Полное совпадение, включая падежи, без учёта регистра

Искать в:

Можно использовать скобки, & («и»), | («или») и ! («не»). Например, Моделирование & !Гриндер

Где искать
Журналы

Если галочки не стоят — только metapractice

Автор
Показаны записи 7731 - 7740 из 56266
В третьем внимании уже нет ничего человеческого.
Кроме, "шаблона человека". "Шаблон человека" это "бог":
--в форме золотого света
--в форме антропоморфной фигуры
...нагвалисты считают шаблон человека штампом, который формирует эманации Орла в тело человека. Как-то так.
А в третьем внимании уже нет никакой глупости?
Концепция к-глупости работает только в контекстах внутреннего мира человека и межчеловеческих отношений.
Отношения между человеком и Орлом есть отдельный контекст.
Или, иначе:
--глупость имеет отношение к первому вниманию, к "известному"
--управляемая глупость имеет отношение ко второму вниманию, к "неизвестному"
--Орел проявляется в третьем внимании, в "непознаваемом".
Все-таки не полностью.
Ускользнуть от пожирания орлом остается более важным, чем что-либо другое.
Может, в этом и контроль над глупостью.
http://metapractice.livejournal.com/518886.html
Топографическая гениальность/"кретинизм" (4) Идеомоторная триангуляция
http://metapractice.livejournal.com/448249.html
Моделирование идеомоторики (4) Образы навигации
http://metapractice.livejournal.com/428011.html

Оригинал взят у ivanov_petrov в Самолеты из соломы, плавающие острова и критерий практики
http://ivanov-petrov.livejournal.com/1990793.html
...
 в книге: Лебедева А. А. 2013. Мореходное искусство народов Микронезии. СПб.:
http://kunstkamera.ru/files/lib/978-5-02-038336-4/978-5-02-038336-4.pdf Там подробно рассказано о звездной дороге, об астронавигации. На каждом острове был свой способ ориентироваться по звездам, на разных островах использовалось разное число звезд, 2-3 десятка. Вот более подробное изложение этой системы навигации. Тут культурологическое описание Глэдвина переведено на более строгий язык.


Собственно микронезийский «компас», использование которого преследует в основном мнемонические цели, представляет собой разложенные на циновке камешки, положение которых соответствует направлению на навигационные звезды."

И дальше рассказывается о микронезийской системе итэк, особой навигационной практике.

   При движении от острова к острову навигатор помимо путеводных звезд может использовать третий остров в качестве вспомогательного ориентира. По мере продвижения каноэ по курсу вспомогательный («референциальный» по терминологии Глэдвина) остров и каноэ будут последовательно изменять положение относительно друг друга.
  В процессе этого в определенных точках своего пути каноэ будет оказываться на одной прямой с референциальным островом и какой-либо звездой, или, как говорят сами островитяне, остров оказывается под звездой. (Как и при ориентировании по звездному компасу, в этом случае предпочтительнее заходящие или восходящие звезды.) Расстояния между такими точками и называется итэк, а сами отрезки являются единицами исчисления продвижения каноэ. Фиксируя их прохождение, навигатор определяет, насколько он переместился в пространстве.
  При этом выбор отрезков не случаен, в идеале «крайние», ближайшие к островам отметки должны совпадать с зоной предела видимости острова отправления или прибытия, а следующие за ними — с границей дальности полета птиц (рис. 22 [Goodenaugh, Thomas 1997]).
  С точки зрения европейского ориентирования в этой системе комбинируются два способа: пеленгование и использование створа. Пеленг, т.е. направление на остров, учитывается в тот момент, когда он оказывается в створе, т.е. на одной прямой с соответствующей звездой.
  Казалось бы, метод достаточно точен и позволяет осуществлять наблюдение за передвижением. Однако здесь есть одна тонкость, своего рода «подводный камень». Глядя на схему, мы видим одновременно все ее компоненты, которые приведены в соответствующее отношение. Но на практике расстояние до референциального острова сравнимо с расстоянием между начальной и конечной точками маршрута, т.е. он располагается в нескольких десятках миль в стороне от маршрута [Глэдвин 1995: 143]. А это означает, что он лежит вне пределов видимости с любой точки на линии курса.
  В этом случае ситуация полностью меняется: не видя острова, навигатор не может фиксировать и тот момент, когда остров проходит створ со звездой и, следовательно, не может контролировать свое положение на прямой. Пеленг только на небесное тело (как отмечалось, в силу его удаленности) в пределах такого незначительного расстояния не изменится: и с острова А, и с острова В, и из любой точки между ними он будет одинаковым; без привязки к земному объекту — острову, невозможно получить информацию о своем местоположении на отрезке в 200 и даже более миль.
Таким образом, на первый взгляд, метод не только непригоден, но и вообще лишен смысла.
  Невидимый остров исключается из системы ориентиров и, следовательно, разрушает ее — это единственный вывод, который в «европейском» пространстве возможен по отношению к острову как объекту ориентирования. В то же время нельзя отрицать, что пеленг и состворивание объектов действительно имеют место, и в этом плане соответствие микронезийских и европейских приемов не является механистическим или формальным. С точки зрения геометрии система не выглядит ошибочной.
  Микронезийский навигатор действительно фиксирует именно те точки на пути каноэ, в которых референциальный остров и звезды соствориваются. Вопрос только в том, как он это делает, поскольку основное различие, как и основная проблема, заключается в расстоянии. Остается предположить, что в микронезийской системе ориентирования существует особая техника исполнения этого приема.
  Этот момент, на наш взгляд, является ключевым. Именно с него следует начинать разговор об особенностях микронезийского ориентирования и шире — пространственного восприятия. До сих пор никто из исследователей, кроме Глэдвина, не пытался разобраться в данном вопросе, что вызывает недоумение. То ли исследователи недооценивают, насколько существенно данное различие, то ли, напротив, считают его слишком очевидным, чтобы давать комментарии.
  В результате, вопрос о том, как работает микронезийская система итэк, не находит удовлетворительного решения. Подобная ситуация иллюстрирует всю сложность «перекодировки» при изучении рассматриваемых явлений микронезийской культуры как специфических форм традиционного знания.

Акцентируя внимание на указанном нюансе, Томас Глэдвин сообщает, на первый взгляд, совершенно невероятный факт. Да, навигатор не видит, но представляет в своем воображении, что референциальный остров проходит под той или иной звездой, и констатирует, что пройдена соответствующая часть маршрута [Там же: 143]. Таким образом, для навигатора, движущегося в океане, существование острова является как бы умозрительным.

  Чрезвычайно важным и любопытным обстоятельством является то, что, если референциального острова, расположенного в нужном районе, действительно нет (а идеальным считается расположение всех трех островов, близкое к равностороннему треугольнику), вместо него в систему вводится воображаемый. Например, при путешествии с Каролинских на острова Гуам или Сайпан (Марианские о-ва) таким воображаемым объектом выступает некий «остров духов» [Goodenaugh, Thomas 1997].
  Парадоксально, но если материальный объект, используемый в качестве ориентира, может быть заменен на нематериальный, значит, необходимости в его материальности нет. Поскольку объект все равно не виден, становится несущественно — реален он или нет.



  Такой остров существует только как геометрическая точка. Тогда его введение в систему выглядит как некое дополнительное построение, которое, как известно, допускается в геометрии. Разница лишь в том, что такое построение происходит не на бумаге, а в реальном пространстве с использованием природных объектов. В пространственном, геометрическом смысле оно будет являться вполне корректным.
  Воображаемый остров — это своего рода репер, который помещается в нужной точке. Удобство его локализации определяется положением в системе по отношению к островам и звездам, которые при перемещении каноэ будут последовательно оказываться в створе с нерепрезентируемым материальным объектом, но вполне конкретной точкой пространства.
  Таким образом, происходит своего рода инверсия метода. Не точка (остров), проходя створы со звездами, задает пеленги и положения на прямой (путь каноэ), а, напротив, сами пеленги на небесный объект, взятые с определенных позиций на прямой, пересекаясь, моделируют положение точки. Расположение ориентиров это не меняет, но меняет порядок и цель действий, условие задачи и ее решение.
  Тем не менее мы все еще имеем задачу с двумя неизвестными. Что же помогает навигатору, не имея остров в качестве видимого ориентира, удерживать курс, определяя местоположение самого острова и каноэ? В системе «“итэк” нет ответа на этот вопрос, — считает Глэдвин, — ответ заключается в умении навигатора оценивать скорость каноэ при любом ветре и в его чувстве времени» [Глэдвин 1995: 143].
...  Микронезийский навигатор двигался по хорошо известной ему траектории, поскольку связи между соседними островами поддерживались регулярно. Отправная точка и генеральный курс были ему хорошо известны. Очевидно также, что опытный навигатор без труда мог оценить и скорость каноэ. Кроме того, навигационный сезон характеризуется в первую очередь благоприятными ветрами, одним из качеств которых является их стабильность не только по направлению, но и по силе. Это значит, что скорость парусного судна будет, с некоторым допущением, всегда приблизительно одной и той же. Следовательно, то же самое можно сказать и о времени прохождения расстояний, тем более что последние относительно невелики. Наконец, известными величинами являются время появления звезд и динамика их движения.
  Из всего этого следует, что, многократно проходя определенными маршрутами в одно и то же время года, навигаторы фиксировали относительную стабильность пространственно-временных соотношений, возникающих между каноэ мореплавателя, звездами (в момент их появления или исчезновения) и другими окружающими объектами. Точнее, фиксировалась определенная динамика этих соотношений, которая и легла в основу микронезийского способа определения местоположения (перемещения) каноэ. Таким образом, ориентирование происходило в системе с двумя координатными осями — пространственной и временной.
  Роль временного фактора в навигации микронезийцев отметил еще О.П. Коцебу. Он описывал случай, когда островитянин начертил группу (атолл), где они находились, а затем другой атолл «и объяснил, что если отплыть отсюда с восходом солнца, то к заходу уже можно быть там» [Коцебу 1948: 168].
  Позже эту особенность пространственного восприятия островитян удивительно точно сформулировал Ф.П. Литке. На атолле Лугунор (острова Мортлок) два навигатора начертили ему подробные, но несколько разнящиеся между собой карты Каролинского архипелага. «Мы счертили эти карты, как сокровище; но узнали впоследствии, что изустные сведения их гораздо удовлетворительнее сих карт <...> все они, сходствуя в числе островов, различествуют во взаимном их положении и расстояниях. Это и натурально. Для народа, которого познания основываются на памяти и преданиях, черты, проведенные на бумаге или на песке, не могут иметь того же значения, как для наших механическим пособиям порабощенных умов. В их глазах черты эти суть только подпора памяти <...> Они не видят противуречия в том, если два острова расставлены у одного на вершок, у другого на два, потому что каждый подразумевает между ними одинаковую продолжительность [курсив наш. — А. Л.] плавания» [Литке 1835, II: 34].
  Все эти составляющие: отличное знание природного окружения, чувство скорости и времени и, наконец, интуицию — перечисляет Глэдвин, объясняя принцип действия системы итэк. «Роль системы итэк состоит не в генерации новой первичной информации, а в упорядочении знаний навигатора о скорости, времени, географии и астрономии с целью объединения этих знаний для оценки пройденного расстояния. Эта система также помогает навигатору фокусировать свое внимание на ключевых переменных, играющих основную роль во всем навигационном процессе. Она представляет собой полезный и продуманный логический инструмент для объединения первичных данных и преобразования их в ответ на главный вопрос навигации: “Сколько еще осталось до нашей цели?”» [Глэдвин 1995: 144].
... Таким образом, мы видим, что понятия, без которых ориентирование невозможно в принципе (время, расстояние, скорость и взаиморасположение объектов), могут иметь совершенно иное воплощение, чем в европейской навигации. Одно из основных отличий состоит в их комплексном, взаимоопределяющем характере.
  Это означает, что отдельные приемы невозможно понять без учета всей системы и ее внутренних взаимосвязей. Осознание логики этих взаимосвязей так или иначе связано с реконструкцией, которая достаточно сложна даже тогда, когда мы имеем дело с использованием представителями западной и традиционной культур одних и тех же (астрономических) явлений при ориентировании. Еще большие трудности возникают, когда речь идет о навигационных методах, чуждых европейской системе ориентирования.

...
  В конечном счете мы попадаем в весьма оригинальную рациональность, где навигация работает на принципах таксономии. Таксономия тут является методом, в который укладываются разнообразные сведения, и на выходе "работы определения" получается попадание на цель - остров. Это дается автором как "культура Океана" (очень напоминает описанное Ле Гуин... Кто бы думал, что это есть на самом деле, вовсе не фантазия). Автор рассматривает устройство мифов, мифологическое пространство, которое похоже на то, что вознивает из практики культуры Океана.
  Так выглядит мышление, растворенное в деятельности. Неверно приписать мышлению план, схему, алгоритм навигации: у них его нет. Мы считаем, что такая сложная рациональная деятельность, как навигация, обязательно основана на обучении, школе, плане. А у них это запомненное практическое умение. Которое сопровождается странными изменениями картины мира, где появляются плавающие острова. Однако они доплывали до цели. Такая деятельность, пронизанная такого уровня ошибками - не бессмысленна. Работает.
  Интересно, что же дает школа в широком смысле, то есть цивилизация, наука и понятийное мышление. Умение работает и без современной научной цивилизации. И практическое умение готово перенять очень сложную деятельность. Умение будет сохраняться еще долго после того, как будет разрушено образование и правильная картина мира. Очень сложные действия - управление банками, закодами, машинами - могут выполняться без проблеска мысли. И это будет работать и уже работает.
  И наоборот - часто можно видеть выводы, которые делают современные люди - если в действиях животного обнаруживется логика, значит, это животное владеет логикой. Ведь практически видим результат? Ну вот. Если природный процесс можно описать как код и создать метафоры про семантику, значение и буквы - значит, это код с семантикой и смыслом, как иначе. Если в действиях человека виден план, значит, он у него есть. Разве это не элементарно?
  То есть критерий практики будет врать. От стадии развитого понятийного мышления, научной стадии, связанной с выработкой правильной картины мира, где острова не плавают, легко можно вернуться в ситуацию плавающих островов. Это не запрещают здравый смысл и практика.
  Когда наука переходит от цели связанной с построением истинной картины мира к нерациональным операциям, оправдание которых в том, что они работают и практически эффективны, наука переходит на уровень нерационального и практически оправданного мировоззрения. С плавающими островами. И с соломенными самолетами. Лишь бы работало. Обычное человеческое мышление, без специально развитой научной картины мира, все это легко принимает.
  В этом месте легко сказать: да, но эти ребята не смогут без чудовищных жертв открывать новое. Так можно стоят на определенном уровне технологий, или медленно деградировать, но двигаться вперед невозможно - не методом же тыка. Но как сказать о том, что же отличает соломенные самолеты от настоящих?
  Производить впечатление работающего банка не сложнее, чем работающей науки. Результаты не являются доказательством - они, конечно, имеются.
  А как узнать, что в картине мира содержатся "плавающие острова"? С помощью чего можно отказаться от проверенной работающей технологии, приносящей гарантированные результаты, и принять контринтуитивное положение, что острова стоят? Ведь то, что они плавают, подтверждают профессионалы-практики, те моряки, которые как раз плавают по морям - они точно знают, что острова плавают, сами видели.
Можно и прямее сказать. Как выяснить, что в нашей картине мира - "плавающие острова"?


</>
[pic]
...

metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)

Ага! Ты оценил.
</>
[pic]
...

agens в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)

Здорово, ценная находка !
Контролируемая глупость и есть этот мета-контроль?
Первая мета: всё равно значимо.
Вторая мета: в силу всеобщей равнозначимости, нет ничего более важного, чем что угодно другое.
Такой двойной мета-контроль нивелирует все процессы референции. Так, мы различаем три последовательных познавательных ментальных процесса:
--поиск
--осознание
--референция (сравнение, оценка)
...так вот, третий из трёх шагов, который поглощает самые большие ментальные ресурса, полностью подвергается декомпозиции, элиминированию, дезактивации.
Я научился видеть, и говорю, что нет ничего, что имело бы значение. Теперь – твоя очередь. Вполне вероятно, что в один прекрасный день ты научишься видеть, и тогда сам узнаешь, что имеет значение, а что – нет.
Наверное, имеется в виду нет ничего СОЦИАЛЬНОГО, что имело бы значение? Или даже — нет ничего человеческого.
Для меня нет ничего, имеющего значение, но для тебя, возможно, значительным будет все. Сейчас ты должен понять: человек знания живет действием, а не мыслью о действии. И не мыслями о том, что он будет думать после того, как завершит это действие. Он выбирает путь сердца и следует по этому пути. Когда он смотрит, он радуется и смеется; когда он видит, он знает. Он знает, что жизнь его закончится очень скоро: он знает, что он, как любой другой, не идет никуда: и он знает, так как видит, что одно не важнее другого.
Пусть с сердцем — это и есть указание/подсказка к тому, какие стимулы следует отбирать для прореагирования?
Типа ум надо сделать проще в режиме повседневного функционирования ("пусть с сердцем") + научиться его отключать для особых случаев ("видение").
Другими словами, у него нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни имени, ни родины. Есть только жизнь, которую нужно прожить.
И это сильно отличается от бытового понимания фразы "ничего не имеет значения (и важности)", которое означает банальную депрессию. Прожить жизнь — вот что всё-таки имеет значение. Как нечто целостное.
В таких условиях контролируемая глупость – единственное, что связывает его с окружающими. Поэтому он действует, потеет и отдувается. И взглянув на него, любой увидит обычного человека, живущего так же, как все.
Потому что "жить не как все", что казалось бы проще для человека знания, потребовало бы гораздо больше усилий для сохранения этого мета-безразличия (следовательно, экранированности от внешних — например мощных социальных — сил). Так?
Разница лишь в том, что глупость его жизни находится под контролем. Ничто не является более важным, чем что-либо другое, поэтому человек знания просто выбирает какой-то поступок и совершает его. Но совершает так, словно это имеет значение.
Для максимальной интенсивности переживаний и отсутствии "наводок" от других людей. Типа эти "наводки" по большей части проявляются на уровне рефлексии. Поэтому проще ей не заниматься.
Контролируемая глупость заставляет его говорить, что его действия очень важны, и поступать соответственно. В то же время он прекрасно понимает, что все это не имеет значения. Так что, прекращая действовать, человек знания возвращается в состояние покоя и равновесия.
Немного вот здесь с этим разбирались:
Ресурсы нагвализма (N+1) Магическое значение социума. Commit и личная сила
http://metapractice.livejournal.com/500618.html

Этот компонент "финальности" в любом действие позволяет не оставлять эмоциональных хвостов, которые потом пришлось бы зачищать рекапитуляцией.
Получается, человек знания не испытывает никаких долгосрочных эмоций? Т.е. все далеко идущие планы у него реализуются на совершенно безэмоциональных мыслительных процессах? А эмоции лишь время от времени вспыхивают?
С другой стороны, человек знания может вообще не совершать никаких поступков. Тогда он ведет себя так, словно эта отстраненность имеет для него значение. Так тоже можно, потому что и это будет контролируемая глупость.
Для этого надо иметь "личную склонность" к отстранённости, или такой путь доступен любому человеку?
А он просто выбрал смерть, потому что для него это не имело значения. Я выбрал жизнь. И смех. Причем вовсе не оттого, что это важно, а потому, что такова склонность моей натуры.
Похоже на задачу рекапитуляции по сортировке переживаний. Для контролируемой глупости субъекту следует выбирать именно такие стимулы, которые бы приводили типа к "своим" реакциям. В противовес выбору стимулов, которые делают "внешние силы", которые приводят к "чужим" реакциям.
Я говорю «выбрал», потому что вижу. Но это не значит, что я выбрал жить. Моя воля заставляет меня жить вопреки тому, что я вижу в мире. Ты сейчас не можешь меня понять из-за своей привычки думать, как ты смотришь и думать, как ты думаешь.
Хм, т.е. "воля" и "видение" в некотором роде противоположные друг другу процессы? Вообще, с одной стороны есть некое парадоксальное описание этой "контролируемой глупости".
С другой стороны, по всем ранее сделанным выводам, кажется вполне разумной гипотезой предположить, что эта "контролируемая глупость" нужна человеку знания для прозаической задачи накопления жизненного опыта для Орла.
Вот и ответ на другой парадокс/вопрос — если рекапитуляция это процесс распутывания вообще ВСЕХ жизненных переживаний, то, очевидно, он в принципе не может закончиться к моменту смерти, поскольку для этого придётся большую часть жизни жить в пещере и ни с кем не контактировать, чтобы не набирать новых переживаний для обработки! Однако, именно к. глупость даёт возможность априори не накапливать "чужих эмоций" + на полную катушку переживать "свои эмоции", вместо того, чтобы потом задним числом первые выталкивать и вторые усилять.

Дочитали до конца.