мое время на земле на тот момент еще не истекло, и я не умер. Когда все это имело место, у меня была ограниченная сила, и я не понимал планов моей собственной смерти, поэтому я поверил, что я умирал.
- Твоя смерть была похожа на человека?
- Ты смешная птичка. Ты думаешь, что ты поймешь, задавая вопросы. Я не думаю, что ты поймешь, но кто я такой, чтобы это говорить?
- Смерть не похожа на человека. Она, скорее, похожа на присутствие. Но кто-то может предпочесть сказать и так: она ничто и в то же время — все. И будет полностью прав. Смерть это что угодно, что пожелает человек.
- Мне легко с людьми, поэтому смерть для меня — человек. Я предан загадкам, поэтому у смерти для меня пустые глазницы. Я могу смотреть сквозь них. Они похожи на два окна, и в то же время они двигаются, как двигаются глаза. И поэтому я могу сказать, что смерть своими пустыми глазницами смотрит на воина, пока он танцует на этой земле в последний раз.
- Но это так только для тебя, или так же и для других воинов?
- Это так же для любого воина, который исполняет танец силы, и в то же время не так. Смерть свидетельствует последний танец воина, но то, как воин видит свою смерть — это личный вопрос. Это может быть что угодно — птица, свет, человек, куст, камешек, клок тумана, или неизвестное присутствие.
Образы смерти дона Хуана обеспокоили меня. Я не мог найти адекватные слова, чтобы озвучить мой вопрос, и я запинался. Он глядел на меня, улыбался и уговорил продолжать.
Я спросил его, зависит ли вид, в котором воин наблюдает свою смерть от того, как тот был воспитан. В качестве примеров я использовал индейцев юма и яки. Моя собственная идея была такова: культура определяла то, как человек представляет себе смерть.
- Не имеет значение, как человека воспитывали. - сказал он. - Именно личная сила определяет то, как человек делает что-то. Человек является всего лишь суммой своей личной силы, и именно эта сумма определяет, как он живет и как умирает.
- Что такое личная сила?
- Личная сила это ощущение. - ответил он. - Нечто, похожее на удачливость. Или же это можно назвать настроем. Личная сила это то, что обретается независимо от происхождения. Я уже говорил тебе, что воин это охотник за силой, и что я учу тебя, как охотиться и хранить ее. Сложность с тобой, как и со всеми нами, в том, чтобы быть убежденным. Тебе надо верить, что можно использовать личную силу, и что ее возможно хранить, но ты еще не убежден.
Is death a personage, don Juan?" I asked as I sat down on the porch.
There was an air of bewilderment in don Juan's look. He was holding a bag of groceries I had
brought him. He carefully placed them on the ground and sat down in front of me. I felt
encouraged and explained that I wanted to know if death was a person, or like a person, when it
watched a warrior's last dance.
"What difference does it make?" don Juan asked.
I told him that the image was fascinating to me and I want to know how he had arrived at it.
How he knew that that was so.
"It's all very simple," he said. "A man of knowledge knows that death is the last witness
because he sees."
"Do you mean that you have witnessed a warrior's last dance yourself?"
"No. One cannot be such a witness. Only death can do that. But I have seen my own death
watching me and I have danced to it as though I were dying. At the end of my dance death did not
point in any direction, and my place of predilection did not shiver saying goodbye to me. So my
time on earth was not up yet and I did not die. When all that took place, I had limited power and I
did not understand the designs of my own death, thus I believed I was dying."
"Was your death like a person?"
"You're a funny bird. You think you are going to understand by asking questions. I don't think
you will, but who am I to say?
"Death is not like a person. It is rather a presence. But one may also choose to say that it is
nothing and yet it is everything. One will be right on every count. Death is whatever one wishes.
"I am at ease with people, so death is a person for me. I am also given to mysteries, so death
has hollow eyes for me. I can look through them. They are like two windows and yet they move,
like eyes move. And so I can say that death with its hollow eyes looks at a warrior while he
dances for the last time on earth."
"But is that so only for you, don Juan, or is it the same for other warriors?"
"It is the same for every warrior that has a dance of power, and yet it is not. Death witnesses a
warrior's last dance, but the manner in which a warrior sees his death is a personal matter. It could
be anything - a bird, a light, a person, a bush, a pebble, a piece of fog, or an unknown presence."
Don Juan's images of death disturbed me. I could not find adequate words to voice my
questions and I stammered. He stared at me, smiling, and coaxed me to speak up.
I asked him if the manner in which a warrior saw his death depended on the way he had been
brought up. I used the Yuma and Yaqui Indians as examples. My own idea was that culture
determined the way in which one would envision death.
"It doesn't matter how one was brought up," he said. "What determines the way one does
anything is personal power. A man is only the sum of his personal power, and that sum
determines how he lives and how he dies."
"What is personal power?"
"Personal power is a feeling," he said. "Something like being lucky. Or one may call it a
mood. Personal power is something that one acquires regardless of one's origin. I already have
told you that a warrior is a hunter of power, and that I am teaching you how to hunt and store it.
The difficulty with you, which is the difficulty with all of us, is to be convinced. You need to
believe that personal power can be used and that it is possible to store it, but you haven't been
convinced so far."
There was an air of bewilderment in don Juan's look. He was holding a bag of groceries I had
brought him. He carefully placed them on the ground and sat down in front of me. I felt
encouraged and explained that I wanted to know if death was a person, or like a person, when it
watched a warrior's last dance.
"What difference does it make?" don Juan asked.
I told him that the image was fascinating to me and I want to know how he had arrived at it.
How he knew that that was so.
"It's all very simple," he said. "A man of knowledge knows that death is the last witness
because he sees."
"Do you mean that you have witnessed a warrior's last dance yourself?"
"No. One cannot be such a witness. Only death can do that. But I have seen my own death
watching me and I have danced to it as though I were dying. At the end of my dance death did not
point in any direction, and my place of predilection did not shiver saying goodbye to me. So my
time on earth was not up yet and I did not die. When all that took place, I had limited power and I
did not understand the designs of my own death, thus I believed I was dying."
"Was your death like a person?"
"You're a funny bird. You think you are going to understand by asking questions. I don't think
you will, but who am I to say?
"Death is not like a person. It is rather a presence. But one may also choose to say that it is
nothing and yet it is everything. One will be right on every count. Death is whatever one wishes.
"I am at ease with people, so death is a person for me. I am also given to mysteries, so death
has hollow eyes for me. I can look through them. They are like two windows and yet they move,
like eyes move. And so I can say that death with its hollow eyes looks at a warrior while he
dances for the last time on earth."
"But is that so only for you, don Juan, or is it the same for other warriors?"
"It is the same for every warrior that has a dance of power, and yet it is not. Death witnesses a
warrior's last dance, but the manner in which a warrior sees his death is a personal matter. It could
be anything - a bird, a light, a person, a bush, a pebble, a piece of fog, or an unknown presence."
Don Juan's images of death disturbed me. I could not find adequate words to voice my
questions and I stammered. He stared at me, smiling, and coaxed me to speak up.
I asked him if the manner in which a warrior saw his death depended on the way he had been
brought up. I used the Yuma and Yaqui Indians as examples. My own idea was that culture
determined the way in which one would envision death.
"It doesn't matter how one was brought up," he said. "What determines the way one does
anything is personal power. A man is only the sum of his personal power, and that sum
determines how he lives and how he dies."
"What is personal power?"
"Personal power is a feeling," he said. "Something like being lucky. Or one may call it a
mood. Personal power is something that one acquires regardless of one's origin. I already have
told you that a warrior is a hunter of power, and that I am teaching you how to hunt and store it.
The difficulty with you, which is the difficulty with all of us, is to be convinced. You need to
believe that personal power can be used and that it is possible to store it, but you haven't been
convinced so far."
- Это место твоего последней битвы. - сказал он. - Ты умрешь именно здесь, без разницы где ты находишься. У каждого воина есть место, чтобы умереть. Место его пристрастий [predilection], место, впитавшее незабываемые воспоминания, где события, связанные с силой оставили свой след, место, где он видел чудеса, где ему открывались секреты, место, где он хранит свою личную силу.
- У воина есть обязательство возвращаться на место пристрастия каждый раз, когда он прикасается к силе, - для того, чтобы сохранить ее там. Он идет туда либо пешком, либо в сновидениях.
- И, наконец, когда его время на земле выходит, и он чувствует прикосновение смерти к левому плечу, его дух, всегда готовый, летит к месту пристрастия, и там воин исполняет танец до смерти.
- У каждого воина есть особая форма, особое выражение [attitude] силы, которое он развивает на протяжении всей своей жизни. Это своего рода танец. Движение, которое он выполняет под воздействием своей личной силы.
- Если у умирающего воина ограниченное количество силы, его танец короток; если его сила велика, его танец величественен. Но, вне зависимости от того, мала или величественна его сила, смерть должна остановиться, чтобы засвидетельствовать его последнюю оборону на земле. Смерть не может одолеть воина, подводящего итог всей его жизни, пока тот не закончит свой танец.
От слов дона Хуана меня пробрала дрожь. Тишина, сумерки, величественный пейзаж, все, казалось, разместили здесь как декорации к образу воина, исполняющего последний танец силы.
- Ты можешь научить меня этому танцу, даже если я не воин. - спросил я.
- Любой человек, который охотится за силой, должен выучить этот танец. - ответил он. - Но я не могу научить тебя сейчас. Вскоре у тебя может появиться достойный противник, и я покажу тебе первое движение силы. Ты должен добавлять другие движения сам, пока идешь по жизни. Каждое новое движение ты должен обрести в борьбе за силу. Поэтому, по правде говоря, стойка, форма воина — это история его жизни, танец, который вырастает по мере того, прирастает его личная сила.
- Смерть и правда останавливается, чтобы увидеть, как танцует воин?
- Воин это всего лишь человек. Скромный человек. Он не может изменить планы смерти. Но его безупречный дух, который вобрал силу после всех потрясающих трудностей, разумеется может сдержать свою смерть на мгновение, достаточное, чтобы позволить себе насладиться в последний раз призвать свою силу. Мы можем сказать, что это жест, который смерть делает в сторону тех, кто обладает безупречным духом.
Я ощутил охватившее меня беспокойство и начал говорить просто для того, чтобы облегчить его. Я спросил его, знал ли он воинов, которые умерли, и как их последний танец повлиял на их умирание.
- Оставь это. - сказал он сухо. - Умирание это величественное событие. Это больше, чем просто дернуть ногами и окоченеть.
- Станцую ли я перед лицом своей смерти, дон Хуан?
- Конечно. Ты охотишься за личной силой даже несмотря на то, что ты пока не живешь как воин.
- У воина есть обязательство возвращаться на место пристрастия каждый раз, когда он прикасается к силе, - для того, чтобы сохранить ее там. Он идет туда либо пешком, либо в сновидениях.
- И, наконец, когда его время на земле выходит, и он чувствует прикосновение смерти к левому плечу, его дух, всегда готовый, летит к месту пристрастия, и там воин исполняет танец до смерти.
- У каждого воина есть особая форма, особое выражение [attitude] силы, которое он развивает на протяжении всей своей жизни. Это своего рода танец. Движение, которое он выполняет под воздействием своей личной силы.
- Если у умирающего воина ограниченное количество силы, его танец короток; если его сила велика, его танец величественен. Но, вне зависимости от того, мала или величественна его сила, смерть должна остановиться, чтобы засвидетельствовать его последнюю оборону на земле. Смерть не может одолеть воина, подводящего итог всей его жизни, пока тот не закончит свой танец.
От слов дона Хуана меня пробрала дрожь. Тишина, сумерки, величественный пейзаж, все, казалось, разместили здесь как декорации к образу воина, исполняющего последний танец силы.
- Ты можешь научить меня этому танцу, даже если я не воин. - спросил я.
- Любой человек, который охотится за силой, должен выучить этот танец. - ответил он. - Но я не могу научить тебя сейчас. Вскоре у тебя может появиться достойный противник, и я покажу тебе первое движение силы. Ты должен добавлять другие движения сам, пока идешь по жизни. Каждое новое движение ты должен обрести в борьбе за силу. Поэтому, по правде говоря, стойка, форма воина — это история его жизни, танец, который вырастает по мере того, прирастает его личная сила.
- Смерть и правда останавливается, чтобы увидеть, как танцует воин?
- Воин это всего лишь человек. Скромный человек. Он не может изменить планы смерти. Но его безупречный дух, который вобрал силу после всех потрясающих трудностей, разумеется может сдержать свою смерть на мгновение, достаточное, чтобы позволить себе насладиться в последний раз призвать свою силу. Мы можем сказать, что это жест, который смерть делает в сторону тех, кто обладает безупречным духом.
Я ощутил охватившее меня беспокойство и начал говорить просто для того, чтобы облегчить его. Я спросил его, знал ли он воинов, которые умерли, и как их последний танец повлиял на их умирание.
- Оставь это. - сказал он сухо. - Умирание это величественное событие. Это больше, чем просто дернуть ногами и окоченеть.
- Станцую ли я перед лицом своей смерти, дон Хуан?
- Конечно. Ты охотишься за личной силой даже несмотря на то, что ты пока не живешь как воин.
"This is the site of your last stand," he said. "You will die here no matter where you are. Every
warrior has a place to die. A place of his predilection which is soaked with unforgettable
memories, where powerful events left their mark, a place where he has witnessed marvels, where
secrets have been revealed to him, a place where he has stored his personal power.
"A warrior has the obligation to go back to that place of his predilection every time he taps
power in order to store it there. He either goes there by means of walking or by means of
dreaming.
"And finally, one day when his time on earth is up and he feels the tap of his death on his left
shoulder, his spirit, which is always ready, flies to the place of his predilection and there the
warrior dances to his death.
"Every warrior has a specific form, a specific posture of power, which he develops throughout
his life. It is a sort of dance. A movement that he does under the influence of his personal power.
"If a dying warrior has limited power, his dance is short; if his power is grandiose, his dance is
magnificent. But regardless of whether his power is small or magnificent, death must stop to
witness his last stand on earth. Death cannot overtake the warrior who is recounting the toil of his
life for the last time until he has finished his dance."
Don Juan's words made me shiver. The quietness, the twilight, the magnificent scenery, all
seemed to have been placed there as props for the image of a warrior's last dance of power.
"Can you teach me that dance even though I am not a warrior?" I asked.
"Any man that hunts power has to learn that dance," he said. "Yet I cannot teach you now.
Soon you may have a worthy opponent and I will show you then the first movement of power.
You must add the other movements yourself as you go on living. Every new one must be
obtained during a struggle of power. So, properly speaking, the posture, the form of a warrior, is
the story of his life, a dance that grows as he grows in personal power."
"Does death really stop to see a warrior dance?"
"A warrior is only a man. A humble man. He cannot change the designs of his death. But his
impeccable spirit, which has stored power after stupendous hardships, can certainly hold his death
for a moment, a moment long enough to let him rejoice for the last time in recalling his power.
We may say that that is a gesture which death has with those who have an impeccable spirit."
I experienced an overwhelming anxiety and I talked just to alleviate it. I asked him if he had
known warriors that had died, and in what way their last dance had affected their dying.
"Cut it out," he said dryly. "Dying is a monumental affair. It is more than kicking your legs
and becoming stiff."
"Will I too dance to my death, don Juan?"
"Certainly. You are hunting personal power even though you don't live like a warrior yet.
warrior has a place to die. A place of his predilection which is soaked with unforgettable
memories, where powerful events left their mark, a place where he has witnessed marvels, where
secrets have been revealed to him, a place where he has stored his personal power.
"A warrior has the obligation to go back to that place of his predilection every time he taps
power in order to store it there. He either goes there by means of walking or by means of
dreaming.
"And finally, one day when his time on earth is up and he feels the tap of his death on his left
shoulder, his spirit, which is always ready, flies to the place of his predilection and there the
warrior dances to his death.
"Every warrior has a specific form, a specific posture of power, which he develops throughout
his life. It is a sort of dance. A movement that he does under the influence of his personal power.
"If a dying warrior has limited power, his dance is short; if his power is grandiose, his dance is
magnificent. But regardless of whether his power is small or magnificent, death must stop to
witness his last stand on earth. Death cannot overtake the warrior who is recounting the toil of his
life for the last time until he has finished his dance."
Don Juan's words made me shiver. The quietness, the twilight, the magnificent scenery, all
seemed to have been placed there as props for the image of a warrior's last dance of power.
"Can you teach me that dance even though I am not a warrior?" I asked.
"Any man that hunts power has to learn that dance," he said. "Yet I cannot teach you now.
Soon you may have a worthy opponent and I will show you then the first movement of power.
You must add the other movements yourself as you go on living. Every new one must be
obtained during a struggle of power. So, properly speaking, the posture, the form of a warrior, is
the story of his life, a dance that grows as he grows in personal power."
"Does death really stop to see a warrior dance?"
"A warrior is only a man. A humble man. He cannot change the designs of his death. But his
impeccable spirit, which has stored power after stupendous hardships, can certainly hold his death
for a moment, a moment long enough to let him rejoice for the last time in recalling his power.
We may say that that is a gesture which death has with those who have an impeccable spirit."
I experienced an overwhelming anxiety and I talked just to alleviate it. I asked him if he had
known warriors that had died, and in what way their last dance had affected their dying.
"Cut it out," he said dryly. "Dying is a monumental affair. It is more than kicking your legs
and becoming stiff."
"Will I too dance to my death, don Juan?"
"Certainly. You are hunting personal power even though you don't live like a warrior yet.
He whispered in my ear that I had to run downhill as fast as I could. He was going to follow
behind because he did not want to get smashed by the rocks that I might turn over in my path. He
said that I was the leader, since it was my battle of power, and that I had to be clear-headed and
abandoned in order to guide us safely out of there.
"This is it," he said in a loud voice. "If you don't have the mood of a warrior, we may never
leave the fog."
Он прошептал мне прямо в ухо, что я должен бежать вниз так быстро, насколько могу. Он последует за мной, потому что не хочет, чтобы его раздавило камнями, которые я могу перевернуть у себя на пути. Он сказал, что я ведущий, поскольку это битва за силу, и я должен иметь ясный ум и быть свободным от самоконтроля [abandoned], чтобы вывести нас оттуда невредимыми.
- Ну вот и все. - произнес он громко. - Если у тебя нет настроя воина, мы можем никогда не выйти из тумана.
behind because he did not want to get smashed by the rocks that I might turn over in my path. He
said that I was the leader, since it was my battle of power, and that I had to be clear-headed and
abandoned in order to guide us safely out of there.
"This is it," he said in a loud voice. "If you don't have the mood of a warrior, we may never
leave the fog."
Он прошептал мне прямо в ухо, что я должен бежать вниз так быстро, насколько могу. Он последует за мной, потому что не хочет, чтобы его раздавило камнями, которые я могу перевернуть у себя на пути. Он сказал, что я ведущий, поскольку это битва за силу, и я должен иметь ясный ум и быть свободным от самоконтроля [abandoned], чтобы вывести нас оттуда невредимыми.
- Ну вот и все. - произнес он громко. - Если у тебя нет настроя воина, мы можем никогда не выйти из тумана.
Если математическую задачу по поиску неизвестного Х облечь в чувственно-игрушечную форму, то 4–6-летние дети вполне способны её решить. Безо всяких дополнительных познаний в алгебре!
http://compulenta.computerra.ru/chelovek/meditsina/10011908/
Люди и животные обладают даром приблизительной количественной оценки (который ещё можно назвать «чувством числа»), позволяющим сравнить два количества, не прибегая к точным подсчётам. То есть если мы посмотрим на две группы людей, то на глаз сможем сказать, какая из них больше (конечно, если они заметно различаются). Понятно, что эта способность может быть чрезвычайно полезной, поэтому она, как было сказано, есть и у животных, а у человека проявляется уже в самом раннем детстве.
Известно также, что дети с особенно развитым «чувством числа» потом лучше успевают в математике, а пика этот талант достигает к 35 годам.
Дети понимают в алгебре больше, чем некоторые взрослые. (Фото John Lund / Stephanie Roeser.)
Исследователи из Университета Джонса Хопкинса (США) выяснили, что приблизительная количественная оценка не просто так связана с последующими успехами в математике: оказалось, что с помощью этой способности маленькие дети могут решать абстрактные алгебраические задачи.
Эксперимент Мелиссы Киббе (Melissa Kibbe) и Лизы Фейгенсон (Lisa Feigenson) заключался в следующем: ребёнку показывали игрушечных персонажей — плюшевого тигра и крокодила, у каждого из которых был стаканчик с цветными пуговицами, монетками или чем-то столь же многочисленным и мелким. Точное количество этих предметов не было известно, и ребёнок их своими глазами не видел. На столе же, где сидел тигр или крокодил со своим стаканчиком, располагалась несчитанная кучка таких же мелких предметов.
Затем экспериментатор на глазах у ребёнка сгребал кучку на столе под стаканчик, где уже имелось «имущество» игрушечного тигра (или крокодила). Затем стаканчик убирали, и перед ребёнком оказывалась увеличившаяся в размере кучка. Дитя должно было приблизительно оценить, сколько предметов изначально находилось в стаканчике и в чьём стаканчике их было больше. То есть перед ним фактически оказывалась система уравнений a + x = b и a + y = c, где нужно было сравнить х и y. И, как пишут исследователи в Developmental Science, 4-6-летние дети с этой задачей успешно справлялись.
В другом варианте эксперимента малышу показывали, сколько предметов находится в одном из двух стаканчиков, а потом психолог делал вид, что он перепутал стаканчики тигра и крокодила. И ребёнок после операции сложения должен был сказать, чья — тигриная или крокодилья — порция предметов прибавилась к кучке на столе. И вновь дети демонстрировали прекрасные алгебраические способности.
При этом учёные подчёркивают, что, когда ту же задачу детям предлагали в абстрактно-символьном виде, безо всяких тигров и крокодилов, они не могли её решить. Но тогда возникает вопрос, почему многие люди, кажется, утрачивают свои первоначальные способности, и потом, в школе или в институте, алгебраические задачи оказываются им не по зубам?
Авторы работы объясняют это так: алгебра, как мы её знаем, предполагает заучивание абстрактных правил и оперирование абстрактными символами, и справиться с таким наплывом абстрактности не всякому под силу — ведь и сама операция по поиску Х оказывается неопределённым действием, совершающимся без опоры на конкретные числовые значения. То есть, возможно, если как-то модифицировать обучение математике с учётом этих психологических результатов, у нас появится гораздо больше способных к математике детей, чем можно было бы предположить.
Кроме того, исследователи отмечают ещё один перекос в социокультурном аспекте математики, который связан с полом. В их опытах алгебраические способности одинаково успешно демонстрировали как мальчики, так и девочки, а ведь, «как все мы прекрасно знаем», математика — это «не женского ума дело» (да-да, несмотря на известные примеры-исключения), и считается, что девочки в ней успевают гораздо хуже.
Тут опять же, очевидно, нужны определённые педагогические усилия, чтобы этот социальный стереотип перестал действовать на психику учениц и чтобы к девочкам вернулись их математические способности.
Подготовлено по материалам Университета Джонса Хопкинса. Фото на заставке принадлежит Shutterstock.
http://compulenta.computerra.ru/chelovek/meditsina/10011908/
Люди и животные обладают даром приблизительной количественной оценки (который ещё можно назвать «чувством числа»), позволяющим сравнить два количества, не прибегая к точным подсчётам. То есть если мы посмотрим на две группы людей, то на глаз сможем сказать, какая из них больше (конечно, если они заметно различаются). Понятно, что эта способность может быть чрезвычайно полезной, поэтому она, как было сказано, есть и у животных, а у человека проявляется уже в самом раннем детстве.
Известно также, что дети с особенно развитым «чувством числа» потом лучше успевают в математике, а пика этот талант достигает к 35 годам.
Дети понимают в алгебре больше, чем некоторые взрослые. (Фото John Lund / Stephanie Roeser.)
Исследователи из Университета Джонса Хопкинса (США) выяснили, что приблизительная количественная оценка не просто так связана с последующими успехами в математике: оказалось, что с помощью этой способности маленькие дети могут решать абстрактные алгебраические задачи.
Эксперимент Мелиссы Киббе (Melissa Kibbe) и Лизы Фейгенсон (Lisa Feigenson) заключался в следующем: ребёнку показывали игрушечных персонажей — плюшевого тигра и крокодила, у каждого из которых был стаканчик с цветными пуговицами, монетками или чем-то столь же многочисленным и мелким. Точное количество этих предметов не было известно, и ребёнок их своими глазами не видел. На столе же, где сидел тигр или крокодил со своим стаканчиком, располагалась несчитанная кучка таких же мелких предметов.
Затем экспериментатор на глазах у ребёнка сгребал кучку на столе под стаканчик, где уже имелось «имущество» игрушечного тигра (или крокодила). Затем стаканчик убирали, и перед ребёнком оказывалась увеличившаяся в размере кучка. Дитя должно было приблизительно оценить, сколько предметов изначально находилось в стаканчике и в чьём стаканчике их было больше. То есть перед ним фактически оказывалась система уравнений a + x = b и a + y = c, где нужно было сравнить х и y. И, как пишут исследователи в Developmental Science, 4-6-летние дети с этой задачей успешно справлялись.
В другом варианте эксперимента малышу показывали, сколько предметов находится в одном из двух стаканчиков, а потом психолог делал вид, что он перепутал стаканчики тигра и крокодила. И ребёнок после операции сложения должен был сказать, чья — тигриная или крокодилья — порция предметов прибавилась к кучке на столе. И вновь дети демонстрировали прекрасные алгебраические способности.
При этом учёные подчёркивают, что, когда ту же задачу детям предлагали в абстрактно-символьном виде, безо всяких тигров и крокодилов, они не могли её решить. Но тогда возникает вопрос, почему многие люди, кажется, утрачивают свои первоначальные способности, и потом, в школе или в институте, алгебраические задачи оказываются им не по зубам?
Авторы работы объясняют это так: алгебра, как мы её знаем, предполагает заучивание абстрактных правил и оперирование абстрактными символами, и справиться с таким наплывом абстрактности не всякому под силу — ведь и сама операция по поиску Х оказывается неопределённым действием, совершающимся без опоры на конкретные числовые значения. То есть, возможно, если как-то модифицировать обучение математике с учётом этих психологических результатов, у нас появится гораздо больше способных к математике детей, чем можно было бы предположить.
Кроме того, исследователи отмечают ещё один перекос в социокультурном аспекте математики, который связан с полом. В их опытах алгебраические способности одинаково успешно демонстрировали как мальчики, так и девочки, а ведь, «как все мы прекрасно знаем», математика — это «не женского ума дело» (да-да, несмотря на известные примеры-исключения), и считается, что девочки в ней успевают гораздо хуже.
Тут опять же, очевидно, нужны определённые педагогические усилия, чтобы этот социальный стереотип перестал действовать на психику учениц и чтобы к девочкам вернулись их математические способности.
Подготовлено по материалам Университета Джонса Хопкинса. Фото на заставке принадлежит Shutterstock.
Ты хочешь обсудить это отдельно?
Дочитали до конца.