Показаны записи 1891 - 1900 из 56260
Прикладная наука
В.С. Швырев [1995] дает характеристику нового типа знания и новой науки, которая в отличие от классической науки имеет дело с деятельностными объектами и сама превращается в проектную деятельность, включается в практическую деятельность в качестве ее идеального плана. Осваивая задачи управления деятельностью (в широком смысле слова), наука не только выстраивает специфические связи с практикой, но и оказывается не в состоянии удержаться в традиционных предметных границах. Способность науки эффективно включаться в решение сложных практических задач предполагает постоянную рефлексию сложившихся методов и технологий осуществления практической деятельности, пересмотр ее оснований, втягивание в свою орбиту новых знаний, в целях совершенствования практики, расширение предметных границ.
Научные дисциплины, развивающиеся в контексте практической деятельности и создающие при этом собственные области знания, в отечественной методологии получили название неклассических. В работах таких отечественных методологов как Э.Г. Юдин, Н.Г. Алексеев, А.П. Горохов осуществлена методологическая рефлексия принципов, средств и процедур построения предмета неклассической науки на примере таких междисциплинарных областей знания как инженерная деятельность [Горохов, 1987] и эргономика — наука, комплексно изучающая деятельность человека с целью повышения эффективности взаимодействия человека с техникой, сохранения здоровья и развития личности [Юдин, 1970; Мунипов, Алексеев, Семенов, 1979].
Эти разработки вполне приложимы к современному этапу развития наук о психическом здоровье и его нарушениях, которые стоят перед необходимостью решения сложных практических задач лечения и профилактики психических расстройств, требующих комплексного учета различных факторов, выделенных в разных научных школах.
В.С. Швырев [1995] дает характеристику нового типа знания и новой науки, которая в отличие от классической науки имеет дело с деятельностными объектами и сама превращается в проектную деятельность, включается в практическую деятельность в качестве ее идеального плана. Осваивая задачи управления деятельностью (в широком смысле слова), наука не только выстраивает специфические связи с практикой, но и оказывается не в состоянии удержаться в традиционных предметных границах. Способность науки эффективно включаться в решение сложных практических задач предполагает постоянную рефлексию сложившихся методов и технологий осуществления практической деятельности, пересмотр ее оснований, втягивание в свою орбиту новых знаний, в целях совершенствования практики, расширение предметных границ.
Научные дисциплины, развивающиеся в контексте практической деятельности и создающие при этом собственные области знания, в отечественной методологии получили название неклассических. В работах таких отечественных методологов как Э.Г. Юдин, Н.Г. Алексеев, А.П. Горохов осуществлена методологическая рефлексия принципов, средств и процедур построения предмета неклассической науки на примере таких междисциплинарных областей знания как инженерная деятельность [Горохов, 1987] и эргономика — наука, комплексно изучающая деятельность человека с целью повышения эффективности взаимодействия человека с техникой, сохранения здоровья и развития личности [Юдин, 1970; Мунипов, Алексеев, Семенов, 1979].
Эти разработки вполне приложимы к современному этапу развития наук о психическом здоровье и его нарушениях, которые стоят перед необходимостью решения сложных практических задач лечения и профилактики психических расстройств, требующих комплексного учета различных факторов, выделенных в разных научных школах.
Психология отечественная неклассическая наука
В отечественной психологической традиции линия развития психологии как неклассической науки в своих истоках восходит к трудам Л.С. Выготского. Именно Л.С. Выготский — основатель культурно-исторического подхода к психике — указал на принципиальное отличие психики в качестве предмета изучения от предметов естественных наук, рассматривая человеческую психику как производную от культуры и человеческой деятельности. И именно Л.С. Выготский акцентировал практические, прикладные задачи психологии, обратившись к решению проблем умственной отсталости и аномального развития детей.
Среди ранних трудов Л.С. Выготского преобладали практически ориентированные исследования (так, из 30 работ, написанных в 1928 г., вопросам дефектологии было посвящено 17 работ — больше половины). Такой культурно-исторический практико-ориентированный подход закладывал основание для перехода психологии в принципиально иной методологический статус. Отмечая огромное методологическое значение психотехники, Л.С. Выготский [1982] считал, что психологическая практика должна развивать свою собственную «философию»,
называя ее «методологией психотехники».
Дискуссии о статусе практической психологии, ее отличии от «академической», возобновляются на рубеже 1980-90-х гг. прошлого века, когда в связи со снятием «железного занавеса» в нашей стране начинает активно развиваться психотерапия, они продолжаются и по сей день [Василюк, 2003; Зарецкий с соавт., 2002; Пузырей, 2005].
Для определения методологического статуса психотерапии как неклассической научной дисциплины есть следующие основания.
--Во-первых, психотерапия определяется как научная дисциплина [Карвасарский, 2000],
--во-вторых, находится на стыке различных областей знания, являясь областью практической психологии и медицины,
--в-третьих, представляет собой метод оказания психологической помощи (лечения), т.е. ориентирована на решение практических задач.
Наличие указанных особенностей психотерапии, как области знания и практической деятельности, по методологическому статусу сближает ее с другими науками о человеческой деятельности, особенно активно возникающими и развивающимися, начиная со второй половины ХХ века, и относящимися к наукам неклассического типа, таким, как системотехника, эргономика и др. [Мунипов, Алексеев, Семенов, 1979].
В отечественной психологической традиции линия развития психологии как неклассической науки в своих истоках восходит к трудам Л.С. Выготского. Именно Л.С. Выготский — основатель культурно-исторического подхода к психике — указал на принципиальное отличие психики в качестве предмета изучения от предметов естественных наук, рассматривая человеческую психику как производную от культуры и человеческой деятельности. И именно Л.С. Выготский акцентировал практические, прикладные задачи психологии, обратившись к решению проблем умственной отсталости и аномального развития детей.
Среди ранних трудов Л.С. Выготского преобладали практически ориентированные исследования (так, из 30 работ, написанных в 1928 г., вопросам дефектологии было посвящено 17 работ — больше половины). Такой культурно-исторический практико-ориентированный подход закладывал основание для перехода психологии в принципиально иной методологический статус. Отмечая огромное методологическое значение психотехники, Л.С. Выготский [1982] считал, что психологическая практика должна развивать свою собственную «философию»,
называя ее «методологией психотехники».
Дискуссии о статусе практической психологии, ее отличии от «академической», возобновляются на рубеже 1980-90-х гг. прошлого века, когда в связи со снятием «железного занавеса» в нашей стране начинает активно развиваться психотерапия, они продолжаются и по сей день [Василюк, 2003; Зарецкий с соавт., 2002; Пузырей, 2005].
Для определения методологического статуса психотерапии как неклассической научной дисциплины есть следующие основания.
--Во-первых, психотерапия определяется как научная дисциплина [Карвасарский, 2000],
--во-вторых, находится на стыке различных областей знания, являясь областью практической психологии и медицины,
--в-третьих, представляет собой метод оказания психологической помощи (лечения), т.е. ориентирована на решение практических задач.
Наличие указанных особенностей психотерапии, как области знания и практической деятельности, по методологическому статусу сближает ее с другими науками о человеческой деятельности, особенно активно возникающими и развивающимися, начиная со второй половины ХХ века, и относящимися к наукам неклассического типа, таким, как системотехника, эргономика и др. [Мунипов, Алексеев, Семенов, 1979].
</>
Методологический статус психотерапии - исследователь
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Методологический статус психотерапии как науки неклассического типа и вытекающая из него концептуальная схема исследования
M. Lambert, S. Garfield, A. Bergin пишут о необходимости свободной дискуссии и методологического плюрализма в дальнейшем развитии исследований в области психотерапии [Lambert, Garfield, Bergin, 2004]. На наш взгляд, определенный выход из создавшийся ситуации лежит в анализе методологического статуса психотерапии как науки неклассического типа.
Понятие неклассической науки возникает в связи с пониманием зависимости результатов познания от деятельности человека и, в этом смысле, его относительности, возможности существования разных моделей реальности [Степин, 1976]. Претензии классической науки на открытие объективной истины, единственно верного знания были поколеблены. Это становится окончательно очевидным вместе с возникновением приборной физики, так как результаты познания оказывались прямо зависимыми от особенностей процедуры исследования и используемых приборов. Для гуманитарных наук эта зависимость не столь очевидна. Однако и там существуют свои «приборы», правда, виртуальные, интеллектуальные, в качестве которых выступают теоретические модели реальности, на которые опирается исследователь.
Новый этап в развитии представлений о неклассической науке обусловлен необходимостью синтеза знаний при переходе к решению сложных практических задач, связанных с человеческой деятельностью и требующих комплексного учета различных факторов. Именно перед такими задачами стоит современная психотерапия: знания, накопленные в различных направлениях психотерапии, клинической психологии и психиатрии, во многом дополняют друг друга, что остро ставит задачу выработки средств их научно-обоснованной интеграции.
M. Lambert, S. Garfield, A. Bergin пишут о необходимости свободной дискуссии и методологического плюрализма в дальнейшем развитии исследований в области психотерапии [Lambert, Garfield, Bergin, 2004]. На наш взгляд, определенный выход из создавшийся ситуации лежит в анализе методологического статуса психотерапии как науки неклассического типа.
Понятие неклассической науки возникает в связи с пониманием зависимости результатов познания от деятельности человека и, в этом смысле, его относительности, возможности существования разных моделей реальности [Степин, 1976]. Претензии классической науки на открытие объективной истины, единственно верного знания были поколеблены. Это становится окончательно очевидным вместе с возникновением приборной физики, так как результаты познания оказывались прямо зависимыми от особенностей процедуры исследования и используемых приборов. Для гуманитарных наук эта зависимость не столь очевидна. Однако и там существуют свои «приборы», правда, виртуальные, интеллектуальные, в качестве которых выступают теоретические модели реальности, на которые опирается исследователь.
Новый этап в развитии представлений о неклассической науке обусловлен необходимостью синтеза знаний при переходе к решению сложных практических задач, связанных с человеческой деятельностью и требующих комплексного учета различных факторов. Именно перед такими задачами стоит современная психотерапия: знания, накопленные в различных направлениях психотерапии, клинической психологии и психиатрии, во многом дополняют друг друга, что остро ставит задачу выработки средств их научно-обоснованной интеграции.
В нашей стране на глубокий разрыв между академической наукой и психологической практикой неоднократно указывал Ф.Е. Василюк. Однако в Западной психологии и психотерапии этот разрыв, о котором пишут цитированные выше западные авторы, заключается не в отсутствии интереса исследователей к нуждам и задачам практики, как это долгое время было в нашей стране, а в тенденции привнесения методологии исследования психотерапии извне, без достаточно глубокой рефлексии ее специфики как области практики.
О неизбежном сопротивлении привнесенным извне методологическим схемам блестяще написали отечественные методологи И.В. Блауберг и Э.Г. Юдин: «Как показывает история науки, познание обычно остается удивительно индифферентным к навязываемой ему извне методологической помощи, особенно в тех случаях, когда эта последняя предлагается в виде детализированного, скрупулезно разработанного регламента»
[Блауберг, Юдин, 1973, с. 44]. В своем критическом анализе философии натурализма B. Slife подчеркивает, что в основе разногласий между практиками и исследователями лежит вопрос об адекватности исследовательских методов, призванных обеспечить эффективную клиническую практику. В условиях страховой медицины представители разных школ психотерапии стремятся обосновать, что их метод лечения отвечает критериям доказательной медицины.
Однако одновременно раздаются голоса исследователей и практиков, указывающие на ограничения существующих методов оценки эффективности и предупреждающие об опасности сужения возможностей дальнейшего развития психотерапии как метода лечения. Парадигма, которая обосновала и укрепила статус психотерапии, как эффективного метода лечения, теперь грозит возможной задержкой ее дальнейшего развития.
Таким образом, можно констатировать столкновение двух парадигм в исследованиях психотерапии — герменевтической и позитивистской, в основе которых лежат разные концептуальные схемы, т.е. разные моделирующие представления о процессе психотерапии, разные теоретические принципы построения исследования и разные процедуры и правила проведения таких исследований.
О неизбежном сопротивлении привнесенным извне методологическим схемам блестяще написали отечественные методологи И.В. Блауберг и Э.Г. Юдин: «Как показывает история науки, познание обычно остается удивительно индифферентным к навязываемой ему извне методологической помощи, особенно в тех случаях, когда эта последняя предлагается в виде детализированного, скрупулезно разработанного регламента»
[Блауберг, Юдин, 1973, с. 44]. В своем критическом анализе философии натурализма B. Slife подчеркивает, что в основе разногласий между практиками и исследователями лежит вопрос об адекватности исследовательских методов, призванных обеспечить эффективную клиническую практику. В условиях страховой медицины представители разных школ психотерапии стремятся обосновать, что их метод лечения отвечает критериям доказательной медицины.
Однако одновременно раздаются голоса исследователей и практиков, указывающие на ограничения существующих методов оценки эффективности и предупреждающие об опасности сужения возможностей дальнейшего развития психотерапии как метода лечения. Парадигма, которая обосновала и укрепила статус психотерапии, как эффективного метода лечения, теперь грозит возможной задержкой ее дальнейшего развития.
Таким образом, можно констатировать столкновение двух парадигм в исследованиях психотерапии — герменевтической и позитивистской, в основе которых лежат разные концептуальные схемы, т.е. разные моделирующие представления о процессе психотерапии, разные теоретические принципы построения исследования и разные процедуры и правила проведения таких исследований.
В заключительной главе уже не раз цитированного руководства его редакторы S. Garfield и A. Bergin вместе с ко-редактором пятого издания M. Lambert уделяют особое внимание анализу противоречий данной методологии исследований с реальной практикой, где все большую роль начинает играть тенденция к интеграции различных подходов и остается все меньше сторонников «неприкосновенной чистоты» метода. В частности, они отмечают, что «тенденция к эклектизму в психотерапевтической практике вступает в противоречие с исследованиями, направленными на изучение эффективности определенных форм и техник психотерапии по отношению к разным специфическим расстройствам (выделено мною. — А.Х.)» [Lambert, Garfield, Bergin, 2004].
В 80-е и 90-е гг. прошлого века было проведено большое количество исследований подобного рода, что привело к значительным разногласиям между практикующими психотерапевтами и исследователями.
С начала 1990-х гг. 12 отдел Американской психологической Ассоциации (Общество Клинической Психологии) направил значительные усилия на то, чтобы обнаружить «лечение, которое помогает». Членам этого подразделения приходится сталкиваться с множеством спорных вопросов (например, развитие форм лечения, развитие диагностической системы). Попытки этого комитета выработать критерии эффективности и составить список эффективных форм терапии сталкиваются со все возрастающим протестом со стороны исследователей и практикующих психотерапевтов.
Bohart, O’Hara и Leitner [1998] считают, что подобная попытка может быть расценена скорее как надругательство над психотерапией, нежели ее валидизация. Они заявили, что предложенный эмпирический критерий не только не подходит для оценки психотерапии, но и затрудняет проведение серьезных исследований, подталкивая их в направлении узкой медицинской модели, созданной для изучения эффекта воздействия отдельных препаратов.
Henry [1998] высказывается в сходном ключе: он заявляет, что долговременные последствия разработки психотерапии, получившей эмпирическую поддержку, будут негативными как для практической деятельности психотерапевтов и их обучения, так и для научного исследования. Подобные изыскания, подчеркивает он, ограничивают возможности для обучения и лечения, предоставляют слишком много власти третьей стороне — тем, кто оплачивает психотерапию.
Addis, Wade и Hatgis [1999] отмечают, что уменьшение разнообразия подходов к лечению и повышение бюрократической составляющей в области психического здоровья вызвано широким распространением руководств по психотерапии в течение последнего десятилетия. Этим руководствам, однако, считают авторы, присущ ряд недостатков: они снижают качество психотерапевтических отношений, снижают удовлетворение от работы, ограничивают новаторство и творчество практикующих психотерапевтов. В целом, считают авторы, преодолеть противоречия между исследователями и психотерапевтами можно лишь прислушиваясь к нуждам практикующих психотерапевтов.
В 80-е и 90-е гг. прошлого века было проведено большое количество исследований подобного рода, что привело к значительным разногласиям между практикующими психотерапевтами и исследователями.
С начала 1990-х гг. 12 отдел Американской психологической Ассоциации (Общество Клинической Психологии) направил значительные усилия на то, чтобы обнаружить «лечение, которое помогает». Членам этого подразделения приходится сталкиваться с множеством спорных вопросов (например, развитие форм лечения, развитие диагностической системы). Попытки этого комитета выработать критерии эффективности и составить список эффективных форм терапии сталкиваются со все возрастающим протестом со стороны исследователей и практикующих психотерапевтов.
Bohart, O’Hara и Leitner [1998] считают, что подобная попытка может быть расценена скорее как надругательство над психотерапией, нежели ее валидизация. Они заявили, что предложенный эмпирический критерий не только не подходит для оценки психотерапии, но и затрудняет проведение серьезных исследований, подталкивая их в направлении узкой медицинской модели, созданной для изучения эффекта воздействия отдельных препаратов.
Henry [1998] высказывается в сходном ключе: он заявляет, что долговременные последствия разработки психотерапии, получившей эмпирическую поддержку, будут негативными как для практической деятельности психотерапевтов и их обучения, так и для научного исследования. Подобные изыскания, подчеркивает он, ограничивают возможности для обучения и лечения, предоставляют слишком много власти третьей стороне — тем, кто оплачивает психотерапию.
Addis, Wade и Hatgis [1999] отмечают, что уменьшение разнообразия подходов к лечению и повышение бюрократической составляющей в области психического здоровья вызвано широким распространением руководств по психотерапии в течение последнего десятилетия. Этим руководствам, однако, считают авторы, присущ ряд недостатков: они снижают качество психотерапевтических отношений, снижают удовлетворение от работы, ограничивают новаторство и творчество практикующих психотерапевтов. В целом, считают авторы, преодолеть противоречия между исследователями и психотерапевтами можно лишь прислушиваясь к нуждам практикующих психотерапевтов.
5. Универсализм
B. Slife характеризует универсализм как принцип, базирующийся на трех китах: стандартизация, глобализация, повторяемость. Отсюда возникает противоречие между необходимостью получения универсального знания, которое можно применить ко всем сходным явлениям, и изменчивыми, уникальными явлениями и состояниями, с которыми имеет дело психотерапевт в каждом конкретном случае.
Преодоление противоречия видится в использовании методологии герменевтики, признании изменчивости предмета психотерапии и учете культурального и жизненного контекста клиента.
B. Slife характеризует универсализм как принцип, базирующийся на трех китах: стандартизация, глобализация, повторяемость. Отсюда возникает противоречие между необходимостью получения универсального знания, которое можно применить ко всем сходным явлениям, и изменчивыми, уникальными явлениями и состояниями, с которыми имеет дело психотерапевт в каждом конкретном случае.
Преодоление противоречия видится в использовании методологии герменевтики, признании изменчивости предмета психотерапии и учете культурального и жизненного контекста клиента.
4. Атомизм
Эта посылка предполагает, что человек представляет собой набор индивидуальных качеств и потребностей. Ограничение атомизма состоит в невозможности абстрагирования от интерперсонального (семейного, межличностного) контекста и решения проблемы отдельного клиента независимо от его окружения.
В логике классического исследования такое абстрагирование возможно, но при разработке методов практической помощи оно может приводить к потере важного ресурса (например, отказ работы с дисфункциональной семьей пациента) и в ряде случаев невозможности оказания эффективной психологической помощи.
Эта посылка предполагает, что человек представляет собой набор индивидуальных качеств и потребностей. Ограничение атомизма состоит в невозможности абстрагирования от интерперсонального (семейного, межличностного) контекста и решения проблемы отдельного клиента независимо от его окружения.
В логике классического исследования такое абстрагирование возможно, но при разработке методов практической помощи оно может приводить к потере важного ресурса (например, отказ работы с дисфункциональной семьей пациента) и в ряде случаев невозможности оказания эффективной психологической помощи.
3. Гедонизм
В рамках философии натурализма под гедонизмом понимается стремление людей к позитивным ощущениям и избеганию любой боли. Гедонизм играет важную роль в эволюции и способствует сохранению вида.
В психологии ведущим теоретиком «гедонизма» B. Slife называет З. Фрейда, утверждавшего примат принципа удовольствия в регуляции всего поведения человека.
К той же позиции он относит и представителей бихевиоральной традиции, подчеркивавших роль положительного подкрепления как ведущего источника развития и также регулятора поведения.
Он отмечает признаки гедонистического подхода и в гуманистической психологии — это принцип «самоактуализации», и в когнитивной психотерапии, основная цель которой, согласно А. Беку — снижение эмоционального дистресса.
Гедонизм, согласно B. Slife, исключает альтруизм и бескорыстную помощь другому, что, несомненно, является несколько упрощенной трактовкой, так как удовлетворение человек может получать и от альтруистического поведения.
Тем не менее, B. Slife считает, что для преодоления этого противоречия требуется ни больше ни меньше, чем пересмотр упомянутых выше классических теорий, лежащих в основе психотерапевтических подходов, и определение в них места религиозным, альтруистическим ценностям, переживаниям, самоотречению в пользу другого и т.п.
Например, представление о депрессии как об имеющей свой особый смысл, а не только как о страдании, боли, которые должны быть ликвидированы, другими словами, не всегда основной целью терапии должно быть непременное, независимое от обстоятельств «улучшение самочувствия» клиента.
В рамках философии натурализма под гедонизмом понимается стремление людей к позитивным ощущениям и избеганию любой боли. Гедонизм играет важную роль в эволюции и способствует сохранению вида.
В психологии ведущим теоретиком «гедонизма» B. Slife называет З. Фрейда, утверждавшего примат принципа удовольствия в регуляции всего поведения человека.
К той же позиции он относит и представителей бихевиоральной традиции, подчеркивавших роль положительного подкрепления как ведущего источника развития и также регулятора поведения.
Он отмечает признаки гедонистического подхода и в гуманистической психологии — это принцип «самоактуализации», и в когнитивной психотерапии, основная цель которой, согласно А. Беку — снижение эмоционального дистресса.
Гедонизм, согласно B. Slife, исключает альтруизм и бескорыстную помощь другому, что, несомненно, является несколько упрощенной трактовкой, так как удовлетворение человек может получать и от альтруистического поведения.
Тем не менее, B. Slife считает, что для преодоления этого противоречия требуется ни больше ни меньше, чем пересмотр упомянутых выше классических теорий, лежащих в основе психотерапевтических подходов, и определение в них места религиозным, альтруистическим ценностям, переживаниям, самоотречению в пользу другого и т.п.
Например, представление о депрессии как об имеющей свой особый смысл, а не только как о страдании, боли, которые должны быть ликвидированы, другими словами, не всегда основной целью терапии должно быть непременное, независимое от обстоятельств «улучшение самочувствия» клиента.
2. Материализм
Материализм в науке проявляется как тенденция к операционализации изучаемого предмета с целью сделать его «наблюдаемым» и объективно фиксируемым. На практике это приводит к возрастающей биологизации в исследованиях психических расстройств, а в исследованиях эффективности психотерапии, во-первых — к ориентации на объективные показатели эффекта терапии (в последнее время, например, ведется поиск биологических изменений в результате психотерапии), во-вторых — к возрастанию роли оценки экономичности лечения.
Проблемы возникают как при операционализации критериев (в частности, определении валидности проявлений, или их соответствия феномену, который требуется определить), так и при определении предмета приложения усилий психотерапевта, который не имеет полного материального эквивалента и который невозможно свести к биологическим аспектам психики.
Приведем иллюстрацию возрастания материалистических тенденций в современной психотерапии, которые, на наш взгляд, точнее было бы назвать тенденцией к биологическому редукционизму. Так, один из известных исследователей процесса психотерапии и факторов ее эффективности K. Grave утверждает, что психотерапию будущего будут называть нейропсихотерапией, так как специалисты будут рассматривать феноменологию нарушений психической жизни через призму нарушений процессов в нервной системе [K. Grave, 2006].
B. Slife подчеркивает, что биологические факторы являются необходимыми, но недостаточными для психотерапевтических исследований, и преодоление материализма требует учета поведенческих, когнитивных, социальных и других аспектов.
Материализм в науке проявляется как тенденция к операционализации изучаемого предмета с целью сделать его «наблюдаемым» и объективно фиксируемым. На практике это приводит к возрастающей биологизации в исследованиях психических расстройств, а в исследованиях эффективности психотерапии, во-первых — к ориентации на объективные показатели эффекта терапии (в последнее время, например, ведется поиск биологических изменений в результате психотерапии), во-вторых — к возрастанию роли оценки экономичности лечения.
Проблемы возникают как при операционализации критериев (в частности, определении валидности проявлений, или их соответствия феномену, который требуется определить), так и при определении предмета приложения усилий психотерапевта, который не имеет полного материального эквивалента и который невозможно свести к биологическим аспектам психики.
Приведем иллюстрацию возрастания материалистических тенденций в современной психотерапии, которые, на наш взгляд, точнее было бы назвать тенденцией к биологическому редукционизму. Так, один из известных исследователей процесса психотерапии и факторов ее эффективности K. Grave утверждает, что психотерапию будущего будут называть нейропсихотерапией, так как специалисты будут рассматривать феноменологию нарушений психической жизни через призму нарушений процессов в нервной системе [K. Grave, 2006].
B. Slife подчеркивает, что биологические факторы являются необходимыми, но недостаточными для психотерапевтических исследований, и преодоление материализма требует учета поведенческих, когнитивных, социальных и других аспектов.
1. Объективизм
Вроде бы ценность такой позиции очевидна — она направлена на внедрение в практику так называемых эмпирически обоснованных методов. Однако на деле возрастание роли эмпирически обоснованных видов терапии приводит к тому, что при трудностях теоретической интеграции методов ученые предпочитают отделить техники от теории и эмпирически проверить их эффективность. Натурализм предполагает, что все изучаемые и наблюдаемые явления имеют объективную природу, т.е. находятся вне сознания исследователя. Однако предмет изучения в психотерапии не вполне соответствует этому представлению, хотя и делаются попытки объективизировать наблюдаемые явления, «отделить» их от исследователя: рандомизация, «слепые» наблюдения и т.п.
Вывод, который делают авторы из вышесказанного: психотерапевт должен анализировать свои теоретические основания, видеть их преломление в методах, которые он применяет, и использовать их преимущества для эффективного лечения. Иными словами, целостность всегда больше суммы частей, из которых она складывается, а деятельность психотерапевта нельзя свести к сумме отдельных техник, которые он применяет.
Вроде бы ценность такой позиции очевидна — она направлена на внедрение в практику так называемых эмпирически обоснованных методов. Однако на деле возрастание роли эмпирически обоснованных видов терапии приводит к тому, что при трудностях теоретической интеграции методов ученые предпочитают отделить техники от теории и эмпирически проверить их эффективность. Натурализм предполагает, что все изучаемые и наблюдаемые явления имеют объективную природу, т.е. находятся вне сознания исследователя. Однако предмет изучения в психотерапии не вполне соответствует этому представлению, хотя и делаются попытки объективизировать наблюдаемые явления, «отделить» их от исследователя: рандомизация, «слепые» наблюдения и т.п.
Вывод, который делают авторы из вышесказанного: психотерапевт должен анализировать свои теоретические основания, видеть их преломление в методах, которые он применяет, и использовать их преимущества для эффективного лечения. Иными словами, целостность всегда больше суммы частей, из которых она складывается, а деятельность психотерапевта нельзя свести к сумме отдельных техник, которые он применяет.
Дочитали до конца.