Показаны записи 1911 - 1920 из 56266
Научные исследования психотерапии
Теоретически исследователь может рассматривать пациента как активного и взаимодействие с ним видеть как интеракцию, но на деле парадигма стандартного исследования не может отразить такую позицию. Это выражается, например, в принципе рандомизированного исследования, игнорирующего субъективные предпочтения пациентов, которые в наше время нередко хорошо осведомлены относительно разных моделей психотерапии и склонны активно выбирать среди них. Мишень лечения при таком представлении о процессе психотерапии, подчеркивает Orlinsky D., не пациент как индивидуальность, а скорее специфическое расстройство. Он также указывает, что многие процедуры, направленные на реализацию принципа объективности, на самом деле ее не обеспечивают.
«Миф о том, что рандомизация позволяет снять или контролировать различия в личностных характеристиках — это еще один миф современной парадигмы исследований психотерапии, так как эффективность метода рандомизации выборок зависит от закона больших чисел, а число людей в выборках редко бывает достаточным, чтобы подчиняться этому закону» [Orlinsky D.E., 2007, p. 12]. Используемые же личностные характеристики с целью их статистического контроля — это «извлеченные вне всякой связи с теорией демографические данные, собранные для описания выборки — возраст, пол, семейное положение, национальность и т.д.» [Там же].
Далее в своих итоговых размышлениях о пути, проделанном учеными с целью научного обоснования психотерапии, Orlinsky D. с глубоким разочарованием констатирует чрезмерно абстрактный и оторванный от жизни и теории взгляд на терапевтический процесс и его центральные фигуры — терапевта и клиента — при котором последние рассматриваются как определенные наборы характеристик (симптомов, черт характера и т.д.), изолированные от социо-культурного контекста. В то же время он выражает надежду, что его критика не будет понята как атака на научные исследования в психотерапии, которым он посвятил много десятилетий своей профессиональной жизни, а будет способствовать большей реалистичности и дальнейшему развитию этих исследований.
Теоретически исследователь может рассматривать пациента как активного и взаимодействие с ним видеть как интеракцию, но на деле парадигма стандартного исследования не может отразить такую позицию. Это выражается, например, в принципе рандомизированного исследования, игнорирующего субъективные предпочтения пациентов, которые в наше время нередко хорошо осведомлены относительно разных моделей психотерапии и склонны активно выбирать среди них. Мишень лечения при таком представлении о процессе психотерапии, подчеркивает Orlinsky D., не пациент как индивидуальность, а скорее специфическое расстройство. Он также указывает, что многие процедуры, направленные на реализацию принципа объективности, на самом деле ее не обеспечивают.
«Миф о том, что рандомизация позволяет снять или контролировать различия в личностных характеристиках — это еще один миф современной парадигмы исследований психотерапии, так как эффективность метода рандомизации выборок зависит от закона больших чисел, а число людей в выборках редко бывает достаточным, чтобы подчиняться этому закону» [Orlinsky D.E., 2007, p. 12]. Используемые же личностные характеристики с целью их статистического контроля — это «извлеченные вне всякой связи с теорией демографические данные, собранные для описания выборки — возраст, пол, семейное положение, национальность и т.д.» [Там же].
Далее в своих итоговых размышлениях о пути, проделанном учеными с целью научного обоснования психотерапии, Orlinsky D. с глубоким разочарованием констатирует чрезмерно абстрактный и оторванный от жизни и теории взгляд на терапевтический процесс и его центральные фигуры — терапевта и клиента — при котором последние рассматриваются как определенные наборы характеристик (симптомов, черт характера и т.д.), изолированные от социо-культурного контекста. В то же время он выражает надежду, что его критика не будет понята как атака на научные исследования в психотерапии, которым он посвятил много десятилетий своей профессиональной жизни, а будет способствовать большей реалистичности и дальнейшему развитию этих исследований.
Казалось бы, переход исследователей эффективности психотерапии «под знамя» доказательной медицины можно приветствовать. Ведь именно в результате такого рода исследований в настоящее время в серьезных медицинских кругах фактически прекратились споры о том, нужна ли психотерапия [см. Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г., Пуговкина О.Д., Никитина И.В., 2009]. Во всем цивилизованном мире она признана важным подходом в лечении психических расстройств, а услуги психотерапевтов оплачиваются через страховые кассы. Однако все чаще раздаются тревожные голоса как психотерапевтов-практиков, так и самих исследователей психотерапии, в том числе самых маститых разработчиков технологий так называемого доказательного подхода в исследованиях эффективности. У них все чаще возникают сомнения, а не пиррова ли эта победа, не грозит ли методология, укрепившая научный статус психотерапии и ее позиции в страховой медицине уничтожением ее специфики как метода и связанного с этой спецификой источника ее эффективности.
Так, один из наиболее известных и заслуженных исследователей в этой области Orlinsky D. [Orlinsky D.E., 2007] прямо пишет о некорректности перенесения ряда исследовательских принципов современной доказательной медицины на психотерапию в силу ее специфических особенностей как метода помощи. Он иронически замечает, что «область исследований психотерапии надела «парадный костюм» (trapping) «нормальной науки по Куну, т.е. выработала общепризнанную модель проведения исследований или парадигму» [Orlinsky D.E., 2007, p. 11]. Однако, подчеркивает он, используя игру английских слов, «одновременно с этим достижением согласия и приобретением статуса парадигмы, эта сфера исследований попала в капкан (trap) мало реалистичной и узкой исследовательской модели» [Там же].
В основе этой модели или парадигмы согласно Orlinsky D. лежит моделирующее представление о психотерапии как наборе специфических техник, которые могут быть выучены и приложены. В таком представлении, замечает он, активная роль отводится терапевту, а роль объекта воздействия — клиенту. Хотя, на наш взгляд, и терапевт здесь выступает в роли достаточно пассивной, так как его основная функция — точное воспроизведение протокола лечения, подлежащего исследованию. Позицию терапевта можно описать как носителя знания о методиках, которые надо использовать при лечении того или иного расстройства.
Техника лечения vs протокол лечения
Хорошим примером реализации такого моделирующего представления являются исследования, в которых сравниваются отдельные техники, которые в естественных условиях нередко применяют в комбинации друг с другом и, как правило, в сочетании с другими техниками. Например, при исследовании эффективности когнитивнобихевиоральной психотерапии обсессивно-компульсивного расстройства сравнивается эффективность применения когнитивных техник и бихевиоральной техники экспозиции, хотя в реальной практике эти техники включены в сложный целостный процесс психотерапии, который, как правило, не ограничивается даже их комбинацией [см. Барлоу, 2008].
Казалось бы, переход исследователей эффективности психотерапии «под знамя» доказательной медицины можно приветствовать. Ведь именно в результате такого рода исследований в настоящее время в серьезных медицинских кругах фактически прекратились споры о том, нужна ли психотерапия [см. Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г., Пуговкина О.Д., Никитина И.В., 2009]. Во всем цивилизованном мире она признана важным подходом в лечении психических расстройств, а услуги психотерапевтов оплачиваются через страховые кассы. Однако все чаще раздаются тревожные голоса как психотерапевтов-практиков, так и самих исследователей психотерапии, в том числе самых маститых разработчиков технологий так называемого доказательного подхода в исследованиях эффективности. У них все чаще возникают сомнения, а не пиррова ли эта победа, не грозит ли методология, укрепившая научный статус психотерапии и ее позиции в страховой медицине уничтожением ее специфики как метода и связанного с этой спецификой источника ее эффективности.
Так, один из наиболее известных и заслуженных исследователей в этой области Orlinsky D. [Orlinsky D.E., 2007] прямо пишет о некорректности перенесения ряда исследовательских принципов современной доказательной медицины на психотерапию в силу ее специфических особенностей как метода помощи. Он иронически замечает, что «область исследований психотерапии надела «парадный костюм» (trapping) «нормальной науки по Куну, т.е. выработала общепризнанную модель проведения исследований или парадигму» [Orlinsky D.E., 2007, p. 11]. Однако, подчеркивает он, используя игру английских слов, «одновременно с этим достижением согласия и приобретением статуса парадигмы, эта сфера исследований попала в капкан (trap) мало реалистичной и узкой исследовательской модели» [Там же].
В основе этой модели или парадигмы согласно Orlinsky D. лежит моделирующее представление о психотерапии как наборе специфических техник, которые могут быть выучены и приложены. В таком представлении, замечает он, активная роль отводится терапевту, а роль объекта воздействия — клиенту. Хотя, на наш взгляд, и терапевт здесь выступает в роли достаточно пассивной, так как его основная функция — точное воспроизведение протокола лечения, подлежащего исследованию. Позицию терапевта можно описать как носителя знания о методиках, которые надо использовать при лечении того или иного расстройства.
Хорошим примером реализации такого моделирующего представления являются исследования, в которых сравниваются отдельные техники, которые в естественных условиях нередко применяют в комбинации друг с другом и, как правило, в сочетании с другими техниками. Например, при исследовании эффективности когнитивнобихевиоральной психотерапии обсессивно-компульсивного расстройства сравнивается эффективность применения когнитивных техник и бихевиоральной техники экспозиции, хотя в реальной практике эти техники включены в сложный целостный процесс психотерапии, который, как правило, не ограничивается даже их комбинацией [см. Барлоу, 2008].
Хорошим примером реализации такого моделирующего представления являются исследования, в которых сравниваются отдельные техники, которые в естественных условиях нередко применяют в комбинации друг с другом и, как правило, в сочетании с другими техниками. Например, при исследовании эффективности когнитивнобихевиоральной психотерапии обсессивно-компульсивного расстройства сравнивается эффективность применения когнитивных техник и бихевиоральной техники экспозиции, хотя в реальной практике эти техники включены в сложный целостный процесс психотерапии, который, как правило, не ограничивается даже их комбинацией [см. Барлоу, 2008].
Казалось бы, переход исследователей эффективности психотерапии «под знамя» доказательной медицины можно приветствовать. Ведь именно в результате такого рода исследований в настоящее время в серьезных медицинских кругах фактически прекратились споры о том, нужна ли психотерапия [см. Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г., Пуговкина О.Д., Никитина И.В., 2009]. Во всем цивилизованном мире она признана важным подходом в лечении психических расстройств, а услуги психотерапевтов оплачиваются через страховые кассы. Однако все чаще раздаются тревожные голоса как психотерапевтов-практиков, так и самих исследователей психотерапии, в том числе самых маститых разработчиков технологий так называемого доказательного подхода в исследованиях эффективности. У них все чаще возникают сомнения, а не пиррова ли эта победа, не грозит ли методология, укрепившая научный статус психотерапии и ее позиции в страховой медицине уничтожением ее специфики как метода и связанного с этой спецификой источника ее эффективности.
Так, один из наиболее известных и заслуженных исследователей в этой области Orlinsky D. [Orlinsky D.E., 2007] прямо пишет о некорректности перенесения ряда исследовательских принципов современной доказательной медицины на психотерапию в силу ее специфических особенностей как метода помощи. Он иронически замечает, что «область исследований психотерапии надела «парадный костюм» (trapping) «нормальной науки по Куну, т.е. выработала общепризнанную модель проведения исследований или парадигму» [Orlinsky D.E., 2007, p. 11]. Однако, подчеркивает он, используя игру английских слов, «одновременно с этим достижением согласия и приобретением статуса парадигмы, эта сфера исследований попала в капкан (trap) мало реалистичной и узкой исследовательской модели» [Там же].
В основе этой модели или парадигмы согласно Orlinsky D. лежит моделирующее представление о психотерапии как наборе специфических техник, которые могут быть выучены и приложены. В таком представлении, замечает он, активная роль отводится терапевту, а роль объекта воздействия — клиенту. Хотя, на наш взгляд, и терапевт здесь выступает в роли достаточно пассивной, так как его основная функция — точное воспроизведение протокола лечения, подлежащего исследованию. Позицию терапевта можно описать как носителя знания о методиках, которые надо использовать при лечении того или иного расстройства.
Хорошим примером реализации такого моделирующего представления являются исследования, в которых сравниваются отдельные техники, которые в естественных условиях нередко применяют в комбинации друг с другом и, как правило, в сочетании с другими техниками. Например, при исследовании эффективности когнитивнобихевиоральной психотерапии обсессивно-компульсивного расстройства сравнивается эффективность применения когнитивных техник и бихевиоральной техники экспозиции, хотя в реальной практике эти техники включены в сложный целостный процесс психотерапии, который, как правило, не ограничивается даже их комбинацией [см. Барлоу, 2008].
Метаанализ; эффективность отдельных техник
Еще одним «золотым стандартом» в исследованиях эффективности психотерапии стала процедура метаанализа. Эта основная процедура в исследованиях эффективности, начиная с 1980-х г.г., представляет собой статистическое объединение данных нескольких исследований. Результаты независимых РКИ накапливаются в систематических обзорах, которые включают данные различных исследований, при условии, что они отвечают общим методическим требованиям к дизайну исследования (общие характеристики изучаемого метода терапии, критерии отбора пациентов, используемые диагностические инструменты).
В случае высокой гомогенности методических характеристик исследований, проводимых различными учеными, полученные данные могут быть объединены и обработаны при помощи особой статистической процедуры — определению «силы эффекта» (effect size). Ее целью является усреднение результатов нескольких исследований (независимо от размера выборок в каждом) для получения общего индекса эффекта. Сила эффекта может быть проинтерпретирована как процент неперекрываемости полей значений показателей, полученных для экспериментальной и контрольной групп. Так, сила эффекта в 0,8 означает, что: 1) 47,4 % значений для испытуемых двух групп не пересекаются, 2) средние показатели эмпирической группы на 0,8
стандартного отклонения выше средних показателей контрольной группы, 3) средний эмпирический пациент имеет результат лучший, чем у 79 % контрольной группы.
Тенденции к упрощению контролируемых параметров выразились, в частности, в том, что все чаще предметом оценки эффективности становятся отдельные техники (т.е. исчезает теоретическая основа и целостное представление о процессе психотерапии, на смену приходят ее «абортивные» варианты в виде набора отдельных техник), а человек редуцируется к специфическому расстройству, которым он страдает (набору симптомов и показателей адаптации). Стремление к максимальной объективации и уверенность в спекулятивности теоретических построений, свойственные позитивистской методологии, неизбежно приводят к отбрасыванию теоретических основ того или иного метода в пользу отдельных техник и процедур, а место сложных теоретических моделей различных психических расстройств, включая их механизмы и факторы, занимает соответствующий тому или иному заболеванию набор симптомов. В основе такого подхода лежит позитивистская философия и соответствующее ей моделирующее представление о процессе психотерапии как приложении типового набора техник и их комбинаций к лечению того или иного специфического расстройства, понимаемого как набор симптомов, препятствующего успешной социальной адаптации и удовлетворенности жизнью.
Еще одним «золотым стандартом» в исследованиях эффективности психотерапии стала процедура метаанализа. Эта основная процедура в исследованиях эффективности, начиная с 1980-х г.г., представляет собой статистическое объединение данных нескольких исследований. Результаты независимых РКИ накапливаются в систематических обзорах, которые включают данные различных исследований, при условии, что они отвечают общим методическим требованиям к дизайну исследования (общие характеристики изучаемого метода терапии, критерии отбора пациентов, используемые диагностические инструменты).
В случае высокой гомогенности методических характеристик исследований, проводимых различными учеными, полученные данные могут быть объединены и обработаны при помощи особой статистической процедуры — определению «силы эффекта» (effect size). Ее целью является усреднение результатов нескольких исследований (независимо от размера выборок в каждом) для получения общего индекса эффекта. Сила эффекта может быть проинтерпретирована как процент неперекрываемости полей значений показателей, полученных для экспериментальной и контрольной групп. Так, сила эффекта в 0,8 означает, что: 1) 47,4 % значений для испытуемых двух групп не пересекаются, 2) средние показатели эмпирической группы на 0,8
стандартного отклонения выше средних показателей контрольной группы, 3) средний эмпирический пациент имеет результат лучший, чем у 79 % контрольной группы.
Тенденции к упрощению контролируемых параметров выразились, в частности, в том, что все чаще предметом оценки эффективности становятся отдельные техники (т.е. исчезает теоретическая основа и целостное представление о процессе психотерапии, на смену приходят ее «абортивные» варианты в виде набора отдельных техник), а человек редуцируется к специфическому расстройству, которым он страдает (набору симптомов и показателей адаптации). Стремление к максимальной объективации и уверенность в спекулятивности теоретических построений, свойственные позитивистской методологии, неизбежно приводят к отбрасыванию теоретических основ того или иного метода в пользу отдельных техник и процедур, а место сложных теоретических моделей различных психических расстройств, включая их механизмы и факторы, занимает соответствующий тому или иному заболеванию набор симптомов. В основе такого подхода лежит позитивистская философия и соответствующее ей моделирующее представление о процессе психотерапии как приложении типового набора техник и их комбинаций к лечению того или иного специфического расстройства, понимаемого как набор симптомов, препятствующего успешной социальной адаптации и удовлетворенности жизнью.
Две методологии научных исследований — два разных моделирующих представления о процессе психотерапии
Как известно, первым крупным проектом в исследовании эффективности психотерапии стал так называемый Меннингеровский проект, проведенный в США в 1950-х гг. Позволим себе напомнить читателю основной теоретико-методологический принцип этого трудоемкого и фундаментального исследования, сформулированный автором итогового отчета R. Wallerstein: «Исходя из теоретических соображений мы считаем, что процесс и результаты психотерапии необходимым образом связаны между собой, и что эмпирическое исследование, которое позволит дать ответ на многие вопросы, должно уделять одинаковое внимание обеим сторонам. В любом исследовании, направленном на изучение результатов, должны быть сформулированы критерии улучшения, ориентированные на характер заболевания и процесс изменения» [Wallerstein R.S., 1986]. Второй методологический принцип данного исследования гласит, что организация психотерапевтического процесса должна быть максимально естественной и больные должны распределяться на разные виды психотерапии по показаниям, а не в случайном порядке [Wallerstein R.S., 1986; Kernberg O.F., Bursteine E.D., Coyne L. et al., 1972]. В дальнейшем этот тип методологии исследований эффективности, основанный, главным образом, на качественных описаниях и оценке результата, получил название «естественного» (naturalistic study) и был подвергнут критике за недостаточную объективность. В его основе лежит методология герменевтики и тесно связанное с ней моделирующее представление о психотерапевтическом процессе как опирающемся на определенную теоретическую модель механизмов заболевания, но при этом уникальном для каждого отдельного случая. Из такого моделирующего представления естественным образом вытекает отказ от формальных процедур объективизации путем рандомизации выборок, слепого контроля и разработки унифицированных схем лечения.
Как известно, первым крупным проектом в исследовании эффективности психотерапии стал так называемый Меннингеровский проект, проведенный в США в 1950-х гг. Позволим себе напомнить читателю основной теоретико-методологический принцип этого трудоемкого и фундаментального исследования, сформулированный автором итогового отчета R. Wallerstein: «Исходя из теоретических соображений мы считаем, что процесс и результаты психотерапии необходимым образом связаны между собой, и что эмпирическое исследование, которое позволит дать ответ на многие вопросы, должно уделять одинаковое внимание обеим сторонам. В любом исследовании, направленном на изучение результатов, должны быть сформулированы критерии улучшения, ориентированные на характер заболевания и процесс изменения» [Wallerstein R.S., 1986]. Второй методологический принцип данного исследования гласит, что организация психотерапевтического процесса должна быть максимально естественной и больные должны распределяться на разные виды психотерапии по показаниям, а не в случайном порядке [Wallerstein R.S., 1986; Kernberg O.F., Bursteine E.D., Coyne L. et al., 1972]. В дальнейшем этот тип методологии исследований эффективности, основанный, главным образом, на качественных описаниях и оценке результата, получил название «естественного» (naturalistic study) и был подвергнут критике за недостаточную объективность. В его основе лежит методология герменевтики и тесно связанное с ней моделирующее представление о психотерапевтическом процессе как опирающемся на определенную теоретическую модель механизмов заболевания, но при этом уникальном для каждого отдельного случая. Из такого моделирующего представления естественным образом вытекает отказ от формальных процедур объективизации путем рандомизации выборок, слепого контроля и разработки унифицированных схем лечения.
Данная статья является третьей в цикле, посвященном научнымисследованиям в области психотерапии. Первая была посвящена истории вопроса иописанию этапов развития научных разработок [Пуговкина, Никитина, Холмогорова,Гаранян, 2009], во второй было представлено современное состояние исследований, наиболееважные и проверенные данные о факторах эффективности психотерапии, а такжеспорные вопросы исследований [Холмогорова, Гаранян, Пуговкина, Никитина, 2009].
Теория и методология
Основная задача данной статьи — анализ двух конфликтующих методологическихпозиций в исследованиях психотерапии и описание оригинальных методологическихсредств изучения процесса психотерапии расстройств аффективного спектра. Длярешения этой задачи мы воспользовались разработкой выдающегося отечественногометодолога Н.Г. Алексеева, получившей название «концептуальная схема предмета изучения», которая включает моделирующеепредставление о содержании изучаемого явления, основныетеоретико-методологические принципы, на которых строится исследование, и,наконец, связанный с ними набор исследовательских правил и процедур. На основеуказанной концептуальной схемы будет дан сравнительный критический анализоппозиционных подходов в исследованиях психотерапии, а также на примереинтегративной модели помощи пациентам с расстройствами аффективного спектра представленаметодология исследования психотерапии как неклассической научной дисциплины.
Прекрасный обзор методологий исследования психотерапии, включая критику докмеда и метаанализов:
https://elibrary.ru/item.asp?id=12993403&
https://docplayer.ru/76193327-Chast-i-dve-konfliktuyushchie-metodologii-v-issledovaniyah-psihoterapii-i-ee-effektivnosti-poisk-tretego-puti-a-b-holmogorova.html
https://elibrary.ru/item.asp?id=12993403&
https://docplayer.ru/76193327-Chast-i-dve-konfliktuyushchie-metodologii-v-issledovaniyah-psihoterapii-i-ee-effektivnosti-poisk-tretego-puti-a-b-holmogorova.html
По сути стоит вопрос о гибридизации техники "хорошо оформленного результата" + рефрейминга создания новой части + ЦИ.
Первым делом надо проработать процедуру создания (синтеза) новой ценностной иерархии.
Альтернатива "делаю новое поведение <> не делаю новое поведение (делаю старое)" напоминает естественную осцилляцию привития некоей привычки. Но почему бы не попробовать альтернативу, например, "тренирую привычку сознательно <> привычка работает сама по себе"? Или "делаю охотно <> делаю без огонька". Или ещё что-нибудь такое, где собственно исполнение нового поведения заложено в качестве пресуппозиции.
Субмодальности для нового поведения, кажется, должны быть некоей "структурной суммой" набора разных ресурсов (если работаем через ЦИ, то это соответствует набору ценностей).
Первым делом надо проработать процедуру создания (синтеза) новой ценностной иерархии.
Альтернатива "делаю новое поведение <> не делаю новое поведение (делаю старое)" напоминает естественную осцилляцию привития некоей привычки. Но почему бы не попробовать альтернативу, например, "тренирую привычку сознательно <> привычка работает сама по себе"? Или "делаю охотно <> делаю без огонька". Или ещё что-нибудь такое, где собственно исполнение нового поведения заложено в качестве пресуппозиции.
Субмодальности для нового поведения, кажется, должны быть некоей "структурной суммой" набора разных ресурсов (если работаем через ЦИ, то это соответствует набору ценностей).
От чего зависит скорость возникновения привычки? И как на это можно влиять?
Слышал про 21 день, но где-то читал, что это не совсем верная информация и, что надо вроде как больше времени.
Мне приходит в голову несколько вариантов:
1. Конкретизировать поведение, которое хочется "привить".
2. "Зацепить" это поведение на ценности.
3. А где ценности, там и ЦИ... получается можно пойти в сторону выявления ЦИ формата "делаю новое поведение <> не делаю новое поведение" Если новая привычка идёт эмм как бы в "пустое" место? В ином случае "делаю новое поведение <> делаю старое поведение".
4. Субмодальности мотивации наложить на ЖП.
Слышал про 21 день, но где-то читал, что это не совсем верная информация и, что надо вроде как больше времени.
Мне приходит в голову несколько вариантов:
1. Конкретизировать поведение, которое хочется "привить".
2. "Зацепить" это поведение на ценности.
3. А где ценности, там и ЦИ... получается можно пойти в сторону выявления ЦИ формата "делаю новое поведение <> не делаю новое поведение" Если новая привычка идёт эмм как бы в "пустое" место? В ином случае "делаю новое поведение <> делаю старое поведение".
4. Субмодальности мотивации наложить на ЖП.
Дочитали до конца.