Субмодальности: я-ковые, мы-ковые, ты-ковые, вы-ковые, он-ковые, она-ковые, оно-ко
metanymous в Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Сводные темы, выпуск 19
| Эффективность Моделирующей Психотерапии | |||||
| 31. Wholeness Process | metanymous | ||||
| Исчезновение "расстояния" | eugzol | ||||
| Сводные темы | |||||
| 18. НЛП, EMDR, ECEM, EMI, EMDR-НЛП-ЭГ | metanymous | ||||
| Bigger and brighter | |||||
| 24. "молниеносно" - ? | metanymous | ||||
| Местоимения для позиций восприятия | |||||
| 3. Пятая позиция восприятия для моделиста | metanymous | ||||
| Читаем Грегори Бейтсона | |||||
| 6. КИБЕРНЕТИКА "Я": ТЕОРИЯ АЛКОГОЛИЗМА | metanymous | ||||
http://metapractice.livejournal.com/458820.html?thread=11749188#t11749188
--Расширение Я
"Она не шла впереди меня, а это я шел с той корзиной на своей голове. Это была не иллюзия, не выдумка, не желаемое и не искусственное отождествление, что было бы чрезмерно неприятно, а переживание, которое было естественным и сиюминутным".
--Ну, здесь нет якового пространства.
--Растворения Я
"Несколько шагов, которые отделяли нас, исчезли, время, память и широкое расстояние, которое порождается мыслью, полностью исчезли. Была только женщина, а не я, смотрящий на нее".
--И и здесь нет якового пространства.
--Тут даже не исчезновение "я", а исчезновение некоей эээ яковости пространства?
--Вот в этом месте есть яковое пространство:
"Это было очень тихое утро, и та одинокая женщина с большой корзиной на голове, казалось, была центром красоты и изящества. Все вещи, как будто указывали на нее и принимали как часть собственного бытия. Она не была отдельной сущностью, а частью вас, меня и этого тамариндового дерева".
--Исчезновение ээ некоего "вещества"/проводника/подложки из мира восприятия, в котором живёт/проявляется "я". Типа если "я" – это круги на воде – то исчезновение скорее самой воды, чем кругов.
--Нет, нет. Яковость пространства это типа:
(1) Субмодальности. Можно сосредоточиться и найти калибровочные вопросы для выявления яковых субмодальностей восприятия во всем диапазоне ваког по-отдельности и синестезийно вместе. И, кажется, я уже только что придумал.
Надо заводить тему. И расширять ее путем описания:
--яковых субмодальностей
--тыковых субмодальностей
--выковых
--мыковых
--ониковых
--онаковых
--онковых
--оноковых
...к этому примыкает тема: "Местоимения для позиций восприятия".
Местоимения для позиций восприятия (4)
http://metapractice.livejournal.com/449206.html
Bigger and brighter (25)
http://metapractice.livejournal.com/452839.html
Читаем Грегори Бейтсона (7)
http://metapractice.livejournal.com/363243.html
Колибровка яковых субмодальностей
Взять текст с ВАКОГ. Типа описания пейзажа. Сделать две версии описания. С личным местоимением, например, это может быть "я" и без него. В отношении каждого текста сделать репрезентацию в одной модальности. Например, это может быть визуальная модальность. Сравнить две картинки на предмет выявления субмодальной разницы:
(а) Ландшафт был сочно-зелен, словно его только что протерли и обмыли специально для нас. Повсюду, куда ни кинь взгляд, были птицы. Искрящиеся белые цапли торжественно выступали по коротеньким нежно-зеленым всходам риса; с оросительных каналов, испещренных водяными лилиями, при приближении поезда взлетали яканы, внезапно ослепляя глаз лютиковой желтизной крыльев; в небесной синеве вырисовывали свои величавые арабески коршуны-слизнееды, а в кустах без конца порхали стаи красногрудых трупиалов, и их алые грудки вспыхивали огнем на зеленом фоне.
(б) Ландшафт был сочно-зелен, словно его только что протерли и обмыли специально для МЕНЯ. Повсюду, куда ни кинь взгляд, Я ВИЖУ были птицы. Я ВИЖУ, как искрящиеся белые цапли торжественно выступали по коротеньким нежно-зеленым всходам риса; Я ВИЖУ как с оросительных каналов, испещренных водяными лилиями, при приближении поезда взлетали яканы, внезапно ослепляя глаз лютиковой желтизной крыльев; Я ВИЖУ в небесной синеве вырисовывали свои величавые арабески коршуны-слизнееды, Я ВИЖУ в кустах без конца порхали стаи красногрудых трупиалов, и их алые грудки вспыхивали огнем на зеленом фоне.
(Три билета на Эдвенчер
Дж. Даррел)
Для меня, конкретно, субмодальная разница такова.
Картина (а) имеет натуральную гамму цветов. Она имеет фиксированную точку зрения и естественные движения. Границ у картины нет. Она типа панорама.
Яковая картина (б) имеет заметное преобладание телесно-желтого оттенка в цветовом спектре. Точка зрения в ней все время меняется. При прохождении в описании через лексику "я" следует быстрое движение-приближение к тем объектам, которые в описании расположены рядом с местоимением "я". Есть рамка. Изображение более плоское типа на мониторе.
5 комментариев
сначала старые сначала новые
Столица Антананариву предстала пред в лучшем свете. Симпатичные аккуратные домики из красного кирпича с деревянными балкончиками соседствовали здесь плечом к плечу с современными деловыми кварталами, на фоне которых особенно нелепо выглядели изрытые выбоинами улицы. Большое озеро Аноси, что в центре столицы, казалось высеченным из куска черного камня, а лепестки с высаженных по его берегу сотен деревьев джакаранда устилали мостовую голубым ковром, по которому суматошно двигались машины. И машины и люди, спешившие вдоль кромки озера, оказывались усыпанными голубыми лепестками. Видневшиеся на расстоянии огромные зеленые деревья казались увенчанными чем-то вроде гигантских белых цветов, пока один из таких «цветов» не снялся с веток в медленном, исполненном изящества полете; оказывается, ветви дерева дали приют целой колонии из тысяч пар больших белых цапель, которые полетели над городом к рисовым полям в надежде полакомиться рыбой и лягушками.
...
Когда же, изнуренные до предела, завалились спать, обрушились полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли оперу Моцарта. Вода в ванне была темно-коричневая и пахла ванилью; и утренний чай, который подала изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах ванилью. Подозревается, что просто наливают чайник из-под крана. Впрочем, первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей земляники, оживил организм, влив в ткани новые силы.
...
Укрытый под бесчисленными белыми зонтиками, рынок издали напоминает поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут только нет: пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев — полный набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный; кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого — нежного, как бутоны крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с маслом и явить глазу все богатство тонов, все эти вкусности жаждут быть смешанными с маслом и обнаружить на языке все богатство вкусовых оттенков. Здесь и мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше идут палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле — пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству — такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. А вот и сами куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
..
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок были видны шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Ай-ай и я. Юбилей ковчега
Джеральд Даррел
...
Когда же, изнуренные до предела, завалились спать, обрушились полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли оперу Моцарта. Вода в ванне была темно-коричневая и пахла ванилью; и утренний чай, который подала изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах ванилью. Подозревается, что просто наливают чайник из-под крана. Впрочем, первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей земляники, оживил организм, влив в ткани новые силы.
...
Укрытый под бесчисленными белыми зонтиками, рынок издали напоминает поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут только нет: пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев — полный набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный; кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого — нежного, как бутоны крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с маслом и явить глазу все богатство тонов, все эти вкусности жаждут быть смешанными с маслом и обнаружить на языке все богатство вкусовых оттенков. Здесь и мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше идут палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле — пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству — такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. А вот и сами куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
..
Но вот одно зрелище сменяется другим — перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок были видны шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — так и тянуло попробовать.
Ай-ай и я. Юбилей ковчега
Джеральд Даррел
Столица Антананариву предстала пред моими глазами в лучшем свете. Я мог видеть симпатичные аккуратные домики из красного кирпича с деревянными балкончиками соседствовали здесь плечом к плечу с современными деловыми кварталами, на фоне которых особенно нелепо выглядели изрытые выбоинами улицы. Большое озеро Аноси, что в центре столицы, казалось для меня высеченным из куска черного камня, а лепестки с высаженных по его берегу сотен деревьев джакаранда устилали мостовую голубым ковром, по которому суматошно двигались машины. Я заметил, как машины и люди, спешившие вдоль кромки озера, оказывались усыпанными голубыми лепестками. Видневшиеся на расстоянии огромные зеленые деревья казались для меня увенчанными чем-то вроде гигантских белых цветов, пока один из таких «цветов» не снялся с веток в медленном, исполненном изящества полете; оказывается, ветви дерева дали приют целой колонии из тысяч пар больших белых цапель, которые полетели над городом к рисовым полям в надежде полакомиться рыбой и лягушками.
...
Когда же, изнуренный до предела, я завалился спать, обрушились полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли оперу Моцарта. Вода в ванне была по моей оценке темно-коричневая и пахла ванилью; и утренний чай, который подала мне изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах ванилью. Я подозреваю, что мне просто наливают чайник из-под крана. Впрочем, первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей земляники, оживил мой организм, влив в ткани новые силы.
...
Укрытый под бесчисленными белыми зонтиками, рынок издали напоминает мне поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут только нет: я вижу пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев — полный набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный; я вижу кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого — нежного, как бутоны крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с маслом и явить моему глазу все богатство тонов, все эти вкусности кажется мне жаждут быть смешанными с маслом и обнаружить на на моем языке все богатство вкусовых оттенков. Еще я замечаю мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше мой взгляд отслеживает палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле — пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству я вижу такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. Мое внимание привлекают куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
...
Когда же, изнуренный до предела, я завалился спать, обрушились полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли оперу Моцарта. Вода в ванне была по моей оценке темно-коричневая и пахла ванилью; и утренний чай, который подала мне изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах ванилью. Я подозреваю, что мне просто наливают чайник из-под крана. Впрочем, первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей земляники, оживил мой организм, влив в ткани новые силы.
...
Укрытый под бесчисленными белыми зонтиками, рынок издали напоминает мне поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут только нет: я вижу пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев — полный набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный; я вижу кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого — нежного, как бутоны крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с маслом и явить моему глазу все богатство тонов, все эти вкусности кажется мне жаждут быть смешанными с маслом и обнаружить на на моем языке все богатство вкусовых оттенков. Еще я замечаю мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше мой взгляд отслеживает палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле — пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству я вижу такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. Мое внимание привлекают куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом — утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.
...
Но вот одно зрелище сменяется другим — передо мной возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Мой взгляд отмечал как блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными, я отметил, рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом мое внимание привлек чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы выглядели для меня прозрачными и студенистыми, подрагивающими, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Далее, моим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок были видны шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — меня так и тянуло попробовать.
Ай-ай и я. Юбилей ковчега
Джеральд Даррел
Но вот одно зрелище сменяется другим — передо мной возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Мой взгляд отмечал как блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными, я отметил, рядами тянулись мясные — последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом мое внимание привлек чан с особым деликатесом — вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы выглядели для меня прозрачными и студенистыми, подрагивающими, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Далее, моим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок были видны шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди, — меня так и тянуло попробовать.
Ай-ай и я. Юбилей ковчега
Джеральд Даррел
Вопрос: опишите субмодальную разницу для первого (без "я") и для второго (с "я") описания.
Perceptual Positions feature as a process for getting insights into the world from different perspectives. In this video talks about how you can use perceptual positions for greater self-awareness, calibration of others and how you can move to a higher logical level to gather more information in any context of choice
http://www.nlpacademy.co.uk/videos/view/insights_into_perceptual_positions_from_john_grinder/
http://www.nlpacademy.co.uk/videos/view/insights_into_perceptual_positions_from_john_grinder/