Показаны записи 51331 - 51340 из 56255
Демонстрация того, что обратимые заслонения представляют собой факт зрительного восприятия, имеет большое значение. Из этого факта следует, что заслоняющий край виден как таковой, что постоянство спрятанной поверхности тоже можно увидеть и что можно воспринимать связь между спрятанным и неспрятанным.
Наличие способности осознавать скрытое и воспринимать ближнюю и дальнюю стороны любого объекта в единстве заставляет пересмотреть большинство психологических проблем.
Нужно отказаться от учения, согласно которому все сознание есть память, за исключением того содержания, которое представлено в сознании в данный момент времени. То же самое нужно сделать и с теорией восприятия глубины. Нам удалось показать, что фиксация взора не так уж и важна для зрения.
Оказалось возможным создание новой теории ориентации, нахождения пути и обучения месту в окружающем мире. Проблемы общественного знания, эгоцентричности и уединенности перестали казаться неразрешимыми.
Наличие способности осознавать скрытое и воспринимать ближнюю и дальнюю стороны любого объекта в единстве заставляет пересмотреть большинство психологических проблем.
Нужно отказаться от учения, согласно которому все сознание есть память, за исключением того содержания, которое представлено в сознании в данный момент времени. То же самое нужно сделать и с теорией восприятия глубины. Нам удалось показать, что фиксация взора не так уж и важна для зрения.
Оказалось возможным создание новой теории ориентации, нахождения пути и обучения месту в окружающем мире. Проблемы общественного знания, эгоцентричности и уединенности перестали казаться неразрешимыми.
При старом подходе к восприятию центральным был вопрос о том, как мы можем видеть на расстоянии, и никогда не поднимался вопрос о том, как нам удается видеть прошлое и будущее. Считалось, что этот вопрос не относится к проблематике восприятия. Прошлое мы помним, а будущее — воображаем. Восприятие было всегда восприятием настоящего.
Однако эта теория никогда не работала. Никто не мог ответить на вопросы, как долго длится настоящее, или чем отличается память от воображения, или когда восприятия начинают передаваться в хранилище памяти и что в нем хранится, а также ряд других вопросов, которые неизбежно возникают в связи с этим учением.
В новом подходе к восприятию придается равный статус восприятию окружающего мира и совос-приятию Я и подразумевается, что восприятие окружающего мира происходит вне времени, а различение настоящего, прошлого и будущего соотносится только с осознанием себя самого.
Окружающий мир, видимый в данный момент времени, не составляет всего видимого окружающего мира. И точно так же видимый окружающий мир не ограничивается окружением, видимым из данной точки наблюдения. Видение сейчас и видение отсюда задают Я, а не окружающий мир.
Однако эта теория никогда не работала. Никто не мог ответить на вопросы, как долго длится настоящее, или чем отличается память от воображения, или когда восприятия начинают передаваться в хранилище памяти и что в нем хранится, а также ряд других вопросов, которые неизбежно возникают в связи с этим учением.
В новом подходе к восприятию придается равный статус восприятию окружающего мира и совос-приятию Я и подразумевается, что восприятие окружающего мира происходит вне времени, а различение настоящего, прошлого и будущего соотносится только с осознанием себя самого.
Окружающий мир, видимый в данный момент времени, не составляет всего видимого окружающего мира. И точно так же видимый окружающий мир не ограничивается окружением, видимым из данной точки наблюдения. Видение сейчас и видение отсюда задают Я, а не окружающий мир.
По-видимому, наряду с восприятием приближения и поворота можно также различать нежесткие движения, такие, как растяжение, искривление и скручивание. Эксперименты, проведенные в Упсале, ясно указывают на это.
Наряду с восприятием перемещения поверхности можно, по-видимому, воспринимать" и ее расщепление, имеющее вид расслоения в глубину. Эксперименты убеждают в том, что оптическая информация о «поверхностности» — это вовсе не близость элементов строя, как подразумевалось в предыдущей главе, а неизменность во времени порядка смежности этих постоянных элементов.
Эксперименты со зрительной кинестезией поставить в лаборатории гораздо труднее, чем эксперименты со зрительным восприятием событий. Для их проведения нужен панорамный киноэкран или псевдоокружение, подобное невидимо движущейся комнате, с помощью которого можно создавать полную иллюзию пассивной локомоции. Кроме того, всегда существует опасность эпистемологической путаницы объектов для показа с реальным окружением. Имеются, впрочем, достаточно весомые доказательства того, что теория динамической перспективы объемлющего строя применима и в случае осознания локомоции.
Более того, если поворачивать псевдоокружение вокруг наблюдателя, то, подбирая соответствующим образом оси вращения, можно вызвать у него осознание качаний, наклонов и поворотов его собственного тела.
Наряду с восприятием перемещения поверхности можно, по-видимому, воспринимать" и ее расщепление, имеющее вид расслоения в глубину. Эксперименты убеждают в том, что оптическая информация о «поверхностности» — это вовсе не близость элементов строя, как подразумевалось в предыдущей главе, а неизменность во времени порядка смежности этих постоянных элементов.
Эксперименты со зрительной кинестезией поставить в лаборатории гораздо труднее, чем эксперименты со зрительным восприятием событий. Для их проведения нужен панорамный киноэкран или псевдоокружение, подобное невидимо движущейся комнате, с помощью которого можно создавать полную иллюзию пассивной локомоции. Кроме того, всегда существует опасность эпистемологической путаницы объектов для показа с реальным окружением. Имеются, впрочем, достаточно весомые доказательства того, что теория динамической перспективы объемлющего строя применима и в случае осознания локомоции.
Более того, если поворачивать псевдоокружение вокруг наблюдателя, то, подбирая соответствующим образом оси вращения, можно вызвать у него осознание качаний, наклонов и поворотов его собственного тела.
Были собраны и подытожены факты в пользу прямого восприятия изменяющейся компоновки в окружающем мире и факты в пользу прямого восприятия движения себя самого относительно окружающего мира.
Осознание внешнего мира и осознание себя самого во внешнем мире, по-видимому, сопутствуют друг другу. Зрительно могут быть даны как движение-событие во внешнем мире, так и передвижение себя самого; первое — посредством локальных, второе — посредством глобальных изменений перспективной структуры объемлющего оптического строя.
Всегда считалось, что зрительное восприятие движения зависит от совокупности отдельных движений стимулов по поверхности сетчатки. Если бы это было так, то нужно было бы уметь объяснить, как стимулы согласуются в процессе восприятия.
В связи с необходимостью такого рода объяснений появились опыты с «группировкой» движений точек и теории так называемой кинетической глубины. Если, однако, изменение в оптическом строе обладает внутренней связностью само по себе, то его элементы не нужно согласовывать специально.
Осознание внешнего мира и осознание себя самого во внешнем мире, по-видимому, сопутствуют друг другу. Зрительно могут быть даны как движение-событие во внешнем мире, так и передвижение себя самого; первое — посредством локальных, второе — посредством глобальных изменений перспективной структуры объемлющего оптического строя.
Всегда считалось, что зрительное восприятие движения зависит от совокупности отдельных движений стимулов по поверхности сетчатки. Если бы это было так, то нужно было бы уметь объяснить, как стимулы согласуются в процессе восприятия.
В связи с необходимостью такого рода объяснений появились опыты с «группировкой» движений точек и теории так называемой кинетической глубины. Если, однако, изменение в оптическом строе обладает внутренней связностью само по себе, то его элементы не нужно согласовывать специально.
И наконец, можно создать экспериментальную комнату, вращающуюся вокруг вертикальной оси. Такая установка, которой располагают многие лаборатории, известна под названием оптокинетического барабана (например, Smith, Bojar, 1938). Как правило, предназначение этого устройства видят в том, чтобы изучать движения глаз у животных, однако его можно приспособить и для изучения зрительной кинестезии человека-наблюдателя.
Текстурированное укрытие (чаще всего это цилиндр с вертикальными полосами) вращают вокруг животного. В результате глаз и голова как единая система совершают те же компенсаторные движения, которые совершались бы при вращении самого животного. Его и в самом деле вращают, но не механически, а оптически. Люди, участвующие в таких опытах, говорят, что они ощущают себя поворачивающимися. Однако без настоящей опорной поверхности не обойтись. В своих опытах я обнаружил, что для возникновения этой иллюзии необходимо, чтобы испытуемый не видел пола под ногами или не обращал на него внимания. Если твердо встать на ноги или хотя бы попытаться сделать это, возникает осознание того, что вне комнаты существует скрытое от взора окружение.
То, что извлекается в каждом из трех случаев (при качании, наклоне и повороте), не может быть не чем иным, кроме отношения между объемлющим строем, задающим внешний мир, и краями поля зрения, задающими Я. Как уже отмечалось, верхние и нижние края поля зрения скользят по объемлющему строю при качании; при наклоне поле зрения крутится в строе; при поворачивании боковые выступы поля скользят поперек строя. Эти три вида информации были описаны в 7-й главе.
Следует отметить, что при любом из трех видов вращения тела нет ни динамической перспективы, ни течения объемлющего строя, так как вращения не сопровождаются локомоцией. Информация для восприятия компоновки оказывается минимальной.
В любом из трех случаев было бы просто бессмысленно говорить о том, что окружение вращается относительно наблюдателя (а не тело вращается относительно окружающего мира). Окружающий мир, (постоянный окружающий мир) — это то, по отношению к чему движутся объекты, животные, деформируются поверхности. Изменения нельзя задать, если не существует чего-то неизменного, лежащего в их основе. К вращению тела не применим принцип относительности движения.
Текстурированное укрытие (чаще всего это цилиндр с вертикальными полосами) вращают вокруг животного. В результате глаз и голова как единая система совершают те же компенсаторные движения, которые совершались бы при вращении самого животного. Его и в самом деле вращают, но не механически, а оптически. Люди, участвующие в таких опытах, говорят, что они ощущают себя поворачивающимися. Однако без настоящей опорной поверхности не обойтись. В своих опытах я обнаружил, что для возникновения этой иллюзии необходимо, чтобы испытуемый не видел пола под ногами или не обращал на него внимания. Если твердо встать на ноги или хотя бы попытаться сделать это, возникает осознание того, что вне комнаты существует скрытое от взора окружение.
То, что извлекается в каждом из трех случаев (при качании, наклоне и повороте), не может быть не чем иным, кроме отношения между объемлющим строем, задающим внешний мир, и краями поля зрения, задающими Я. Как уже отмечалось, верхние и нижние края поля зрения скользят по объемлющему строю при качании; при наклоне поле зрения крутится в строе; при поворачивании боковые выступы поля скользят поперек строя. Эти три вида информации были описаны в 7-й главе.
Следует отметить, что при любом из трех видов вращения тела нет ни динамической перспективы, ни течения объемлющего строя, так как вращения не сопровождаются локомоцией. Информация для восприятия компоновки оказывается минимальной.
В любом из трех случаев было бы просто бессмысленно говорить о том, что окружение вращается относительно наблюдателя (а не тело вращается относительно окружающего мира). Окружающий мир, (постоянный окружающий мир) — это то, по отношению к чему движутся объекты, животные, деформируются поверхности. Изменения нельзя задать, если не существует чего-то неизменного, лежащего в их основе. К вращению тела не применим принцип относительности движения.
По-видимому, существует прямое восприятие события, которое можно было бы описать как приближение чего-то. Это восприятие не основано на ощущении расширения или увеличения. Наблюдатели сообщали, что им не казалось, будто объект становится больше, как это бывает, например, с надувным резиновым шариком. Они даже не замечали увеличения размера тени как таковой, если расширение не было совсем медленным. Объект казался жестким, а не эластичным.
Когда объект вплотную приближается к глазам, увеличение зрительного телесного угла при его стремлении к пределу обычно протекает с ускорением. Ту часть процесса, в которой есть ускорение, Шифф и его соавторы назвали «лумингом» (Schiff, Caviness, Gibson, 1962). Он задает неминуемое столкновение, и неизбежность столкновения пропорциональна скорости увеличения. Шифф переделал установку, с помощью которой изучали луминг, так, чтобы ее можно было использовать для исследования поведения животных (Schiff, 1965).
Он проводил опыты с обезьянами, котятами, цыплятами, лягушками и манящими крабами. Все эти животные пытались убежать или, так же как и человек, уклониться от столкновения. В контрольных опытах животным предъявлялось не увеличение тени, а его временное обращение, то есть уменьшение. В этом случае животные либо вообще никак не реагировали, либо если и реагировали, то их реакции иначе, как забавными, назвать было нельзя. Вероятно, то, что они видели, представляло собой нечто удаляющееся и не угрожающее столкновением. Когда экран просто затенялся (или освещался), животные не реагировали. И, разумеется, не вызывал никаких реакций неизменяющийся силуэт на экране.
В этом эксперименте попытки человека-наблюдателя уклониться от столкновения, как правило, угасали после нескольких повторений; у животных же угасание происходило крайне редко. Однако, хотя поведение человека изменялось, его восприятие оставалось неизменным, то есть осознание того, что нечто приближается, не угасало с повторением. Очевидно, восприятие не зависело от научения условным реакциям избегания, подкрепленным механическим столкновением.
Когда объект вплотную приближается к глазам, увеличение зрительного телесного угла при его стремлении к пределу обычно протекает с ускорением. Ту часть процесса, в которой есть ускорение, Шифф и его соавторы назвали «лумингом» (Schiff, Caviness, Gibson, 1962). Он задает неминуемое столкновение, и неизбежность столкновения пропорциональна скорости увеличения. Шифф переделал установку, с помощью которой изучали луминг, так, чтобы ее можно было использовать для исследования поведения животных (Schiff, 1965).
Он проводил опыты с обезьянами, котятами, цыплятами, лягушками и манящими крабами. Все эти животные пытались убежать или, так же как и человек, уклониться от столкновения. В контрольных опытах животным предъявлялось не увеличение тени, а его временное обращение, то есть уменьшение. В этом случае животные либо вообще никак не реагировали, либо если и реагировали, то их реакции иначе, как забавными, назвать было нельзя. Вероятно, то, что они видели, представляло собой нечто удаляющееся и не угрожающее столкновением. Когда экран просто затенялся (или освещался), животные не реагировали. И, разумеется, не вызывал никаких реакций неизменяющийся силуэт на экране.
В этом эксперименте попытки человека-наблюдателя уклониться от столкновения, как правило, угасали после нескольких повторений; у животных же угасание происходило крайне редко. Однако, хотя поведение человека изменялось, его восприятие оставалось неизменным, то есть осознание того, что нечто приближается, не угасало с повторением. Очевидно, восприятие не зависело от научения условным реакциям избегания, подкрепленным механическим столкновением.
Только твердо придерживаясь принципа первенства и приоритетности отношений, можно избежать «снотворных объяснений». В опиуме нет снотворного начала, в человеке нет агрессивного инстинкта.
Материалы по Новой Гвинее и многие другие, появившиеся позже, научили меня, что объясняя, например, горделивое поведение ссылкой на «гордость» индивидуума, я ничего не достигну. Равно вы не можете' объяснить агрессию ссылкой на инстинктивную (или даже наученную) «агрессивность» . Я полагаю, что подобные объяснения, смещающие внимание с межличностной сферы на надуманную внутреннюю тенденцию, принцип, инстинкт, что хотите, - это полная бессмыслица, только мешающая увидеть реальные вопросы.
Если вы, например, хотите поговорить о «гордости», вы должны говорить о двух людях или двух группах и том. что происходит между ними. Скажем, А является объектом восхищения В, но восхищение В обусловлено и может обратиться в презрение и т. д. Далее вы можете определить конкретные виды гордости ссылкой на конкретные паттерны взаимодействия.
То же верно для «зависимости», «смелости», «пассивно-агрессивного поведения», «фатализма» и т. п. Все характерологические прилагательные следует редуцировать или расширить так, чтобы их определения были производными от паттернов взаимообмена. т. е. от комбинаций двойных описаний.
Материалы по Новой Гвинее и многие другие, появившиеся позже, научили меня, что объясняя, например, горделивое поведение ссылкой на «гордость» индивидуума, я ничего не достигну. Равно вы не можете' объяснить агрессию ссылкой на инстинктивную (или даже наученную) «агрессивность» . Я полагаю, что подобные объяснения, смещающие внимание с межличностной сферы на надуманную внутреннюю тенденцию, принцип, инстинкт, что хотите, - это полная бессмыслица, только мешающая увидеть реальные вопросы.
Если вы, например, хотите поговорить о «гордости», вы должны говорить о двух людях или двух группах и том. что происходит между ними. Скажем, А является объектом восхищения В, но восхищение В обусловлено и может обратиться в презрение и т. д. Далее вы можете определить конкретные виды гордости ссылкой на конкретные паттерны взаимодействия.
То же верно для «зависимости», «смелости», «пассивно-агрессивного поведения», «фатализма» и т. п. Все характерологические прилагательные следует редуцировать или расширить так, чтобы их определения были производными от паттернов взаимообмена. т. е. от комбинаций двойных описаний.
Теперь рассмотрим контрастирующий случай, когда животному подобный прыжок удался. В Институте океана на Гавайях самку дельфина вида Stеnо bredanesis обучили ожидать, что за звуком свистка дрессировщика следует пища, а также ожидать, что если она позднее повторит то, что делала в момент свистка, она снова услышит свисток и получит пищу.
Дрессировщики использовали это животное, чтобы показывать публике «как здесь учат дельфинов». Когда она попадает в бассейн для выступлений, дрессировщик следит за ней, и когда она делает что-то такое, что он хотел бы видеть снова, он подает свисток и ее кормят. Затем она повторяет это «что-то» И снова получает подкрепление. Трех повторений этой последовательности достаточно для выступления, и самку дельфина отсылают со сцены ждать два часа до следующего представления.
Тем самым она обучается некоторым простым правилам, которые связывают ее действия, cвисток, бассейн для выступлений и дрессировщика в паттерн, т. е. в контекстуальную структуру, набор правил, по которым группируется информация.
Но этот паттерн годится только для единичного эпизода в бассейне для выступлений. Поскольку дрессировщики хотят показывать процесс обучения снова и снова, самке дельфина приходится ломать простой паттерн, чтобы справиться с классом таких эпизодов. Существует больший контекст контекстов, в котором она оказывается «неправой».
На следующем представлении дрессировщик снова хочет «продемонстрировать оперантное обусловливание», однако чтобы это сделать, дрессировщик должен выбрать другую ярко выраженную единицу поведения. При появлении на сцене дельфин снова делает свое прежнее «что-то», но свистка не слышит. Дрессировщик ждет следующей ярко выраженной единицы поведения, возможно шлепка хвостом, обычно выражающего раздражение. Это поведение затем подкрепляется и повторяется.
Однако шлепок хвостом, конечно же, не вознаграждается на третьем представлении. В конце концов дельфиниха научилась справляться с контекстом контекстов, т. е. предлагать другую или новую ярко выраженную единицу поведения при каждом появлении на сцене.
Все это произошло в процессе свободного естественного развития отношений между дельфином, дрессировщиком и аудиторией еще до моего приезда на Гавайи. Мне стало ясно, что произошедшее потребовало обучения более высокого логического типа, нежели обычно.
По моему предложению последовательность была экспериментально воспроизведена с новым животным и тщательно запротоколирована (Pryor, Haag, O'Reilly). Учебное расписание экспериментального обучения было тщательно спланировано: животное должно было пройти серию учебных сеансов длительностью от 10 до 20 минут каждый. Животное никогда не следовало вознаграждать за поведение, которое вознаграждалось на предшествующем сеансе.
Дрессировщики использовали это животное, чтобы показывать публике «как здесь учат дельфинов». Когда она попадает в бассейн для выступлений, дрессировщик следит за ней, и когда она делает что-то такое, что он хотел бы видеть снова, он подает свисток и ее кормят. Затем она повторяет это «что-то» И снова получает подкрепление. Трех повторений этой последовательности достаточно для выступления, и самку дельфина отсылают со сцены ждать два часа до следующего представления.
Тем самым она обучается некоторым простым правилам, которые связывают ее действия, cвисток, бассейн для выступлений и дрессировщика в паттерн, т. е. в контекстуальную структуру, набор правил, по которым группируется информация.
Но этот паттерн годится только для единичного эпизода в бассейне для выступлений. Поскольку дрессировщики хотят показывать процесс обучения снова и снова, самке дельфина приходится ломать простой паттерн, чтобы справиться с классом таких эпизодов. Существует больший контекст контекстов, в котором она оказывается «неправой».
На следующем представлении дрессировщик снова хочет «продемонстрировать оперантное обусловливание», однако чтобы это сделать, дрессировщик должен выбрать другую ярко выраженную единицу поведения. При появлении на сцене дельфин снова делает свое прежнее «что-то», но свистка не слышит. Дрессировщик ждет следующей ярко выраженной единицы поведения, возможно шлепка хвостом, обычно выражающего раздражение. Это поведение затем подкрепляется и повторяется.
Однако шлепок хвостом, конечно же, не вознаграждается на третьем представлении. В конце концов дельфиниха научилась справляться с контекстом контекстов, т. е. предлагать другую или новую ярко выраженную единицу поведения при каждом появлении на сцене.
Все это произошло в процессе свободного естественного развития отношений между дельфином, дрессировщиком и аудиторией еще до моего приезда на Гавайи. Мне стало ясно, что произошедшее потребовало обучения более высокого логического типа, нежели обычно.
По моему предложению последовательность была экспериментально воспроизведена с новым животным и тщательно запротоколирована (Pryor, Haag, O'Reilly). Учебное расписание экспериментального обучения было тщательно спланировано: животное должно было пройти серию учебных сеансов длительностью от 10 до 20 минут каждый. Животное никогда не следовало вознаграждать за поведение, которое вознаграждалось на предшествующем сеансе.
Во-первых, нам следует заметить, что любые объекты, события или различия в так называемом «внешнем мире» могут стать источником информации при том условии, что они включены в контур с соответствующей сетью податливого материала, в котором они смогут вызвать изменения. В этом смысле все что угодно - солнечное затмение, отпечаток лошадиной подковы, форма листа, глазок пера павлина - может быть включено в разум, если только способно инициировать эстафету таких следственных цепей.
Нам предстоит выработать предельно широкую формулировку знаменитого положения Коржибского, который заявил, что карта - это отнюдь не территория. Рассматривая вопрос в нашей нынешней широкой перспективе, мы можем считать карту некоторым видом реакции, которая подытоживает различия и организует сведения о различиях, имеющихся на «территории».
Карта Коржибского - это удобная метафора, которая принесла много пользы, однако в предельно простой форме это утверждение гласит, что следствие - это не причина. Этот факт различия между следствием и причиной, когда оба они включены в соответствующую податливую систему, и есть основополагающее Условие того, что можно назвать трансформация или кодирование.
Некоторая закономерность отношений между следствием и причиной, разумеется, предполагается. Без этого никакой разум не смог бы догадаться о причине по следствию. Допустив существование такой закономерности, мы можем заняться классификацией различных видов отношений между следствием и причиной. Позднее эта классификация охватит очень сложные случаи, когда мы встретимся со сложными совокупностями информации, которые можно называть паттерны, последовательности действий и т.п.
Нам предстоит выработать предельно широкую формулировку знаменитого положения Коржибского, который заявил, что карта - это отнюдь не территория. Рассматривая вопрос в нашей нынешней широкой перспективе, мы можем считать карту некоторым видом реакции, которая подытоживает различия и организует сведения о различиях, имеющихся на «территории».
Карта Коржибского - это удобная метафора, которая принесла много пользы, однако в предельно простой форме это утверждение гласит, что следствие - это не причина. Этот факт различия между следствием и причиной, когда оба они включены в соответствующую податливую систему, и есть основополагающее Условие того, что можно назвать трансформация или кодирование.
Некоторая закономерность отношений между следствием и причиной, разумеется, предполагается. Без этого никакой разум не смог бы догадаться о причине по следствию. Допустив существование такой закономерности, мы можем заняться классификацией различных видов отношений между следствием и причиной. Позднее эта классификация охватит очень сложные случаи, когда мы встретимся со сложными совокупностями информации, которые можно называть паттерны, последовательности действий и т.п.
Одно определение утверждает, что «энергия» - это абстракция того же порядка, что и «материя». Обе каким-то образом вещественны и взаимно преобразуются друг в друга. Однако различие как раз не вещественно.
Другое определение более старомодно и описывает энергию как нечто с размерностью [масса * скорость2]. Различие же, обычно являющееся отношением двух аналогичных величин, размерности не имеет. Оно качественно, а не количественно. (См. Главу 2, в которой исследуются отношения между количественным и качественным аспектом паттерна.)
Для меня слова сигнал-стимул указывают на некоторый член из класса информации, входящей через орган восприятия. Однако кажется, что для многих других они означают импульс или вспрыск «энергии».
Критерий 5. В ходе ментального процесса результаты воздействия различий следует рассматривать как трансформанты (т. е. закодированные версии) предшествующих событий
Теперь нам следует рассмотреть, каким образом различия, изученные при обсуждении Критерия 2, и порожденные ими цепи различий-следствий становятся материалом, из которого создается информация, избыточность, паттерн и т. д.
Другое определение более старомодно и описывает энергию как нечто с размерностью [масса * скорость2]. Различие же, обычно являющееся отношением двух аналогичных величин, размерности не имеет. Оно качественно, а не количественно. (См. Главу 2, в которой исследуются отношения между количественным и качественным аспектом паттерна.)
Для меня слова сигнал-стимул указывают на некоторый член из класса информации, входящей через орган восприятия. Однако кажется, что для многих других они означают импульс или вспрыск «энергии».
Критерий 5. В ходе ментального процесса результаты воздействия различий следует рассматривать как трансформанты (т. е. закодированные версии) предшествующих событий
Теперь нам следует рассмотреть, каким образом различия, изученные при обсуждении Критерия 2, и порожденные ими цепи различий-следствий становятся материалом, из которого создается информация, избыточность, паттерн и т. д.
Дочитали до конца.