Показаны записи 21 - 30 из 299
![[userpic]](http://localhost:4000/images/none.gif)
Есть важный паттерн, о котором мы бы хотели поговорить в следующую очередь. Если я ваш клиент, и вы спрашиваете меня «Ну, как оно прошло на этой неделе?», а я отвечаю вам так: (тяжело вздыхает, голова опущена, в низкой тональности) «Эх, все сработало просто великолепно на этой неделе. (вздыхает, качает головой, как будто говоря «нет», ухмыляется). Никаких проблем.» Сейчас смех указывает нам на то, что здесь есть некоторое число людей, которые распознали подаваемую нами необычную коммуникацию. Имя, которое мы приняли для ее обозначения, - неконгруэнтность. То, что я вам подаю в тоне голоса, движениях тела и головы — не соответствует моим словам. Итак, какие реакции у вас есть на это, как у профессиональных коммуникаторов? Какие выборы у вас есть, чтобы отреагировать на эту ситуацию?
Мета-комментировать это один выбор, и я думаю, это хороший выбор. Однако, это только один выбор. Когда я наблюдаю и слушаю, как коммуницируют терапевты, я часто замечаю, что это единственный выбор, который имеет множество из них, когда они сталкиваются с неконгруэнтностью — что люди, вовлеченные в дело выбора, выбора не имеют. Вы хотите иметь множество выборов для реагирования на неконгруэнтность. Вы хотите иметь выбор — усиливать их невербальные сигналы, или называть их лжецами и нападать на них, или игнорировать их, или простоотзеркаливать их и неконгруэнтно произносить «Я так рад!» (качая головой и ухмыляясь).
Или же вы можете понять местами вербальное и невербальное сообщение, сказав, улыбаясь и кивая головой: “Это ужасно!” ответ который вы на это получите, удивителен, поскольку люди не подозревают, что они не вербализуют. В ответ на подобную вашу реакцию люди теряются, либо начинают вербализировать сообщения, которые до этого были невербальным. Происходит так, как если бы они взяли бессознательный материал и сделали его сознательным, и наоборот.
Не является ли этот способ дополнительным для/при необходимости переключить полярность? Хотя, опять же надо выявить контекст, когда такая реакция приводит к переключению полярностей.
Мета-комментировать это один выбор, и я думаю, это хороший выбор. Однако, это только один выбор. Когда я наблюдаю и слушаю, как коммуницируют терапевты, я часто замечаю, что это единственный выбор, который имеет множество из них, когда они сталкиваются с неконгруэнтностью — что люди, вовлеченные в дело выбора, выбора не имеют. Вы хотите иметь множество выборов для реагирования на неконгруэнтность. Вы хотите иметь выбор — усиливать их невербальные сигналы, или называть их лжецами и нападать на них, или игнорировать их, или простоотзеркаливать их и неконгруэнтно произносить «Я так рад!» (качая головой и ухмыляясь).
Или же вы можете понять местами вербальное и невербальное сообщение, сказав, улыбаясь и кивая головой: “Это ужасно!” ответ который вы на это получите, удивителен, поскольку люди не подозревают, что они не вербализуют. В ответ на подобную вашу реакцию люди теряются, либо начинают вербализировать сообщения, которые до этого были невербальным. Происходит так, как если бы они взяли бессознательный материал и сделали его сознательным, и наоборот.
Не является ли этот способ дополнительным для/при необходимости переключить полярность? Хотя, опять же надо выявить контекст, когда такая реакция приводит к переключению полярностей.
Потеря корковой интеграции и изменения в динамике электрофизиологических сигналов мозга характеризуют переход от бодрствования к бессознательному. В этом исследовании мы приходим к базовой модели, объясняющей эти наблюдения, основанные на теории фазовых переходов в сложных системах.
Высокая интеграция корковых процессов – сознание. А низкая интеграция – бессознательное.
Ну, а «теория фазовых переходов» это так же круто типа «хаоса».
Мы изучили связь между пространственными и временными корреляциями крупномасштабной активности мозга, записанной с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии во время бодрствования, пропофол-индуцированной седации и потери сознания, и во время последующего восстановления.
Ну, поскольку в этом случае «потеря сознания» идёт от химии, то результат вообще нельзя считать ни в каком виде никаким «бессознательным».
Мы наблюдали, что во время бессознательного состояния активность в фронтоталамических областях демонстрировала снижение временных корреляций дальнего радиуса действия и уход функциональных связей от анатомических ограничений.
Химическое одурманивание мозга является карго-моделью бессознательной активности.
Модель системы, демонстрирующая фазовый переход воспроизводит наши результаты, как и сниженная чувствительность коры к внешним воздействиям во время бессознательного состояния. Эта структура объединяет различные наблюдения о деятельности мозга во время бессознательного состояния и предсказывает, что принципы, которые мы определили, являются универсальными и независимыми от ее (активности) причин.
Ну, т.е. методологическая схема исследования следующая:
--«сознание» замерили на каком-то фоне выполнения заданий или просто бодрствования
--в роли карго-«бессознательного» взяли химическое одурманивание
--сняли показатели в томографе и применили «теорию» к объяснению и обсчёту данных
…итоговые результаты пусть используют «британские ученые».
Высокая интеграция корковых процессов – сознание. А низкая интеграция – бессознательное.
Ну, а «теория фазовых переходов» это так же круто типа «хаоса».
Мы изучили связь между пространственными и временными корреляциями крупномасштабной активности мозга, записанной с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии во время бодрствования, пропофол-индуцированной седации и потери сознания, и во время последующего восстановления.
Ну, поскольку в этом случае «потеря сознания» идёт от химии, то результат вообще нельзя считать ни в каком виде никаким «бессознательным».
Мы наблюдали, что во время бессознательного состояния активность в фронтоталамических областях демонстрировала снижение временных корреляций дальнего радиуса действия и уход функциональных связей от анатомических ограничений.
Химическое одурманивание мозга является карго-моделью бессознательной активности.
Модель системы, демонстрирующая фазовый переход воспроизводит наши результаты, как и сниженная чувствительность коры к внешним воздействиям во время бессознательного состояния. Эта структура объединяет различные наблюдения о деятельности мозга во время бессознательного состояния и предсказывает, что принципы, которые мы определили, являются универсальными и независимыми от ее (активности) причин.
Ну, т.е. методологическая схема исследования следующая:
--«сознание» замерили на каком-то фоне выполнения заданий или просто бодрствования
--в роли карго-«бессознательного» взяли химическое одурманивание
--сняли показатели в томографе и применили «теорию» к объяснению и обсчёту данных
…итоговые результаты пусть используют «британские ученые».
Ни в реферате, ни в полном оригинале https://arxiv.org/ftp/arxiv/papers/1509/1509.04304.pdf речь ни о каком хаосе, тем более сбалансированном, не идет. В статье слово "хаос" не встречается ни разу.
Хаос был внесен Дэвидом Шультцем. Так он озаглавил свою статью в Science: "Consciousness may be the product of carefully balanced chaos", в которой он цитирует обсуждаемую статью.
Причем слово "хаос" есть только в заголовке :)
При пересказе на русском были внесены дальнейшие искажения.
Вот в первом приближении перевод резюме исходной статьи:
Потеря корковой интеграции и изменения в динамике электрофизиологических сигналов мозга характеризуют переход от бодрствования к бессознательному. В этом исследовании мы приходим к базовой модели, объясняющей эти наблюдения, основанные на теории фазовых переходов в сложных системах.
Мы изучили связь между пространственными и временными корреляциями крупномасштабной активности мозга, записанной с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии во время бодрствования, пропофол-индуцированной седации и потери сознания, и во время последующего восстановления.
Мы наблюдали, что во время бессознательного состояния активность в фронтоталамических областях демонстрировала снижение временных корреляций дальнего радиуса действия и уход функциональных связей от анатомических ограничений.
Модель системы, демонстрирующая фазовый переход воспроизводит наши результаты, как и сниженная чувствительность коры к внешним воздействиям во время бессознательного состояния. Эта структура объединяет различные наблюдения о деятельности мозга во время бессознательного состояния и предсказывает, что принципы, которые мы определили, являются универсальными и независимыми от ее (активности) причин.
Хаос был внесен Дэвидом Шультцем. Так он озаглавил свою статью в Science: "Consciousness may be the product of carefully balanced chaos", в которой он цитирует обсуждаемую статью.
Причем слово "хаос" есть только в заголовке :)
При пересказе на русском были внесены дальнейшие искажения.
Вот в первом приближении перевод резюме исходной статьи:
Потеря корковой интеграции и изменения в динамике электрофизиологических сигналов мозга характеризуют переход от бодрствования к бессознательному. В этом исследовании мы приходим к базовой модели, объясняющей эти наблюдения, основанные на теории фазовых переходов в сложных системах.
Мы изучили связь между пространственными и временными корреляциями крупномасштабной активности мозга, записанной с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии во время бодрствования, пропофол-индуцированной седации и потери сознания, и во время последующего восстановления.
Мы наблюдали, что во время бессознательного состояния активность в фронтоталамических областях демонстрировала снижение временных корреляций дальнего радиуса действия и уход функциональных связей от анатомических ограничений.
Модель системы, демонстрирующая фазовый переход воспроизводит наши результаты, как и сниженная чувствительность коры к внешним воздействиям во время бессознательного состояния. Эта структура объединяет различные наблюдения о деятельности мозга во время бессознательного состояния и предсказывает, что принципы, которые мы определили, являются универсальными и независимыми от ее (активности) причин.
</>
![[pic]](http://ic.pics.livejournal.com/metanymous/1177339/54805/54805_600.png)
Определения для моделирования (15) Фоновые определения
metanymous в Metapractice (оригинал в ЖЖ)
http://metapractice.livejournal.com/494535.html
Для реализации и развития процесса моделирования, помещенного в центр внимания, требуется наличия достаточно обширного «фона» определений, которые создают правильную фокусировку на центральном процессе.
В публикации: «35 научных концепций, которые помогут вам лучше понять мир и себя.», - содержится подходящий материал. Его можно переосмыслить и получить список «фоновых» определений для моделирования:
Когнитивное смирение.
Десятилетия когнитивных исследований показали, что наши разумы имеют предел и далеки от совершенства, но, зная этот предел, мы может научиться рассуждать эффективнее. Самым тяжёлым следствием такого явления можно счесть то, что люди склонны запоминать те вещи, которые согласуются с их убеждениями независимо от доказательств.
Когнитивная загрузка.
Наш мозг может удерживать ограниченное количество информации единовременно: когда информации слишком много, наступает «информационная перегрузка», и тогда мы легко отвлекаемся и не запоминаем, что изучали. Рабочая память — это то, что учёные называют кратковременной памятью, именно в ней хранится содержание нашего сознания в каждый конкретный момент и именно эта область обрабатывает все впечатления и мысли, получаемые нами в течение дня.
Ограничение удовлетворения.
Когда мы имеем слишком много вариантов для выбора, то, какими бы привлекательными и полезными они не были, это может действовать на нас подавляюще: мы не можем найти наилучшее решение и выбрать что-то одно. Поэтому ограничения выгодны — при конечном числе вариантов мы выбираем из предложенного гораздо быстрее. Фактически, многие креативные решения происходят из ограничения удовлетворения: например, Эйнштейну удалось совершить прорыв в физике, когда он понял, что время не обязательно должно течь с постоянной скоростью.
Сопряжённые суперорганизмы.
Совместные усилия биологов и социологов привели к формированию «общества разоблачённого альтруизма», иными словами, любой альтруистический поступок делается в собственных интересах. Однако новая концепция — «сопряжённые суперорганизмы» — говорит о том, что мы проживаем жизнь в нескольких различных иерархиях: когда вы достигаете более высокого уровня развития, вы способны поставить успех группы выше собственной личной цели — этим принципом руководствуются, например, военные и пожарные.
Принцип Коперника.
В основе «принципа Коперника» лежит идея нашей неуникальности: Вселенная намного больше, чем мы можем осознать, и нам отведена в ней довольно незначительная роль. Парадокс принципа Коперника состоит в том, что, только правильно оценив наше в ней место, даже если оно незначительно, мы можем понять истинные мотивы конкретных обстоятельств, и когда мы будем совершать какие-то поступки, они окажутся вовсе не такими уж незначительными.
Культурный аттрактор.
Нас привлекают те идеи или концепции, которые мы можем легко понять и усвоить: к примеру, культурным аттрактором являются круглые числа, поскольку их легко запомнить и применить в качестве символов для обозначения величин. Однако если нас притягивает та или иная концепция, это вовсе не означает, что она является лучшей для любой ситуации.
Кумулятивная погрешность.
Когда информация передается по нескольким каналам, некоторые её элементы могут быть искажены в результате предубеждений или простых человеческих ошибок — эффект распространения дезинформации называется кумулятивной погрешностью. Учитывая, что мы живём в эпоху, когда информация может облететь весь мир за наносекунду, этот принцип стал для нас важным и даже в какой-то мере опасным.
Циклы.
Циклы объясняют всё, особенно на базовом уровне эволюции и биологии, но стоит обращать внимание, какие циклы действуют в данный момент. Вся «магия» когнитивного восприятия зависит, как и сама жизнь, от циклов внутри циклов рекуррентных рефлексивных информационно-трансформационных процессов — от биохимических процессов внутри нейрона до циркадного цикла сна-бодрствования, волн мозговой активности и замирания, которые мы можем наблюдать с помощью электроэнцефалографов.
Глубокое время.
Существует убеждение, что впереди у нас остаётся больше времени, чем мы уже успели потратить — это формирует более экспансивный взгляд на мир и потенциал Вселенной. Например, наше Солнце не просуществовало и половины того времени, что ему отпущено: оно сформировалось 4,5 млрд. лет назад, но будет светить ещё 6 млрд. лет, прежде чем у него закончится топливо.
Двойной слепой метод.
Эту концепция, заключающаяся в том, что испытуемые не посвящаются в важные детали проводимого исследования. Исследователи используют ее в качестве инструмента для предотвращения влияния подсознания на результат эксперимента. Понимание причин необходимости двойных слепых экспериментов может помочь людям осознать присущие им субъективные повседневные предубеждения, защититься от привычки к обобщению и понять необходимость критического мышления.
Теория эффективности.
Теория эффективности — одно из самых важных понятий в науке, её идея заключается в том, что вы действительно можете измерить что-то и решить с учётом точности имеющихся в вашем распоряжении измерительных инструментов, насколько ваша теория соответствует полученным результатам.
Групповое расширение.
Чем больше развиваются технологии, тем более связанными друг с другом мы становимся, и возникают всё более тесные пересечения между различными группами и слоями населения — например, заключается больше браков. Такие эффекты являются потенциально полезными для улучшения когнитивных навыков с двух различных точек зрения: учёные называют их «расширением групп с общими интересами» и «эффектом гибридной энергии».
Внешние эффекты.
Все мы, так или иначе, влияем друг на друга, особенно в мире взаимосвязей. Внешние эффекты — это непреднамеренные положительные и отрицательные побочные эффекты этих взаимодействий. В современном мире внешние эффекты приобретают всё большее значение, поскольку действие, произошедшее в каком-либо месте, потенциально может повлиять на другие действия на противоположном конце света.
Поражения способствуют успеху.
Неудачи — это не то, чего необходимо избегать, но скорее то, что необходимо культивировать. Мы привыкли воспринимать неудачи как признак слабости и невозможность попробовать снова, и, тем не менее, расцвет Запада связан с терпимостью к неудачам: многие иммигранты, воспитанные в традициях культуры, где ошибок не терпят, достигают успеха, попадая в среду, где поражения приемлемы, следовательно, поражения способствуют успеху.
Страх перед неизвестностью.
Наша привязанность к друзьям и знакомым часто мешает нам идти на риск и делать шаги, ведущие к настоящему прорыву: часто мы не в состоянии оценить реальное соотношение риска и пользы, и наши иррациональные страхи мешают прогрессу. Если же общество научится понимать, как оценивать риски, связанные с технологиями, и принимать краткосрочные риски ради большей выгоды в долгосрочной перспективе, то можно ожидать прогресса во всех областях науки — особенно биомедицинских технологиях.
Паттерны фиксированных действий.
Своё поведение мы часто склонны объяснять инстинктами, но то, что мы принимаем за инстинкт, может быть поведением, усвоенным с течением времени — паттерном фиксированных действий. Этот эффект имеет множество применений, в том числе нашу способность как разумных существ изменения того поведения, которое мы считаем инстинктивным: осознав наши собственные паттерны фиксированных действий и паттерны тех людей, с которыми мы взаимодействуем, мы, будучи людьми со способностями к когнитивным процессам, можем переосмыслить наши модели поведения.
Концентрация на иллюзии.
Мы часто думаем, что определённые стечения обстоятельств могли бы кардинально изменить нашу жизнь, но на самом деле такие факторы, как уровень дохода и здоровья, не свидетельствуют об общем счастье индивидуума. Подобное несоответствие в распределении внимания между вымышленными жизненными обстоятельствами и реальной жизнью является причиной концентрации на иллюзии.
Скрытые слои.
Скрытые слои — это слои понимания, существующие между внешней реальностью и нашим собственным восприятием мира. Системы слоёв становятся более взаимосвязанными по мере развития наших привычек: например, трудно научиться ездить на велосипеде, но с практикой такое умение становится нашей неотъемлемой частью. Общая концепция скрытых слоёв охватывает глубокие аспекты того, как работает сознание — у человека ли, животного или инопланетного организма, в прошлом, настоящем или будущем.
Холизм.
В разговорной речи понятие холизм означает, что целое больше отдельных его частей. Самым впечатляющим примером является то, как углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор, железо и некоторые другие элементы, смешанные в нужных пропорциях, образуют жизнь. Существует своего рода удивительное взаимодействие между частей: достаточно взглянуть на ДНК и другие сложные системы вроде городов, функционирующие только тогда, когда каждый отдельный элемент выполняет свою работу.
Вывод лучшего объяснения.
Если происходит какое-то событие, то существует много вещей, которые могли послужить его причиной, но истиной часто является самое рациональное объяснение произошедшего. Многие из наших наиболее ожесточённых научных дискуссий — например, о теории струн и основах квантовой механики — заключаются в том, какие конкурирующие критерии должны преобладать.
Машина калейдоскопических открытий.
Самые значительные прозрения или изобретения являются, как правило, результатом работы нескольких человек. Чаще всего никто ничего не делает в одиночку: каждый опирается на чьи-то плечи. Оглядываясь назад, мы часто обнаруживаем, что, если один учёный не сделал конкретного открытия, хотя и работал над ним, то другой индивид совершил это открытие в течение следующих нескольких месяцев или лет. Есть основания считать, что великие открытия являются частью калейдоскопа открытий и делаются многими людьми сразу.
Игра имён.
Мы даём имена всему, что нас окружает, чтобы лучше понимать мир, но при этом мы иногда искажаем или упрощаем истинную природу организма или процесса: данное имя удерживает нас от дальнейших, более глубоких вопросов о природе чего-либо. Также важно не придумывать слишком много слов, ассоциируемых с разными понятиями, поскольку это может привести к недоразумениям: к примеру, слово «теория» в науке означает сильную жизнеспособную идею, а в разговорной речи — общее предположение.
Метаиндукция пессимизма.
Множество научных теорий прошлых эпох оказались ошибочными, поэтому мы обязаны предположить, что большинство современных теорий тоже в конечном итоге окажутся неверными. Принимая допущение, что многие из наших теорий «фактически временные и вероятно ошибочные», мы можем услышать и принять чужие идеи.
Игры с положительной суммой.
В играх с нулевой суммой есть явные победитель и проигравший, а в играх с положительной суммой выигрывают все. Рациональный, действующий в собственных интересах игрок в таких играх может принести пользу другому игроку, принимая те же решения, что приносят пользу ему самому.
Сила десяти.
Большая часть мира оперирует силой десяти — понимание принципов ранжирования, например, в случае со шкалой Рихтера для измерения землетрясений, позволяет нам более полно осознать масштаб события. Наша пространственно-временная траектория — крошечная часть Вселенной, но мы по крайней мере можем применить к ней силу десяти и оценить перспективу.
Прогнозирующее кодирование.
Наши ожидания и то, оправдались они или нет, сильно влияют на наше восприятие мира и, в конечном счёте, качества нашей жизни. Прогнозирующее кодирование учитывает, как мозг использует механизмы прогнозирования и ожидания для осмысления поступающих сигналов и применения их для восприятия, мыслей и действия.
Хаотичность.
Хаотичность — фундаментальный предел нашей интуиции, говорящий, что существуют процессы, которые мы не в состоянии полностью предсказать. Эту концепцию нам воспринять тяжело, несмотря на то, что она является неотъемлемой частью нашего мира. Однако некоторые случайные события, вроде хаотического скопления атомов, настолько абсолютны, что мы можем предсказать итог такой «случайности» с полной определённостью.
Рациональное бессознательное.
Фрейд создал идею иррационального подсознания, но многие современные ученые оспаривают эту концепцию: вместо этого они утверждают, что сознательное и бессознательное тесно связаны, и настаивают, что наш мозг работает на обоих уровнях. Наше сознательное понимание вероятности, например, далеко от совершенства, однако наше бессознательное постоянно совершает тонкие оценки различных вероятностей.
Корыстный уклон.
Идея в том, что мы воспринимаем себя лучше, чем мы есть на самом деле. Мы склонны приписывать заслуги себе, а в неудачах обвинять других: например, девять из десяти водителей считают, что их уровень вождения выше среднего, а в опросах студентов более 90% респондентов оценивают себя выше собственных коллег.
Синдром смещающегося основания.
Этот синдром заключается в убеждении, что всё нами воспринимаемое является нормой, при этом мы не принимаем во внимание прошлое или потенциал будущих событий. Синдром назван в честь учёного Дэниела Паули (Daniel Pauly), высказавшего мнение, что «каждое поколение принимает за основы размеры запасов и состав общества, имевшие место в начале их жизненного пути, и использует их для оценки изменений на протяжении всей жизни». Когда следующее поколение начинает свой путь, запасы уже сократились, но это новое состояние становится их новым основанием.
Скептический эмпиризм.
Лучшим примером для скептического эмпиризма является тщательно продуманные и проверенные научные исследования, по результативности выгодно отличающиеся от обычного эмпиризма, который является результатом простого наблюдения за миром вокруг нас. Проще говоря, важно для нас скептически относиться к окружающему миру, а не просто принять то, что мы считаем «истиной».
Структурированная прозорливость.
Мы слишком переоцениваем значение удачи для совершения прорывов, но успешные люди регулярно ставят себя в те позиции — постоянное обучение, неустанная работа, поиск истины — где удача находит их сама. Каждому из нас следует тратить несколько часов в неделю на поиск и изучение материалов, не имеющих ничего общего с нашей повседневной работой, в области, также не имеющей с нашей работой ничего общего.
Под-Я и модульный разум.
Вера в то, что у нас есть только одно «я», ложна: на самом деле в нас есть по несколько личностей, или «под-я». Каждый из нас имеет набор функциональных «под-я» — одно используется при общении с друзьями, другое предназначено для самозащиты, третье завоёвывает статус, четвёртое нужно для поиска партнёра, и так далее.
Умвельт.
Умвельт — это идея о том, что мы слепо принимаем реальность вокруг нас. Было бы полезно включить концепцию «умвельт» в общественный лексикон — она хорошо описывает идею об ограниченности знания, недоступности информации и непредвиденных обстоятельствах.
Невычисляемый риск.
Мы, люди, оцениваем вероятности плохо: наши иррациональные страхи и склонности всегда негативно влияют на наши оценки. Мы придаём слишком большое значение возможности редких крупных событий, иногда происходящих с нами (например, выигрышу в лотерею или авиакатастрофам), но не уделяем большого внимания малым событиям. Принятия правильных решений требует умственного напряжения, но если мы переусердствуем, мы рискуем пойти по контрпродуктивному пути: увеличить стресс и потерять время. Так что лучше поддерживать баланс и играть, принимая здоровый риск.
Для реализации и развития процесса моделирования, помещенного в центр внимания, требуется наличия достаточно обширного «фона» определений, которые создают правильную фокусировку на центральном процессе.
В публикации: «35 научных концепций, которые помогут вам лучше понять мир и себя.», - содержится подходящий материал. Его можно переосмыслить и получить список «фоновых» определений для моделирования:
Когнитивное смирение.
Десятилетия когнитивных исследований показали, что наши разумы имеют предел и далеки от совершенства, но, зная этот предел, мы может научиться рассуждать эффективнее. Самым тяжёлым следствием такого явления можно счесть то, что люди склонны запоминать те вещи, которые согласуются с их убеждениями независимо от доказательств.
Когнитивная загрузка.
Наш мозг может удерживать ограниченное количество информации единовременно: когда информации слишком много, наступает «информационная перегрузка», и тогда мы легко отвлекаемся и не запоминаем, что изучали. Рабочая память — это то, что учёные называют кратковременной памятью, именно в ней хранится содержание нашего сознания в каждый конкретный момент и именно эта область обрабатывает все впечатления и мысли, получаемые нами в течение дня.
Ограничение удовлетворения.
Когда мы имеем слишком много вариантов для выбора, то, какими бы привлекательными и полезными они не были, это может действовать на нас подавляюще: мы не можем найти наилучшее решение и выбрать что-то одно. Поэтому ограничения выгодны — при конечном числе вариантов мы выбираем из предложенного гораздо быстрее. Фактически, многие креативные решения происходят из ограничения удовлетворения: например, Эйнштейну удалось совершить прорыв в физике, когда он понял, что время не обязательно должно течь с постоянной скоростью.
Сопряжённые суперорганизмы.
Совместные усилия биологов и социологов привели к формированию «общества разоблачённого альтруизма», иными словами, любой альтруистический поступок делается в собственных интересах. Однако новая концепция — «сопряжённые суперорганизмы» — говорит о том, что мы проживаем жизнь в нескольких различных иерархиях: когда вы достигаете более высокого уровня развития, вы способны поставить успех группы выше собственной личной цели — этим принципом руководствуются, например, военные и пожарные.
Принцип Коперника.
В основе «принципа Коперника» лежит идея нашей неуникальности: Вселенная намного больше, чем мы можем осознать, и нам отведена в ней довольно незначительная роль. Парадокс принципа Коперника состоит в том, что, только правильно оценив наше в ней место, даже если оно незначительно, мы можем понять истинные мотивы конкретных обстоятельств, и когда мы будем совершать какие-то поступки, они окажутся вовсе не такими уж незначительными.
Культурный аттрактор.
Нас привлекают те идеи или концепции, которые мы можем легко понять и усвоить: к примеру, культурным аттрактором являются круглые числа, поскольку их легко запомнить и применить в качестве символов для обозначения величин. Однако если нас притягивает та или иная концепция, это вовсе не означает, что она является лучшей для любой ситуации.
Кумулятивная погрешность.
Когда информация передается по нескольким каналам, некоторые её элементы могут быть искажены в результате предубеждений или простых человеческих ошибок — эффект распространения дезинформации называется кумулятивной погрешностью. Учитывая, что мы живём в эпоху, когда информация может облететь весь мир за наносекунду, этот принцип стал для нас важным и даже в какой-то мере опасным.
Циклы.
Циклы объясняют всё, особенно на базовом уровне эволюции и биологии, но стоит обращать внимание, какие циклы действуют в данный момент. Вся «магия» когнитивного восприятия зависит, как и сама жизнь, от циклов внутри циклов рекуррентных рефлексивных информационно-трансформационных процессов — от биохимических процессов внутри нейрона до циркадного цикла сна-бодрствования, волн мозговой активности и замирания, которые мы можем наблюдать с помощью электроэнцефалографов.
Глубокое время.
Существует убеждение, что впереди у нас остаётся больше времени, чем мы уже успели потратить — это формирует более экспансивный взгляд на мир и потенциал Вселенной. Например, наше Солнце не просуществовало и половины того времени, что ему отпущено: оно сформировалось 4,5 млрд. лет назад, но будет светить ещё 6 млрд. лет, прежде чем у него закончится топливо.
Двойной слепой метод.
Эту концепция, заключающаяся в том, что испытуемые не посвящаются в важные детали проводимого исследования. Исследователи используют ее в качестве инструмента для предотвращения влияния подсознания на результат эксперимента. Понимание причин необходимости двойных слепых экспериментов может помочь людям осознать присущие им субъективные повседневные предубеждения, защититься от привычки к обобщению и понять необходимость критического мышления.
Теория эффективности.
Теория эффективности — одно из самых важных понятий в науке, её идея заключается в том, что вы действительно можете измерить что-то и решить с учётом точности имеющихся в вашем распоряжении измерительных инструментов, насколько ваша теория соответствует полученным результатам.
Групповое расширение.
Чем больше развиваются технологии, тем более связанными друг с другом мы становимся, и возникают всё более тесные пересечения между различными группами и слоями населения — например, заключается больше браков. Такие эффекты являются потенциально полезными для улучшения когнитивных навыков с двух различных точек зрения: учёные называют их «расширением групп с общими интересами» и «эффектом гибридной энергии».
Внешние эффекты.
Все мы, так или иначе, влияем друг на друга, особенно в мире взаимосвязей. Внешние эффекты — это непреднамеренные положительные и отрицательные побочные эффекты этих взаимодействий. В современном мире внешние эффекты приобретают всё большее значение, поскольку действие, произошедшее в каком-либо месте, потенциально может повлиять на другие действия на противоположном конце света.
Поражения способствуют успеху.
Неудачи — это не то, чего необходимо избегать, но скорее то, что необходимо культивировать. Мы привыкли воспринимать неудачи как признак слабости и невозможность попробовать снова, и, тем не менее, расцвет Запада связан с терпимостью к неудачам: многие иммигранты, воспитанные в традициях культуры, где ошибок не терпят, достигают успеха, попадая в среду, где поражения приемлемы, следовательно, поражения способствуют успеху.
Страх перед неизвестностью.
Наша привязанность к друзьям и знакомым часто мешает нам идти на риск и делать шаги, ведущие к настоящему прорыву: часто мы не в состоянии оценить реальное соотношение риска и пользы, и наши иррациональные страхи мешают прогрессу. Если же общество научится понимать, как оценивать риски, связанные с технологиями, и принимать краткосрочные риски ради большей выгоды в долгосрочной перспективе, то можно ожидать прогресса во всех областях науки — особенно биомедицинских технологиях.
Паттерны фиксированных действий.
Своё поведение мы часто склонны объяснять инстинктами, но то, что мы принимаем за инстинкт, может быть поведением, усвоенным с течением времени — паттерном фиксированных действий. Этот эффект имеет множество применений, в том числе нашу способность как разумных существ изменения того поведения, которое мы считаем инстинктивным: осознав наши собственные паттерны фиксированных действий и паттерны тех людей, с которыми мы взаимодействуем, мы, будучи людьми со способностями к когнитивным процессам, можем переосмыслить наши модели поведения.
Концентрация на иллюзии.
Мы часто думаем, что определённые стечения обстоятельств могли бы кардинально изменить нашу жизнь, но на самом деле такие факторы, как уровень дохода и здоровья, не свидетельствуют об общем счастье индивидуума. Подобное несоответствие в распределении внимания между вымышленными жизненными обстоятельствами и реальной жизнью является причиной концентрации на иллюзии.
Скрытые слои.
Скрытые слои — это слои понимания, существующие между внешней реальностью и нашим собственным восприятием мира. Системы слоёв становятся более взаимосвязанными по мере развития наших привычек: например, трудно научиться ездить на велосипеде, но с практикой такое умение становится нашей неотъемлемой частью. Общая концепция скрытых слоёв охватывает глубокие аспекты того, как работает сознание — у человека ли, животного или инопланетного организма, в прошлом, настоящем или будущем.
Холизм.
В разговорной речи понятие холизм означает, что целое больше отдельных его частей. Самым впечатляющим примером является то, как углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор, железо и некоторые другие элементы, смешанные в нужных пропорциях, образуют жизнь. Существует своего рода удивительное взаимодействие между частей: достаточно взглянуть на ДНК и другие сложные системы вроде городов, функционирующие только тогда, когда каждый отдельный элемент выполняет свою работу.
Вывод лучшего объяснения.
Если происходит какое-то событие, то существует много вещей, которые могли послужить его причиной, но истиной часто является самое рациональное объяснение произошедшего. Многие из наших наиболее ожесточённых научных дискуссий — например, о теории струн и основах квантовой механики — заключаются в том, какие конкурирующие критерии должны преобладать.
Машина калейдоскопических открытий.
Самые значительные прозрения или изобретения являются, как правило, результатом работы нескольких человек. Чаще всего никто ничего не делает в одиночку: каждый опирается на чьи-то плечи. Оглядываясь назад, мы часто обнаруживаем, что, если один учёный не сделал конкретного открытия, хотя и работал над ним, то другой индивид совершил это открытие в течение следующих нескольких месяцев или лет. Есть основания считать, что великие открытия являются частью калейдоскопа открытий и делаются многими людьми сразу.
Игра имён.
Мы даём имена всему, что нас окружает, чтобы лучше понимать мир, но при этом мы иногда искажаем или упрощаем истинную природу организма или процесса: данное имя удерживает нас от дальнейших, более глубоких вопросов о природе чего-либо. Также важно не придумывать слишком много слов, ассоциируемых с разными понятиями, поскольку это может привести к недоразумениям: к примеру, слово «теория» в науке означает сильную жизнеспособную идею, а в разговорной речи — общее предположение.
Метаиндукция пессимизма.
Множество научных теорий прошлых эпох оказались ошибочными, поэтому мы обязаны предположить, что большинство современных теорий тоже в конечном итоге окажутся неверными. Принимая допущение, что многие из наших теорий «фактически временные и вероятно ошибочные», мы можем услышать и принять чужие идеи.
Игры с положительной суммой.
В играх с нулевой суммой есть явные победитель и проигравший, а в играх с положительной суммой выигрывают все. Рациональный, действующий в собственных интересах игрок в таких играх может принести пользу другому игроку, принимая те же решения, что приносят пользу ему самому.
Сила десяти.
Большая часть мира оперирует силой десяти — понимание принципов ранжирования, например, в случае со шкалой Рихтера для измерения землетрясений, позволяет нам более полно осознать масштаб события. Наша пространственно-временная траектория — крошечная часть Вселенной, но мы по крайней мере можем применить к ней силу десяти и оценить перспективу.
Прогнозирующее кодирование.
Наши ожидания и то, оправдались они или нет, сильно влияют на наше восприятие мира и, в конечном счёте, качества нашей жизни. Прогнозирующее кодирование учитывает, как мозг использует механизмы прогнозирования и ожидания для осмысления поступающих сигналов и применения их для восприятия, мыслей и действия.
Хаотичность.
Хаотичность — фундаментальный предел нашей интуиции, говорящий, что существуют процессы, которые мы не в состоянии полностью предсказать. Эту концепцию нам воспринять тяжело, несмотря на то, что она является неотъемлемой частью нашего мира. Однако некоторые случайные события, вроде хаотического скопления атомов, настолько абсолютны, что мы можем предсказать итог такой «случайности» с полной определённостью.
Рациональное бессознательное.
Фрейд создал идею иррационального подсознания, но многие современные ученые оспаривают эту концепцию: вместо этого они утверждают, что сознательное и бессознательное тесно связаны, и настаивают, что наш мозг работает на обоих уровнях. Наше сознательное понимание вероятности, например, далеко от совершенства, однако наше бессознательное постоянно совершает тонкие оценки различных вероятностей.
Корыстный уклон.
Идея в том, что мы воспринимаем себя лучше, чем мы есть на самом деле. Мы склонны приписывать заслуги себе, а в неудачах обвинять других: например, девять из десяти водителей считают, что их уровень вождения выше среднего, а в опросах студентов более 90% респондентов оценивают себя выше собственных коллег.
Синдром смещающегося основания.
Этот синдром заключается в убеждении, что всё нами воспринимаемое является нормой, при этом мы не принимаем во внимание прошлое или потенциал будущих событий. Синдром назван в честь учёного Дэниела Паули (Daniel Pauly), высказавшего мнение, что «каждое поколение принимает за основы размеры запасов и состав общества, имевшие место в начале их жизненного пути, и использует их для оценки изменений на протяжении всей жизни». Когда следующее поколение начинает свой путь, запасы уже сократились, но это новое состояние становится их новым основанием.
Скептический эмпиризм.
Лучшим примером для скептического эмпиризма является тщательно продуманные и проверенные научные исследования, по результативности выгодно отличающиеся от обычного эмпиризма, который является результатом простого наблюдения за миром вокруг нас. Проще говоря, важно для нас скептически относиться к окружающему миру, а не просто принять то, что мы считаем «истиной».
Структурированная прозорливость.
Мы слишком переоцениваем значение удачи для совершения прорывов, но успешные люди регулярно ставят себя в те позиции — постоянное обучение, неустанная работа, поиск истины — где удача находит их сама. Каждому из нас следует тратить несколько часов в неделю на поиск и изучение материалов, не имеющих ничего общего с нашей повседневной работой, в области, также не имеющей с нашей работой ничего общего.
Под-Я и модульный разум.
Вера в то, что у нас есть только одно «я», ложна: на самом деле в нас есть по несколько личностей, или «под-я». Каждый из нас имеет набор функциональных «под-я» — одно используется при общении с друзьями, другое предназначено для самозащиты, третье завоёвывает статус, четвёртое нужно для поиска партнёра, и так далее.
Умвельт.
Умвельт — это идея о том, что мы слепо принимаем реальность вокруг нас. Было бы полезно включить концепцию «умвельт» в общественный лексикон — она хорошо описывает идею об ограниченности знания, недоступности информации и непредвиденных обстоятельствах.
Невычисляемый риск.
Мы, люди, оцениваем вероятности плохо: наши иррациональные страхи и склонности всегда негативно влияют на наши оценки. Мы придаём слишком большое значение возможности редких крупных событий, иногда происходящих с нами (например, выигрышу в лотерею или авиакатастрофам), но не уделяем большого внимания малым событиям. Принятия правильных решений требует умственного напряжения, но если мы переусердствуем, мы рискуем пойти по контрпродуктивному пути: увеличить стресс и потерять время. Так что лучше поддерживать баланс и играть, принимая здоровый риск.
http://metapractice.livejournal.com/517749.html
• Выпуск журнала № 1 (52) 2013 Это не я — это мой мозг... Татьяна Черниговская
http://www.strana-oz.ru/2013/1/eto-ne-ya---eto-moy-mozg
Это не я, это — мой мозг. Таков, похоже, ответ двадцать первого века на вопрос девятнадцатого. До нас эта инновация (не к ночи слово будь помянуто) еще не долетела через океан, но долетит же... Строго говоря, движение в эту сторону — когда вина за необщепринятые поступки, а то и за весь жизненный сценарий возлагается на разного рода физиологические или даже анатомические особенности — наблюдалось и раньше. Но только с наступлением нового тысячелетия дело дошло до того, чтобы чуть ли не совсем снять ответственность с личности и отдать ее «кислотам», в частности дезоксирибонуклеиновой, так закрученной в спираль, что никакой суд не разберет... Страдания юного Вертера, тургеневских барышень, лишних людей, рахметовых и франкенштейнов, шариковых и ганнибалов лектеров с молчащими ягнятами — все-все сведем теперь к четырем буквам — А, Г, Т и Ц[1] — из них и текст приговора. Удобно, но стыдно и опасно. Провидчески десятилетия назад это уловил Иосиф Бродский: «...верх возьмут телепаты, буддисты, спириты, препараты, фрейдисты, неврологи, психопаты... Душу затянут большой вуалью. Объединят нас сплошной спиралью. Воткнут в розетку с этил-моралью. Речь освободят от глагола».
Мозг в мире и мир в мозгу
Тема этой статьи выходит за переделы антропологических дискуссий о природе человека и затрагивает кардинальные принципы функционирования сложнейшей из всех сложных систем — нейронной сети. Речь идет о степени личной независимости от физиологических (если не физико-химических) процессов, детерминированности поведения свойствами мозга и даже генетикой, когда нельзя избежать вопроса о свободе воли как самой сети (может ли она вести себя иначе?), так и субъекта. Последнее имеет принципиальное значение для любых дискуссий о специфике человека и его отличиях от «зомби» или иных виртуальных или реальных систем, претендующих на обладание человеческими способностями.
Вероятно, большинство людей согласится с тем, что отличительной чертой человека является сознание. Дело за небольшим: нет никакого консенсуса относительно определения того, что, собственно, это такое... Термин сознание используется как минимум в двух разных аспектах: как характеристика наличия такового свойства у живых существ и как наличие определенных уровней и состояний сознания. На самом деле существует много разных смыслов, которые в это вкладываются:
• Сознанием обладает любое чувствующее и реагирующее на внешние раздражители существо. Тогда нужно признать, что им обладают рыбы, креветки и т. д.
• Состояние не во сне и не в коме. Как тогда в этом смысле определять состояние во сне, в гипнозе и т. д.?
• Осознание: мы не только осознающие, мы еще осознаем, что осознаем. Как тогда быть с маленькими детьми? С высокоразвитыми, но не говорящими существами?
• Так называемое What is it[2] когда предлагается представить, каков мир с точки зрения другого сознания — например, летучей мыши с ее эхолокацией или осьминога. Виртуально мыслимые инопланетные существа немногим более непонятны нам в этом смысле, чем любое земное животное.
В современной науке существует весьма широкий спектр типов отношения к проблеме сознания и его естественно-научного изучения — от узкоредукционистских, когда самые сложные и кардинальные для понимания вопросы просто обходятся (и это характерно для большинства экспериментально работающих ученых), до постулирования несводимости этих параллельных «миров» и призыва не искать вообще нейрофизиологические корреляты сознания (и тогда это выход за пределы научной парадигмы или, как минимум, ее естественно-научного блока).
Некоторую надежду на выход из этой ситуации вселяет развитие когнитивистских подходов, мультидисциплинарных по определению. Например, радикальный когнитивист (как он сам себя называет) Виктор Аллахвердов находится в оппозиции к иррационализму и нонкогнитивизму, к взгляду на человека с позиций синтетической теории эволюции, к бихевиоризму и психоанализу — и утверждает, что «признание несводимости познания к поведению, ориентация на описание процессов переработки информации, понимание роли субъективных конструктов в описании мира, акцент на проблемы соотношения сознательного и неосознаваемого» вселяет надежду на некий прорыв и выход из тупика. Он также утверждает, что сознание — запаздывающая структура, так как мозг осуществляет независимые проверки, выбирая правильные, на его взгляд, гипотезы из разных вариантов, в том числе и ошибочных[3].
Субъективная реальность, qualia, или феноменальное сознание — едва ли не главная тема в этих дискуссиях. Это подчеркивает и крупнейший современный нейрофизиолог Джеральд Эдельман [4]. Центральная проблема сознания — как субъективные переживания порождаются физическими явлениями? Об этом написано и продолжает писаться огромное количество статей и книг. Мы видим только то, что знаем. Образы и представления — не копия и даже не сумма физических сигналов, поступающих на наши рецепторы. Их строит наш мозг. Иначе говоря, то, что видится, слышится и осязается, отлично у разных видов животных и у всех них от нас не потому, что различны диапазоны зрения, слуха, обоняния и т. д., а потому что у всех существ свой мозг, который обрабатывает сенсорные сигналы, формируя субъективные (!) образы. Не только у разных видов, но и у разных людей, входящих в один вид, — разные qualia. Надо также подчеркнуть, что наличие субъективной реальности не выявляется бихевиористскими методиками, стало быть, экспериментальная проверка требует специальной ментальной проработки.
В связи с вышесказанным нужно привыкнуть делать серьезные поправки на индивидуальные, этнические, конфессиональные, профессиональные и иные культурные отличия, строившие нейронную сеть и субъективные миры разных людей. Кардинальную важность кросс-культурной (как теперь это называется) специфики мышления описывали Николай Марр, Израиль Франк-Каменецкий[5], Ольга Фрейденберг[6], Павел Гуревич, Михаил Стеблин-Каменский... Мозг — не сумма миллиардов нейронов и их связей, а таковая сумма плюс индивидуальный опыт, который сформировал этот инструмент — наш мозг — и настроил его. Восприятие — это активное извлечение знаний и конструирование мира. Разные живые системы делают это по-своему, извлекая из мира нужные характеристики (например, магнитные поля или поляризованный свет) и строя специфичные модели мира. Именно наличие субъективного мира и самого субъекта отличает человека от киборга. Пока. Отличие человека состоит и в обладании arbitrium liberum — свободой воли, способностью к добровольному и сознательному выбору и согласию с принимаемым решением — voluntarius consensus.
Все когнитивные процессы — это получение и обработка информации по определенным правилам и алгоритмам. В мозгу есть ментальные репрезентации, обеспечивающие контакт с миром. Это гипотезы высокой степени абстракции, лежащие в основании картины мира, которую нельзя проверить эмпирически, потому что «объективной», «настоящей» картины мира просто нет, или ее знает только Создатель. Сложение мнений статистически приемлемого количества людей ничего не добавляет, так как у них у всех — похожий мозг. Как утверждает Кант, «рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»[7]. Не удается уклониться от опасного вопроса: почему формальное мышление применимо к реальному миру? Почему мы принимаем как аксиому, что хорошо организованное в рамках наших алгоритмов построение — истинное? Истинное в рамках нашего мышления.
Здесь мы сталкиваемся с парадоксом: мозг находится в мире, а мир находится в мозгу. Поиск субъективного опыта в физическом мире (т. е. в качестве и интенсивности сенсорных стимулов) абсурден: его там нет, так как он строится в мозгу, в отдельном, дополнительном пространстве мозга. Кто смотрит на ментальные репрезентации? Кто их интерпретирует?[8]
Казалось бы, очевиден ответ «я», но... как бы из иного измерения, из другого пространства, изнутри мозга, но не как физического объекта, а как психического субъекта. И ведь мозг ведет (с кем-то) диалог... А кто с кем говорит («не ходила бы ты туда»...)? Раньше бы сказали — правое и левое полушария, как бы две разные личности. Но теперь эта картина стала гораздо более пестрой, а мозг — гораздо «населенней». Похоже, что тексты нейронной сети читает сама нейронная сеть, в которую мы попались или которой, возможно, являемся... Утешает лишь то, что в нее попался и мир. Или она сама и есть мир. И форма ее, плотность, изящество плетения, гибкость и упругость — живые, и мы можем вывязывать свои узоры, не подчиняясь шаблонам, данным нам a priori — для устойчивости[9].
А можем ли мы мозгу доверять? Потенциальная его способность поставлять личности не только ложную сенсорную и семантическую информацию, но и неадекватную оценку принадлежности ощущений данному субъекту, хорошо известна из психической патологии. Исследования Вилейанура Рамачандрана [10] показывают, что «убеждение сознания» может их уничтожить, стало быть, способы произвольного, сознательного воздействия даже на такие экстремально-аномальные ощущения есть.
Вопрос, который по-прежнему никуда не уходит: наш мозг — реализация «множества всех множеств, не являющихся членами самих себя» Бертрана Рассела [11] или самодостаточный шедевр, находящийся в рекурсивных отношениях с допускаемой в него личностью, в теле которой он размещен? И что в чем размещено? Что из того мира, который мы воспринимаем и к которому приспосабливаемся, принадлежит ему, а что порождает наш мозг? Это значит, что вопрос о разделении субъекта и объекта остается центральным.
Это было давно осознано крупнейшими умами, например Алексеем Ухтомским, выдающимся отечественным ученым, опередившим свое время почти на век и считавшим, что нет ни субъекта, ни объекта, что мы вовсе не зрители, а участники, и даже что природа наша делаема, то есть ее как бы и нет независимо от нас. В этой связи нужно вспомнить Александра Пятигорского и Мераба Мамардашвили [12], а также Владимира Зинченко [13], которые прямо говорили, что бытие и сознание представляют собой континуум и что мышление и существование совпадают.
Ситуацию, где объект исследования не является независимым от наблюдателя, физика пережила давно, когда начала разрабатываться квантовая теория и мир смутил кот Шредингера. Такими сюжетами, нарушающими все привычные представления о пространстве и времени, как принято думать, заселен квантовый мир, в котором все зависит от наличия наблюдателя. В макромире подобных феноменов до последнего времени не наблюдалось. Но это в физике, а в науках, изучающих живые системы, роль наблюдателя — роль мозга — недооценивать не стоит. А значит, аналитическая философия — такой же игрок на этом поле, как нейрофизиология и когнитивная психология.
Строго говоря, сейчас нейронауки и философия сознания прекрасно друг без друга обходятся, можно даже сказать — они друг другу даже мешают, так как вынуждены взаимно друг на друга оглядываться. Надежда на выстраивание между ними моста, призванного преодолеть провал, пока весьма призрачна: современное состояние исследований все еще можно описать как Where-it-happens studies, так как любая самая изощренная техника дает лишь ответ на вопрос, какие зоны в мозгу активны или пассивны во время той или иной деятельности, тогда как хотелось бы получить не «адреса», а объяснения.
В обсуждении вопросов об автономности мозга, поднятых в статьях Эрнста Нагеля, Давид Дубровский настаивает на том, что человек может «оперировать по своей воле некоторым классом своих нейродинамических систем, то есть управлять ими»[14], а из этого следует, что жесткий внутренний детерминизм не очевиден.
Мозг — творец или зеркало?
В 1922 году, задолго до возникновения когнитивной науки, Семен Франк писал: «Обществоведение отличается той методологической особенностью, что в нем субъект знания в известном отношении совпадает с его объектом. Исследователь муравейника не есть сам участник муравейника, бактериолог принадлежит к другой группе явлений, чем изучаемый им мир микроорганизмов, обществовед же есть сам — сознательно или бессознательно — гражданин, то есть участник изучаемого им общества»[15]. Вспомним в связи с этим и его гениальных предшественников. «Великий Кант научил нас, что время, пространство и причинность во всей своей закономерности и возможности всех своих форм находятся в нашем сознании совершенно независимо от объектов, которые в них являются и составляют их содержание, — писал Артур Шопенгауэр, — или, другими словами, к ним одинаково можно прийти, исходя из субъекта или из объекта; поэтому их можно с равным правом называть как способами созерцания субъекта, так и свойствами объекта, поскольку последний есть объект (у Канта: явление), то есть представление»[16].
Мы знаем, что младенец, рожденный сейчас, генетически мало отличается от рожденного в начале нашей биологической истории. Известно, какие линии оказались тупиковыми, а какие привели к возникновению человека современного типа и разных расовых и этнических групп. Несмотря на неоднозначность отношения к дискуссии о том, продолжается еще или уже завершилась биологическая эволюция человека, следует указать на появление данных, показывающих, что человеческий мозг все еще находится под воздействием адаптивных эволюционных процессов (например, микроцефалин — ген, регулирующий объем мозга, — продолжает адаптивно эволюционировать)[17].
Открытие Джакомо Риззолатти и Майклом Арбибом зеркальных нейронов[18] и вообще зеркальных систем дает совершенно новые данные о возникновении языка и рефлексии как основ сознания человека[19]. Зеркальные системы мозга картируют внешнюю информацию — действия, совершаемые другим существом, необязательно того же вида, но с понятной системой координат и интерпретируемым поведением. Они есть практически во всех отделах мозга человека и активируются, в том числе, при предвидении действия, при сопереживании эмоций или воспоминании о них и т. д. Это показывает, на основе чего развился мозг, готовый для построения моделей сознания, а также для социального обучения и адекватного поведения в социуме. Отсутствие такой способности, наблюдаемое в крайних формах при аутизме и шизофрении, приводит к выпадению человека из общества с самыми тяжелыми экзистенциальными последствиями [20].
Чрезвычайно важным является и формирование с помощью этих систем надежных механизмов самоидентификации, что нарушается при психической патологии — шизофрении — и также оказывается связанным с функционированием зеркальных систем [21].
Итак, предельно сложно организованный человеческий мозг — зеркало для мира или сам формирует мир? Важен он миру или только самому индивидууму для обеспечения жизнеспособности? Зачем нам его повторять? Чтобы дублировать что — себя или мир? Чтобы узнать, как работает сам мозг или каковы законы мира в целом? А разве мы можем дублировать то, что организовано сложнее, чем мы даже можем себе вообразить? Создавать модели, чтобы проверить правильность гипотез? — Да, но ведь, например, обучая искусственные нейронные сети, мы узнаем не то, как действует мозг, а то, как происходит обучение! Точно так же, как, обучая приматов человеческому жестовому языку, мы выясняем лишь, до каких пределов их можно доучить, — не более того.
Сейчас ясно, что процессы работы с памятью (запись, считывание, поиск) у человека и компьютера сильно отличаются. В основе организации компьютерной памяти лежит адресация — указание места информации в памяти. Различные виды поиска по содержанию (по ключам, наборам признаков и т. д.) обеспечиваются системой адресных ссылок. Человеческая память также располагает большим набором ключей, позволяющих быстро считывать нужную информацию. Однако, даже если мы получаем сопоставимые результаты, у нас нет никакой уверенности в том, что сами процессы были теми же! Например, сейчас есть роботы, которые могут компенсировать нарушения движений за счет непрерывного перемоделирования себя в зависимости от ситуации. Следует ли из этого, что у робота теперь есть самосознание и субъективная реальность? Свобода воли для принятия решений о себе?
Исследования Константина Анохина [22] дают нам конкретные сведения о том, что высокая степень сложности процессов памяти отрабатывается природой на животных, стоящих на разных степенях эволюционной лестницы, и наиболее успешные ходы закрепляются генетически. Человек имеет несопоставимо больше степеней свободы выбора алгоритмов как фиксации, так и считывания информации, что на порядок увеличивает уровень сложности. Мозг принято моделировать как классическую физическую систему, которая по определению является вычислительной. Однако очевидно, что это не так, а значит, в будущем, когда такие подходы станут возможными, к моделированию будут, вероятно, подходить в рамках иной научной парадигмы (ср. гипотезу Джона Экклза о том, что для описания функций некоторых структур мозга необходимо привлечение квантовых представлений).
Обозначим свойства психических процессов, которые, на наш взгляд, делают компьютерную метафору совершенно нерелевантной, оглянувшись перед этим на Роджера Пенроуза, писавшего, что сознание не может быть сведено к вычислению, так как живой мозг наделен способностью к пониманию [23]. Что такое понимание? Не фиксация и соотнесение с чем-то, а именно понимание — вопрос не праздный, в первую очередь относительно иных видов интеллекта, не человеческого типа. Согласно Пенроузу, мозг действительно работает, как компьютер, однако этот компьютер отличается настолько невообразимой сложностью, что его имитация не под силу научному осмыслению.
Мозг является конструкцией из мягких и жестких звеньев и включает в себя нисходящие алгоритмы, восходящие процедуры научения и невычисляемые пласты. Это дает нам основания считать, что, по крайней мере, в обозримое время он не поддастся адекватному моделированию.
Итак, нерелевантность компьютерной метафоры в ее нынешнем виде определяется следующими свойствами сознания человека:
— Чрезвычайная роль контекста
а значит — возможность множественных трактовок сообщения и событий вообще. Одного этого достаточно, чтобы мир то и дело отражался в кривых зеркалах (в теории коммуникации говорят о коммуникативных ямах или провалах, не в последнюю очередь именно по этой причине). Стоит вспомнить в связи со всем этим биосемиотика и теоретика биологии Якоба Юкскюля с его идеей Umwelt’ов — миров, отдельных для каждого существа и почти непроницаемых для других: «Everything has it's own Umwelt adapted to its specific needs» (у каждого существа свой мир, приспособленный к его существованию) — только высокая организация сознания дает возможность учитывать миры других людей [24].
— Избыточность и возможность многих путей для поиска одного и того же
Использование разных алгоритмов в разное время без очевидных причин. И нахождение того, что не искали (попутно). Как блуждание по большому (и почти что не своему) дому — на что наткнешься... Пространство знакомо лишь частично, и не очень светло. Спотыкаешься и не туда заходишь... Трудно пройти по одному и тому же маршруту несколько раз, разве что этот маршрут тривиален и автоматизирован. Собственно, если человек настойчиво использует один и тот же маршрут при ментальных операциях, то это говорит о его эпилептоидности (когда тапочки должны стоять только параллельно). И противоположное: если каждый раз пробовать новый маршрут, то тут явно не без шизоидности. И это может привести не только к непродуктивному поиску (поведению), но и к открытиям, так как включаются низкочастотные ассоциативные процессы.
— Неожиданность и непрогнозируемость сопоставляемых объектов или процедур: чем более редкие и «чужие» объекты, тем более эффективным может быть творческий процесс (этим объясняется континуальность «нормы», когда грань между безумием, шизотипическим сознанием и гениальностью определяется внешними координатами — адаптированностью к социуму). Возможна ли, кстати, компьютерная имитация галлюцинаций, когда мозг начинает замещать сенсорные потоки их симуляцией? Ведь мозг видит, слышит и ощущает то, «что хочет и может», а вовсе не то, что есть в «объективном» мире.
— Размытость, неточность, приблизительность описаний, не снижающая эффективности поиска в памяти и построения алгоритма поведения (то, что принято связывать с правополушарным типом сознания)
Нельзя не согласиться: то, что просто человеку, сложно компьютеру и наоборот.
— Непредзаданность аристотелевского типа мышления и даже искусственность его для мозга
так как такому типу логики человека надо специально обучать. Множественность типов мышления, определяемых культурой и решаемой задачей (обыденное, научное, религиозное и мышление, используемое в игре, — см. работы кросс-культурных психологов Клода Леви-Стросса, Александра Лурии, Майкла Д. Коула, Пеэтера Тульвисте и т. д.). Заметим, что такая множественность обеспечивается самим мозгом, в частности особенностями его гемисферной функциональной организации.
— Юмор и смех, «карнавал»
— свойства психики человека, выполняющие роль «щекотки сердца», когда можно сбросить на время страх и совесть, и «щекотки ума», когда можно нарушить законы разума, здравого смысла и этикета[25]. Психике нужен отдых. Может ли компьютер моделировать юмор? Все, что он может, — требует алгоритма, или сценария, или перестановок. Можно ли таким способом породить смешное, то есть неожиданное? Скорее нет, чем да, но если и да, то что-то простое и потому не очень смешное или — перебором маловероятных вариантов — недекодируемое. Ведь все дело в дозе и в контексте. Законы смешного те же, что и законы поэзии, — неожиданный ракурс, аналогия, необычная точка отсчета [26].
Да, шахматный суперкомпьютер Deep Blue обыграл Каспарова в шахматы, и человечество испытало шок. Вскоре очнулись: ведь это просто игра, основанная на переборе вариантов (т. е. еще не весь интеллект), да к тому же с несопоставимыми объемами памяти у противников (что вообще некорректно), да к тому же с «натасканностью» искусственного разума на конкретного игрока... Специалисты говорят, что написать программу высокого уровня для игры в нарды, к примеру, — несопоставимо сложнее: кости, господа, кости... Случай то есть. Однако другой чемпион мира по шахматам Владимир Крамник заметил, что и шахматы слишком сложны для компьютера, так как количество возможных комбинаций представляет собой число с 28 нулями; поскольку алгоритм человеческого мышления таков, что мы можем выбрать направление расчетов, а не перебирать все комбинации, то у нас есть шанс его переиграть. Что утешает. Хотя, не надолго, как мы уже видим.
Гонку на скорость мы проиграли давно: скорость работы электронных схем уже в миллионы раз превышает скорость возбуждения нейронов в мозге, при этом электронные схемы демонстрируют высокую точность синхронизации и обработки инструкций, что ни в коей мере не свойственно нейронам. И что? — А ничего. Пока не видно ни Паскалей, ни Леонардо, ни Шопенгауэров. И не будет видно никогда в этих нулях с единицами, потому что никто еще не сделал никакого прорыва в науке и философии, не говоря об искусстве, с помощью особо хорошо смазанного арифмометра «Феликс». Модельеры интеллектуальных процессов давно осознали, что для создания хоть какого-то подобия человеческого интеллекта нужно «повторить» не только «левополушарного Феликса», но и «правополушарного» Анри Бергсона или не влезающих ни в какие рамки Моцарта и Пушкина. А это — нет, никогда... То, что делает нас людьми, — никакие абиссинцы с шумерами на своих счетах не отложат...
Вернемся к вопросам, поставленным в начале — как нам относиться к детерминированности нашего мышления и поведения нейрональными механизмами, обеспечивающими функционирование нейронной сети в нашем мозге? Есть ли все же прогресс в соотнесении и объяснении данных нейронаук и субъективного опыта, феноменального сознания, психических явлений высокого ранга?
Боюсь, что вопросов будет больше, чем ответов, но сам факт осознания этих проблем как реально существующих должен явиться, как я надеюсь, сигналом для обострения внимания — как у философов, так и — особенно — у экспериментально работающих в нейронауке ученых.
Согласно наиболее известной форме теоремы Курта Геделя, опубликованной в 1931 году в Кенигсберге, формальная система, достаточно мощная, чтобы сочетать в себе формулировки утверждений арифметики и стандартную логику, не может быть одновременно полной и непротиворечивой. Из этого, в частности, следует, что интуицию и понимание невозможно свести к какому бы то ни было набору правил. Этой теоремой Гедель положил начало важнейшему этапу развития философии сознания, а Пенроуз через десятилетия вынес приговор: осознание и понимание как основа человеческого интеллекта являются результатом нейрофизиологических процессов, но их невозможно объяснить в физических, математических и иных научных терминах — и невозможно смоделировать вычислительными средствами [27].
Специалисты по искусственному интеллекту знают, что пока нам удается моделировать только «левополушарную» вычислительную активность мозга, меж тем как внутри мозга функционирует и нечто вроде «аналогового компьютера», обеспечивающего практически все «правополушарные», интуитивные процессы, нетривиальные ходы и ассоциации — основу творческих прорывов, а значит, жизнь цивилизации и культурную эволюцию. Пенроуз считает, что для отыскания хоть какого-то объяснения феномену сознания нам придется выйти за пределы известной науки. Очень вероятно. И все же ответы на интересующие нас вопросы нам следует искать именно с помощью научных методов — даже если о природе этих будущих методов науки мы имеем смутное представление.
Уже сейчас, однако, появляются все новые и новые свидетельства того, что высшие и именно человеческие психические функции можно изучать нейрофизиологически и находить соответствующие им паттерны активности (мы не ищем больше локусы, а ищем скорее «мелодии», поскольку больше всего нейрональные процессы похожи на джазовые сессии, в которых участвуют временно объединенные структуры мозга). Например, известно, что гиппокамп и лобная кора формируют личную память и возможность перемещаться в ней по шкале времени, размещать на ней события. Более того, было доказано, что гиппокамп отвечает не только за прошлое (воспоминания), но и за будущее или возможное (воображение) [28].
Ну и наконец, в продолжение разговора о детерминированности поведения мозговыми процессами: должны ли мы учитывать индивидуальные особенности мозга, анализируя, к примеру, социально значимые события? Известно, что есть люди импульсивные, склонные к риску, действующие мгновенно, практически не задумываясь над тем, стоит ли вообще совершать данный поступок, или лучше остановиться и подумать, а уж потом принимать решение. А есть осторожные и медленные. Томографические исследования показывают наличие тормозных механизмов в мозгу, включающихся на несколько миллисекунд до принятия решения (нижняя лобная кора, которая посылает сигнал торможения в субталамическое ядро среднего мозга, что останавливает движение, и область, расположенная впереди дополнительной моторной коры, которая отвечает за то, будет ли действие произведено или нет). У всех ли эта сеть работает правильно? Насколько вариативны индивидуальные механизмы?
Обескураживают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что мозг «принимает решение» примерно за несколько секунд до того, как личность это осознает. МРТ может показать, что человек собирается солгать или его решение будет ошибочным [29]. Чрезвычайно важно в этой связи подумать, насколько произвольными, подчиняющимися воле, являются наши действия [30]. Если считать, что сознание — это в первую очередь осознание, то мы опять наталкиваемся на огромный разрыв между хорошо изученным психофизиологией восприятием и фактически никак не изученным осознанием. Вроде бы на этом пути нам должна была бы помочь интроспекция, но, как писал лауреат Нобелевской премии Фрэнсис Крик, последние годы жизни занимавшийся проблемой сознания, интроспекция обманывает нас на каждом шагу[31].
Сомнения в самом существовании свободы воли, непосредственно связанной с проблемой осознания, возникали неоднократно, начиная со знаменитого эксперимента со временем Бенджамина Либета [32], и затем у Саймона Фишера [33], Дэниэла Вегнера [34] и Марка Халлета [35]. Некоторые исследователи так и пишут: представления о том, что наши осознаваемые мысли порождают действия, подчиняющиеся, таким образом, свободной воле, — ошибочны, и верить в это — все равно что действительно считать, что кролик так и сидит до нужного момента в цилиндре фокусника. Халлет, например, на основании анализа большого количества специально построенных экспериментов склонен считать, что свобода воли — в чистом виде результат интроспекции. Иными словами, как я бы это прокомментировала, мозг параллельно с сенсорными ощущениями порождает и ощущение свободы воли, то есть в прямом смысле «морочит нам голову»... Мало того, мозг посылает нам сигнал о «свободе выбора решения» несколько раньше самого (двигательного, к примеру,) сигнала, и это нас вводит в заблуждение даже тогда, когда, кажется, срабатывает интроспекция... Приходится также признать, что мозг «позволяет» нашему сознанию получить кое-какую информацию о своей деятельности...
В этой связи нельзя обойти вопрос о самости (ipseity), которая определяется как транспарентность тела, или единство духовного и телесного в человеке. Душа есть форма тела, как писал еще Аристотель [36] и вслед за ним Фома Аквинский [37]. Однако отношение к этому очень различно не только у разных философов и психологов, но и в разных религиях: от полного отрицания самости в буддизме (Махаяна) до трактовки ее как вины (а значит, формирования в результате опыта), как понимал это Лютер. Самость — не вещь в себе, а функция, и она не всегда включается (как и рефлексия). Это значит, что есть некий разрыв между тем, что происходит, — и нашим осознанием этого и оценкой, отнюдь не всегда присутствующими.
Не стоит забывать и о так называемых Minimal Self (первичная моторика и понимание строения своего тела) и Extended Self (осознание себя как личности, со всеми контекстами), а также про особое состояние мозга, так называемый Default Mode — состояние «покоя», когда происходит, в частности, восприятие важных для субъекта сигналов.
Я склонна считать, что показанное в нейрофизиологических экспериментах опережение мозгом сознания ставит под сомнение наличие свободы воли разве что у Minimal Self и никак не затрагивает Extended Self. Отличие человека от других биологических видов, от компьютеров и «зомби» именно и состоит в обладании arbitrium liberum — Свободой Воли, способностью к добровольному и сознательному. «Волевой акт и действие тела, — считает Шопенгауэр, — это не два объективно познанных различных состояния, объединенных связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия, нет, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами — один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка. Действие тела есть не что иное, как объективированный, то есть вступивший в созерцание, акт воли»[38]. И далее — «мое тело и моя воля — это одно и то же»[39].
Свобода воли и будущее человечества
Итак, понимание и признание свободы воли имеет не только философскую, но и вполне экзистенциальную ценность. Да, возможно, она отсутствует у нейронной сети как таковой, и мозг морочит нам голову — и даже слишком много на себя берет. Но не у личности, принимающей осознанные решения, за которые она несет ответственность! Робот и «зомби» ответственности не несут, другое дело homo sapiens. Иначе вся человеческая цивилизация является насмешкой. Об этом стали размышлять не в двадцать первом веке. «Воля есть разумное движение, повелевающее чувством и влечением. В какую бы сторону она ни направлялась, она всегда имеет своим спутником разум, некоторым образом следующий за ней по пятам», — писал еще аббат Бернар Клервоский (1090—1153) в своем труде «De Gratia et libero arbitrio» («О благодати и свободе воли»).
Пройдет немного времени, и картирование мозга сможет указать нам, например, на потенциальную опасность некоего человека для социума, а это ставит перед обществом сложные юридические и культурные вопросы, в том числе и о свободе воли и мере ответственности личности за свои поступки. В США активно обсуждаются планы использования сканирования мозга в судопроизводстве для проверки правдивости показаний, и никто не сомневается, что рано или поздно это произойдет (как вошел в практику анализ ДНК), но это всего лишь еще один вариант детектора лжи, а вот оценка мозга как возможного «виновника» потенциальных преступлений изменит всю систему юриспруденции, если не сказать — всю человеческую культуру. В общем, будущее обещает быть нескучным...
• Выпуск журнала № 1 (52) 2013 Это не я — это мой мозг... Татьяна Черниговская
http://www.strana-oz.ru/2013/1/eto-ne-ya---eto-moy-mozg
Это не я, это — мой мозг. Таков, похоже, ответ двадцать первого века на вопрос девятнадцатого. До нас эта инновация (не к ночи слово будь помянуто) еще не долетела через океан, но долетит же... Строго говоря, движение в эту сторону — когда вина за необщепринятые поступки, а то и за весь жизненный сценарий возлагается на разного рода физиологические или даже анатомические особенности — наблюдалось и раньше. Но только с наступлением нового тысячелетия дело дошло до того, чтобы чуть ли не совсем снять ответственность с личности и отдать ее «кислотам», в частности дезоксирибонуклеиновой, так закрученной в спираль, что никакой суд не разберет... Страдания юного Вертера, тургеневских барышень, лишних людей, рахметовых и франкенштейнов, шариковых и ганнибалов лектеров с молчащими ягнятами — все-все сведем теперь к четырем буквам — А, Г, Т и Ц[1] — из них и текст приговора. Удобно, но стыдно и опасно. Провидчески десятилетия назад это уловил Иосиф Бродский: «...верх возьмут телепаты, буддисты, спириты, препараты, фрейдисты, неврологи, психопаты... Душу затянут большой вуалью. Объединят нас сплошной спиралью. Воткнут в розетку с этил-моралью. Речь освободят от глагола».
Мозг в мире и мир в мозгу
Тема этой статьи выходит за переделы антропологических дискуссий о природе человека и затрагивает кардинальные принципы функционирования сложнейшей из всех сложных систем — нейронной сети. Речь идет о степени личной независимости от физиологических (если не физико-химических) процессов, детерминированности поведения свойствами мозга и даже генетикой, когда нельзя избежать вопроса о свободе воли как самой сети (может ли она вести себя иначе?), так и субъекта. Последнее имеет принципиальное значение для любых дискуссий о специфике человека и его отличиях от «зомби» или иных виртуальных или реальных систем, претендующих на обладание человеческими способностями.
Вероятно, большинство людей согласится с тем, что отличительной чертой человека является сознание. Дело за небольшим: нет никакого консенсуса относительно определения того, что, собственно, это такое... Термин сознание используется как минимум в двух разных аспектах: как характеристика наличия такового свойства у живых существ и как наличие определенных уровней и состояний сознания. На самом деле существует много разных смыслов, которые в это вкладываются:
• Сознанием обладает любое чувствующее и реагирующее на внешние раздражители существо. Тогда нужно признать, что им обладают рыбы, креветки и т. д.
• Состояние не во сне и не в коме. Как тогда в этом смысле определять состояние во сне, в гипнозе и т. д.?
• Осознание: мы не только осознающие, мы еще осознаем, что осознаем. Как тогда быть с маленькими детьми? С высокоразвитыми, но не говорящими существами?
• Так называемое What is it[2] когда предлагается представить, каков мир с точки зрения другого сознания — например, летучей мыши с ее эхолокацией или осьминога. Виртуально мыслимые инопланетные существа немногим более непонятны нам в этом смысле, чем любое земное животное.
В современной науке существует весьма широкий спектр типов отношения к проблеме сознания и его естественно-научного изучения — от узкоредукционистских, когда самые сложные и кардинальные для понимания вопросы просто обходятся (и это характерно для большинства экспериментально работающих ученых), до постулирования несводимости этих параллельных «миров» и призыва не искать вообще нейрофизиологические корреляты сознания (и тогда это выход за пределы научной парадигмы или, как минимум, ее естественно-научного блока).
Некоторую надежду на выход из этой ситуации вселяет развитие когнитивистских подходов, мультидисциплинарных по определению. Например, радикальный когнитивист (как он сам себя называет) Виктор Аллахвердов находится в оппозиции к иррационализму и нонкогнитивизму, к взгляду на человека с позиций синтетической теории эволюции, к бихевиоризму и психоанализу — и утверждает, что «признание несводимости познания к поведению, ориентация на описание процессов переработки информации, понимание роли субъективных конструктов в описании мира, акцент на проблемы соотношения сознательного и неосознаваемого» вселяет надежду на некий прорыв и выход из тупика. Он также утверждает, что сознание — запаздывающая структура, так как мозг осуществляет независимые проверки, выбирая правильные, на его взгляд, гипотезы из разных вариантов, в том числе и ошибочных[3].
Субъективная реальность, qualia, или феноменальное сознание — едва ли не главная тема в этих дискуссиях. Это подчеркивает и крупнейший современный нейрофизиолог Джеральд Эдельман [4]. Центральная проблема сознания — как субъективные переживания порождаются физическими явлениями? Об этом написано и продолжает писаться огромное количество статей и книг. Мы видим только то, что знаем. Образы и представления — не копия и даже не сумма физических сигналов, поступающих на наши рецепторы. Их строит наш мозг. Иначе говоря, то, что видится, слышится и осязается, отлично у разных видов животных и у всех них от нас не потому, что различны диапазоны зрения, слуха, обоняния и т. д., а потому что у всех существ свой мозг, который обрабатывает сенсорные сигналы, формируя субъективные (!) образы. Не только у разных видов, но и у разных людей, входящих в один вид, — разные qualia. Надо также подчеркнуть, что наличие субъективной реальности не выявляется бихевиористскими методиками, стало быть, экспериментальная проверка требует специальной ментальной проработки.
В связи с вышесказанным нужно привыкнуть делать серьезные поправки на индивидуальные, этнические, конфессиональные, профессиональные и иные культурные отличия, строившие нейронную сеть и субъективные миры разных людей. Кардинальную важность кросс-культурной (как теперь это называется) специфики мышления описывали Николай Марр, Израиль Франк-Каменецкий[5], Ольга Фрейденберг[6], Павел Гуревич, Михаил Стеблин-Каменский... Мозг — не сумма миллиардов нейронов и их связей, а таковая сумма плюс индивидуальный опыт, который сформировал этот инструмент — наш мозг — и настроил его. Восприятие — это активное извлечение знаний и конструирование мира. Разные живые системы делают это по-своему, извлекая из мира нужные характеристики (например, магнитные поля или поляризованный свет) и строя специфичные модели мира. Именно наличие субъективного мира и самого субъекта отличает человека от киборга. Пока. Отличие человека состоит и в обладании arbitrium liberum — свободой воли, способностью к добровольному и сознательному выбору и согласию с принимаемым решением — voluntarius consensus.
Все когнитивные процессы — это получение и обработка информации по определенным правилам и алгоритмам. В мозгу есть ментальные репрезентации, обеспечивающие контакт с миром. Это гипотезы высокой степени абстракции, лежащие в основании картины мира, которую нельзя проверить эмпирически, потому что «объективной», «настоящей» картины мира просто нет, или ее знает только Создатель. Сложение мнений статистически приемлемого количества людей ничего не добавляет, так как у них у всех — похожий мозг. Как утверждает Кант, «рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»[7]. Не удается уклониться от опасного вопроса: почему формальное мышление применимо к реальному миру? Почему мы принимаем как аксиому, что хорошо организованное в рамках наших алгоритмов построение — истинное? Истинное в рамках нашего мышления.
Здесь мы сталкиваемся с парадоксом: мозг находится в мире, а мир находится в мозгу. Поиск субъективного опыта в физическом мире (т. е. в качестве и интенсивности сенсорных стимулов) абсурден: его там нет, так как он строится в мозгу, в отдельном, дополнительном пространстве мозга. Кто смотрит на ментальные репрезентации? Кто их интерпретирует?[8]
Казалось бы, очевиден ответ «я», но... как бы из иного измерения, из другого пространства, изнутри мозга, но не как физического объекта, а как психического субъекта. И ведь мозг ведет (с кем-то) диалог... А кто с кем говорит («не ходила бы ты туда»...)? Раньше бы сказали — правое и левое полушария, как бы две разные личности. Но теперь эта картина стала гораздо более пестрой, а мозг — гораздо «населенней». Похоже, что тексты нейронной сети читает сама нейронная сеть, в которую мы попались или которой, возможно, являемся... Утешает лишь то, что в нее попался и мир. Или она сама и есть мир. И форма ее, плотность, изящество плетения, гибкость и упругость — живые, и мы можем вывязывать свои узоры, не подчиняясь шаблонам, данным нам a priori — для устойчивости[9].
А можем ли мы мозгу доверять? Потенциальная его способность поставлять личности не только ложную сенсорную и семантическую информацию, но и неадекватную оценку принадлежности ощущений данному субъекту, хорошо известна из психической патологии. Исследования Вилейанура Рамачандрана [10] показывают, что «убеждение сознания» может их уничтожить, стало быть, способы произвольного, сознательного воздействия даже на такие экстремально-аномальные ощущения есть.
Вопрос, который по-прежнему никуда не уходит: наш мозг — реализация «множества всех множеств, не являющихся членами самих себя» Бертрана Рассела [11] или самодостаточный шедевр, находящийся в рекурсивных отношениях с допускаемой в него личностью, в теле которой он размещен? И что в чем размещено? Что из того мира, который мы воспринимаем и к которому приспосабливаемся, принадлежит ему, а что порождает наш мозг? Это значит, что вопрос о разделении субъекта и объекта остается центральным.
Это было давно осознано крупнейшими умами, например Алексеем Ухтомским, выдающимся отечественным ученым, опередившим свое время почти на век и считавшим, что нет ни субъекта, ни объекта, что мы вовсе не зрители, а участники, и даже что природа наша делаема, то есть ее как бы и нет независимо от нас. В этой связи нужно вспомнить Александра Пятигорского и Мераба Мамардашвили [12], а также Владимира Зинченко [13], которые прямо говорили, что бытие и сознание представляют собой континуум и что мышление и существование совпадают.
Ситуацию, где объект исследования не является независимым от наблюдателя, физика пережила давно, когда начала разрабатываться квантовая теория и мир смутил кот Шредингера. Такими сюжетами, нарушающими все привычные представления о пространстве и времени, как принято думать, заселен квантовый мир, в котором все зависит от наличия наблюдателя. В макромире подобных феноменов до последнего времени не наблюдалось. Но это в физике, а в науках, изучающих живые системы, роль наблюдателя — роль мозга — недооценивать не стоит. А значит, аналитическая философия — такой же игрок на этом поле, как нейрофизиология и когнитивная психология.
Строго говоря, сейчас нейронауки и философия сознания прекрасно друг без друга обходятся, можно даже сказать — они друг другу даже мешают, так как вынуждены взаимно друг на друга оглядываться. Надежда на выстраивание между ними моста, призванного преодолеть провал, пока весьма призрачна: современное состояние исследований все еще можно описать как Where-it-happens studies, так как любая самая изощренная техника дает лишь ответ на вопрос, какие зоны в мозгу активны или пассивны во время той или иной деятельности, тогда как хотелось бы получить не «адреса», а объяснения.
В обсуждении вопросов об автономности мозга, поднятых в статьях Эрнста Нагеля, Давид Дубровский настаивает на том, что человек может «оперировать по своей воле некоторым классом своих нейродинамических систем, то есть управлять ими»[14], а из этого следует, что жесткий внутренний детерминизм не очевиден.
Мозг — творец или зеркало?
В 1922 году, задолго до возникновения когнитивной науки, Семен Франк писал: «Обществоведение отличается той методологической особенностью, что в нем субъект знания в известном отношении совпадает с его объектом. Исследователь муравейника не есть сам участник муравейника, бактериолог принадлежит к другой группе явлений, чем изучаемый им мир микроорганизмов, обществовед же есть сам — сознательно или бессознательно — гражданин, то есть участник изучаемого им общества»[15]. Вспомним в связи с этим и его гениальных предшественников. «Великий Кант научил нас, что время, пространство и причинность во всей своей закономерности и возможности всех своих форм находятся в нашем сознании совершенно независимо от объектов, которые в них являются и составляют их содержание, — писал Артур Шопенгауэр, — или, другими словами, к ним одинаково можно прийти, исходя из субъекта или из объекта; поэтому их можно с равным правом называть как способами созерцания субъекта, так и свойствами объекта, поскольку последний есть объект (у Канта: явление), то есть представление»[16].
Мы знаем, что младенец, рожденный сейчас, генетически мало отличается от рожденного в начале нашей биологической истории. Известно, какие линии оказались тупиковыми, а какие привели к возникновению человека современного типа и разных расовых и этнических групп. Несмотря на неоднозначность отношения к дискуссии о том, продолжается еще или уже завершилась биологическая эволюция человека, следует указать на появление данных, показывающих, что человеческий мозг все еще находится под воздействием адаптивных эволюционных процессов (например, микроцефалин — ген, регулирующий объем мозга, — продолжает адаптивно эволюционировать)[17].
Открытие Джакомо Риззолатти и Майклом Арбибом зеркальных нейронов[18] и вообще зеркальных систем дает совершенно новые данные о возникновении языка и рефлексии как основ сознания человека[19]. Зеркальные системы мозга картируют внешнюю информацию — действия, совершаемые другим существом, необязательно того же вида, но с понятной системой координат и интерпретируемым поведением. Они есть практически во всех отделах мозга человека и активируются, в том числе, при предвидении действия, при сопереживании эмоций или воспоминании о них и т. д. Это показывает, на основе чего развился мозг, готовый для построения моделей сознания, а также для социального обучения и адекватного поведения в социуме. Отсутствие такой способности, наблюдаемое в крайних формах при аутизме и шизофрении, приводит к выпадению человека из общества с самыми тяжелыми экзистенциальными последствиями [20].
Чрезвычайно важным является и формирование с помощью этих систем надежных механизмов самоидентификации, что нарушается при психической патологии — шизофрении — и также оказывается связанным с функционированием зеркальных систем [21].
Итак, предельно сложно организованный человеческий мозг — зеркало для мира или сам формирует мир? Важен он миру или только самому индивидууму для обеспечения жизнеспособности? Зачем нам его повторять? Чтобы дублировать что — себя или мир? Чтобы узнать, как работает сам мозг или каковы законы мира в целом? А разве мы можем дублировать то, что организовано сложнее, чем мы даже можем себе вообразить? Создавать модели, чтобы проверить правильность гипотез? — Да, но ведь, например, обучая искусственные нейронные сети, мы узнаем не то, как действует мозг, а то, как происходит обучение! Точно так же, как, обучая приматов человеческому жестовому языку, мы выясняем лишь, до каких пределов их можно доучить, — не более того.
Сейчас ясно, что процессы работы с памятью (запись, считывание, поиск) у человека и компьютера сильно отличаются. В основе организации компьютерной памяти лежит адресация — указание места информации в памяти. Различные виды поиска по содержанию (по ключам, наборам признаков и т. д.) обеспечиваются системой адресных ссылок. Человеческая память также располагает большим набором ключей, позволяющих быстро считывать нужную информацию. Однако, даже если мы получаем сопоставимые результаты, у нас нет никакой уверенности в том, что сами процессы были теми же! Например, сейчас есть роботы, которые могут компенсировать нарушения движений за счет непрерывного перемоделирования себя в зависимости от ситуации. Следует ли из этого, что у робота теперь есть самосознание и субъективная реальность? Свобода воли для принятия решений о себе?
Исследования Константина Анохина [22] дают нам конкретные сведения о том, что высокая степень сложности процессов памяти отрабатывается природой на животных, стоящих на разных степенях эволюционной лестницы, и наиболее успешные ходы закрепляются генетически. Человек имеет несопоставимо больше степеней свободы выбора алгоритмов как фиксации, так и считывания информации, что на порядок увеличивает уровень сложности. Мозг принято моделировать как классическую физическую систему, которая по определению является вычислительной. Однако очевидно, что это не так, а значит, в будущем, когда такие подходы станут возможными, к моделированию будут, вероятно, подходить в рамках иной научной парадигмы (ср. гипотезу Джона Экклза о том, что для описания функций некоторых структур мозга необходимо привлечение квантовых представлений).
Обозначим свойства психических процессов, которые, на наш взгляд, делают компьютерную метафору совершенно нерелевантной, оглянувшись перед этим на Роджера Пенроуза, писавшего, что сознание не может быть сведено к вычислению, так как живой мозг наделен способностью к пониманию [23]. Что такое понимание? Не фиксация и соотнесение с чем-то, а именно понимание — вопрос не праздный, в первую очередь относительно иных видов интеллекта, не человеческого типа. Согласно Пенроузу, мозг действительно работает, как компьютер, однако этот компьютер отличается настолько невообразимой сложностью, что его имитация не под силу научному осмыслению.
Мозг является конструкцией из мягких и жестких звеньев и включает в себя нисходящие алгоритмы, восходящие процедуры научения и невычисляемые пласты. Это дает нам основания считать, что, по крайней мере, в обозримое время он не поддастся адекватному моделированию.
Итак, нерелевантность компьютерной метафоры в ее нынешнем виде определяется следующими свойствами сознания человека:
— Чрезвычайная роль контекста
а значит — возможность множественных трактовок сообщения и событий вообще. Одного этого достаточно, чтобы мир то и дело отражался в кривых зеркалах (в теории коммуникации говорят о коммуникативных ямах или провалах, не в последнюю очередь именно по этой причине). Стоит вспомнить в связи со всем этим биосемиотика и теоретика биологии Якоба Юкскюля с его идеей Umwelt’ов — миров, отдельных для каждого существа и почти непроницаемых для других: «Everything has it's own Umwelt adapted to its specific needs» (у каждого существа свой мир, приспособленный к его существованию) — только высокая организация сознания дает возможность учитывать миры других людей [24].
— Избыточность и возможность многих путей для поиска одного и того же
Использование разных алгоритмов в разное время без очевидных причин. И нахождение того, что не искали (попутно). Как блуждание по большому (и почти что не своему) дому — на что наткнешься... Пространство знакомо лишь частично, и не очень светло. Спотыкаешься и не туда заходишь... Трудно пройти по одному и тому же маршруту несколько раз, разве что этот маршрут тривиален и автоматизирован. Собственно, если человек настойчиво использует один и тот же маршрут при ментальных операциях, то это говорит о его эпилептоидности (когда тапочки должны стоять только параллельно). И противоположное: если каждый раз пробовать новый маршрут, то тут явно не без шизоидности. И это может привести не только к непродуктивному поиску (поведению), но и к открытиям, так как включаются низкочастотные ассоциативные процессы.
— Неожиданность и непрогнозируемость сопоставляемых объектов или процедур: чем более редкие и «чужие» объекты, тем более эффективным может быть творческий процесс (этим объясняется континуальность «нормы», когда грань между безумием, шизотипическим сознанием и гениальностью определяется внешними координатами — адаптированностью к социуму). Возможна ли, кстати, компьютерная имитация галлюцинаций, когда мозг начинает замещать сенсорные потоки их симуляцией? Ведь мозг видит, слышит и ощущает то, «что хочет и может», а вовсе не то, что есть в «объективном» мире.
— Размытость, неточность, приблизительность описаний, не снижающая эффективности поиска в памяти и построения алгоритма поведения (то, что принято связывать с правополушарным типом сознания)
Нельзя не согласиться: то, что просто человеку, сложно компьютеру и наоборот.
— Непредзаданность аристотелевского типа мышления и даже искусственность его для мозга
так как такому типу логики человека надо специально обучать. Множественность типов мышления, определяемых культурой и решаемой задачей (обыденное, научное, религиозное и мышление, используемое в игре, — см. работы кросс-культурных психологов Клода Леви-Стросса, Александра Лурии, Майкла Д. Коула, Пеэтера Тульвисте и т. д.). Заметим, что такая множественность обеспечивается самим мозгом, в частности особенностями его гемисферной функциональной организации.
— Юмор и смех, «карнавал»
— свойства психики человека, выполняющие роль «щекотки сердца», когда можно сбросить на время страх и совесть, и «щекотки ума», когда можно нарушить законы разума, здравого смысла и этикета[25]. Психике нужен отдых. Может ли компьютер моделировать юмор? Все, что он может, — требует алгоритма, или сценария, или перестановок. Можно ли таким способом породить смешное, то есть неожиданное? Скорее нет, чем да, но если и да, то что-то простое и потому не очень смешное или — перебором маловероятных вариантов — недекодируемое. Ведь все дело в дозе и в контексте. Законы смешного те же, что и законы поэзии, — неожиданный ракурс, аналогия, необычная точка отсчета [26].
Да, шахматный суперкомпьютер Deep Blue обыграл Каспарова в шахматы, и человечество испытало шок. Вскоре очнулись: ведь это просто игра, основанная на переборе вариантов (т. е. еще не весь интеллект), да к тому же с несопоставимыми объемами памяти у противников (что вообще некорректно), да к тому же с «натасканностью» искусственного разума на конкретного игрока... Специалисты говорят, что написать программу высокого уровня для игры в нарды, к примеру, — несопоставимо сложнее: кости, господа, кости... Случай то есть. Однако другой чемпион мира по шахматам Владимир Крамник заметил, что и шахматы слишком сложны для компьютера, так как количество возможных комбинаций представляет собой число с 28 нулями; поскольку алгоритм человеческого мышления таков, что мы можем выбрать направление расчетов, а не перебирать все комбинации, то у нас есть шанс его переиграть. Что утешает. Хотя, не надолго, как мы уже видим.
Гонку на скорость мы проиграли давно: скорость работы электронных схем уже в миллионы раз превышает скорость возбуждения нейронов в мозге, при этом электронные схемы демонстрируют высокую точность синхронизации и обработки инструкций, что ни в коей мере не свойственно нейронам. И что? — А ничего. Пока не видно ни Паскалей, ни Леонардо, ни Шопенгауэров. И не будет видно никогда в этих нулях с единицами, потому что никто еще не сделал никакого прорыва в науке и философии, не говоря об искусстве, с помощью особо хорошо смазанного арифмометра «Феликс». Модельеры интеллектуальных процессов давно осознали, что для создания хоть какого-то подобия человеческого интеллекта нужно «повторить» не только «левополушарного Феликса», но и «правополушарного» Анри Бергсона или не влезающих ни в какие рамки Моцарта и Пушкина. А это — нет, никогда... То, что делает нас людьми, — никакие абиссинцы с шумерами на своих счетах не отложат...
Вернемся к вопросам, поставленным в начале — как нам относиться к детерминированности нашего мышления и поведения нейрональными механизмами, обеспечивающими функционирование нейронной сети в нашем мозге? Есть ли все же прогресс в соотнесении и объяснении данных нейронаук и субъективного опыта, феноменального сознания, психических явлений высокого ранга?
Боюсь, что вопросов будет больше, чем ответов, но сам факт осознания этих проблем как реально существующих должен явиться, как я надеюсь, сигналом для обострения внимания — как у философов, так и — особенно — у экспериментально работающих в нейронауке ученых.
Согласно наиболее известной форме теоремы Курта Геделя, опубликованной в 1931 году в Кенигсберге, формальная система, достаточно мощная, чтобы сочетать в себе формулировки утверждений арифметики и стандартную логику, не может быть одновременно полной и непротиворечивой. Из этого, в частности, следует, что интуицию и понимание невозможно свести к какому бы то ни было набору правил. Этой теоремой Гедель положил начало важнейшему этапу развития философии сознания, а Пенроуз через десятилетия вынес приговор: осознание и понимание как основа человеческого интеллекта являются результатом нейрофизиологических процессов, но их невозможно объяснить в физических, математических и иных научных терминах — и невозможно смоделировать вычислительными средствами [27].
Специалисты по искусственному интеллекту знают, что пока нам удается моделировать только «левополушарную» вычислительную активность мозга, меж тем как внутри мозга функционирует и нечто вроде «аналогового компьютера», обеспечивающего практически все «правополушарные», интуитивные процессы, нетривиальные ходы и ассоциации — основу творческих прорывов, а значит, жизнь цивилизации и культурную эволюцию. Пенроуз считает, что для отыскания хоть какого-то объяснения феномену сознания нам придется выйти за пределы известной науки. Очень вероятно. И все же ответы на интересующие нас вопросы нам следует искать именно с помощью научных методов — даже если о природе этих будущих методов науки мы имеем смутное представление.
Уже сейчас, однако, появляются все новые и новые свидетельства того, что высшие и именно человеческие психические функции можно изучать нейрофизиологически и находить соответствующие им паттерны активности (мы не ищем больше локусы, а ищем скорее «мелодии», поскольку больше всего нейрональные процессы похожи на джазовые сессии, в которых участвуют временно объединенные структуры мозга). Например, известно, что гиппокамп и лобная кора формируют личную память и возможность перемещаться в ней по шкале времени, размещать на ней события. Более того, было доказано, что гиппокамп отвечает не только за прошлое (воспоминания), но и за будущее или возможное (воображение) [28].
Ну и наконец, в продолжение разговора о детерминированности поведения мозговыми процессами: должны ли мы учитывать индивидуальные особенности мозга, анализируя, к примеру, социально значимые события? Известно, что есть люди импульсивные, склонные к риску, действующие мгновенно, практически не задумываясь над тем, стоит ли вообще совершать данный поступок, или лучше остановиться и подумать, а уж потом принимать решение. А есть осторожные и медленные. Томографические исследования показывают наличие тормозных механизмов в мозгу, включающихся на несколько миллисекунд до принятия решения (нижняя лобная кора, которая посылает сигнал торможения в субталамическое ядро среднего мозга, что останавливает движение, и область, расположенная впереди дополнительной моторной коры, которая отвечает за то, будет ли действие произведено или нет). У всех ли эта сеть работает правильно? Насколько вариативны индивидуальные механизмы?
Обескураживают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что мозг «принимает решение» примерно за несколько секунд до того, как личность это осознает. МРТ может показать, что человек собирается солгать или его решение будет ошибочным [29]. Чрезвычайно важно в этой связи подумать, насколько произвольными, подчиняющимися воле, являются наши действия [30]. Если считать, что сознание — это в первую очередь осознание, то мы опять наталкиваемся на огромный разрыв между хорошо изученным психофизиологией восприятием и фактически никак не изученным осознанием. Вроде бы на этом пути нам должна была бы помочь интроспекция, но, как писал лауреат Нобелевской премии Фрэнсис Крик, последние годы жизни занимавшийся проблемой сознания, интроспекция обманывает нас на каждом шагу[31].
Сомнения в самом существовании свободы воли, непосредственно связанной с проблемой осознания, возникали неоднократно, начиная со знаменитого эксперимента со временем Бенджамина Либета [32], и затем у Саймона Фишера [33], Дэниэла Вегнера [34] и Марка Халлета [35]. Некоторые исследователи так и пишут: представления о том, что наши осознаваемые мысли порождают действия, подчиняющиеся, таким образом, свободной воле, — ошибочны, и верить в это — все равно что действительно считать, что кролик так и сидит до нужного момента в цилиндре фокусника. Халлет, например, на основании анализа большого количества специально построенных экспериментов склонен считать, что свобода воли — в чистом виде результат интроспекции. Иными словами, как я бы это прокомментировала, мозг параллельно с сенсорными ощущениями порождает и ощущение свободы воли, то есть в прямом смысле «морочит нам голову»... Мало того, мозг посылает нам сигнал о «свободе выбора решения» несколько раньше самого (двигательного, к примеру,) сигнала, и это нас вводит в заблуждение даже тогда, когда, кажется, срабатывает интроспекция... Приходится также признать, что мозг «позволяет» нашему сознанию получить кое-какую информацию о своей деятельности...
В этой связи нельзя обойти вопрос о самости (ipseity), которая определяется как транспарентность тела, или единство духовного и телесного в человеке. Душа есть форма тела, как писал еще Аристотель [36] и вслед за ним Фома Аквинский [37]. Однако отношение к этому очень различно не только у разных философов и психологов, но и в разных религиях: от полного отрицания самости в буддизме (Махаяна) до трактовки ее как вины (а значит, формирования в результате опыта), как понимал это Лютер. Самость — не вещь в себе, а функция, и она не всегда включается (как и рефлексия). Это значит, что есть некий разрыв между тем, что происходит, — и нашим осознанием этого и оценкой, отнюдь не всегда присутствующими.
Не стоит забывать и о так называемых Minimal Self (первичная моторика и понимание строения своего тела) и Extended Self (осознание себя как личности, со всеми контекстами), а также про особое состояние мозга, так называемый Default Mode — состояние «покоя», когда происходит, в частности, восприятие важных для субъекта сигналов.
Я склонна считать, что показанное в нейрофизиологических экспериментах опережение мозгом сознания ставит под сомнение наличие свободы воли разве что у Minimal Self и никак не затрагивает Extended Self. Отличие человека от других биологических видов, от компьютеров и «зомби» именно и состоит в обладании arbitrium liberum — Свободой Воли, способностью к добровольному и сознательному. «Волевой акт и действие тела, — считает Шопенгауэр, — это не два объективно познанных различных состояния, объединенных связью причинности; они не находятся между собою в отношении причины и действия, нет, они представляют собой одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами — один раз совершенно непосредственно и другой раз в созерцании для рассудка. Действие тела есть не что иное, как объективированный, то есть вступивший в созерцание, акт воли»[38]. И далее — «мое тело и моя воля — это одно и то же»[39].
Свобода воли и будущее человечества
Итак, понимание и признание свободы воли имеет не только философскую, но и вполне экзистенциальную ценность. Да, возможно, она отсутствует у нейронной сети как таковой, и мозг морочит нам голову — и даже слишком много на себя берет. Но не у личности, принимающей осознанные решения, за которые она несет ответственность! Робот и «зомби» ответственности не несут, другое дело homo sapiens. Иначе вся человеческая цивилизация является насмешкой. Об этом стали размышлять не в двадцать первом веке. «Воля есть разумное движение, повелевающее чувством и влечением. В какую бы сторону она ни направлялась, она всегда имеет своим спутником разум, некоторым образом следующий за ней по пятам», — писал еще аббат Бернар Клервоский (1090—1153) в своем труде «De Gratia et libero arbitrio» («О благодати и свободе воли»).
Пройдет немного времени, и картирование мозга сможет указать нам, например, на потенциальную опасность некоего человека для социума, а это ставит перед обществом сложные юридические и культурные вопросы, в том числе и о свободе воли и мере ответственности личности за свои поступки. В США активно обсуждаются планы использования сканирования мозга в судопроизводстве для проверки правдивости показаний, и никто не сомневается, что рано или поздно это произойдет (как вошел в практику анализ ДНК), но это всего лишь еще один вариант детектора лжи, а вот оценка мозга как возможного «виновника» потенциальных преступлений изменит всю систему юриспруденции, если не сказать — всю человеческую культуру. В общем, будущее обещает быть нескучным...
Оказалось, что тестостерон и кортизол позволяют даже выявить людей, наиболее склонных к обману. Гарвардский психолог Джуа Джулия Ли с коллегами проверили это предположение. Подопытные студенты сдавали письменный экзамен по математике, а затем сами, без постороннего наблюдения, выставляли себе оценки. За хорошо сданный экзамен полагалась премия, причем тем выше, чем выше была оценка. Экспериментаторы специально создали расклад, при котором обмануть было нетрудно, а результаты обмана были весьма соблазнительны. С самой большой вероятностью обманывали испытуемые с высоким уровнем одновременно кортизола и тестостерона. Как объяснил Роберт Джозефс, соавтор исследования, «Тестостерон придает храбрости для обмана, а повышенный уровень кортизола предоставляет причину». Иными словами, тестостерон помогает не бояться риска, но лишь высокий уровень кортизола и связанный с ним страх не контролировать ситуацию и не справиться толкает на обман. Высокий уровень тестостерона без высокого уровня кортизола не позволяет предсказать, что человек обманет.
Для меня самое интересное в этих экспериментах – не то, что комбинация «высокий тестостерон – низкий кортизол» связана с властью, а то, что она связана с ответственным применением этой власти (во всяком случае, у людей). Тестостерон приносит человеку ассертивность и готовность действовать, в то время как низкий уровень кортизола охраняет от стрессовых факторов, неизменно толкающих нас под руку в самый ответственный момент. Низкий кортизол коррелирует с эффективным лидерством, пропитанным командным духом; с возможностью спокойно давать другим конструктивную критику; с храбростью и упорством, которые помогают идти вперед, пробиваясь через препятствия. Может, это и есть та самая уверенность в себе, но без наглости.
(...)
Даже наши голоса сигнализируют о том, какой властью мы наделены – и не только посредством произносимых слов. Когда мы сознаем свою силу, наши тела расширяются и занимают больший объем - но «растут» и наши голоса. Люди, наделенные властью, чаще инициируют речь, вообще говорят больше и дольше сохраняют контакт глаз, чем люди, лишенные власти. Когда мы ощущаем свою силу, мы говорим медленней и дольше. Мы никуда не торопимся. Мы не боимся взять паузу. Мы чувствуем, что имеем право на время других людей.
Когда люди сознают свою силу или когда их назначают на высокоранговые роли в ходе эксперимента, они бессознательно понижают тембр голоса, в результате голос как бы "расширяется" и кажется "больше". Люди, говорящие на низких тонах, кажутся незнакомцам более влиятельными. Как это соотносится с физическим расширением? Испытывая беспокойство или ожидая угрозы, мы склонны говорить более тонким голосом. Сознавая свою силу и ощущая себя в безопасности, мы расслабляемся, мышцы гортани расходятся – и тембр голоса сразу понижается.
</>
![[pic]](http://ic.pics.livejournal.com/metanymous/1177339/50233/50233_600.png)
Транс-деривационный уровень/ процесс/ поиск/ бессознательного (6) Управляющие сигналы ТДП
metanymous в Metapractice (оригинал в ЖЖ)
http://metapractice.livejournal.com/492379.html
http://metapractice.livejournal.com/519033.html?thread=13178233#/t13178233
metanymous 5.44.169.189meta_eugzol 37.204.40.57
metanymous 5.44.169.189bavi 31.207.235.102metanymous 5.44.169.189bavi 31.207.235.102
eugzol 37.204.40.57metanymous 5.44.169.189eugzol 37.204.40.57metanymous 5.44.169.189bavi 31.207.235.102metanymous 5.44.169.189bavi 31.207.235.102
metanymous 5.44.169.189
расширенный поиск
https://yandex.ru/search/advanced?&lr=65
http://metapractice.livejournal.com/519033.html?thread=13178233#/t13178233
Мета контроль = внутренний м-моделист на ТДУ
metanymous 5.44.169.189--Есть такой феномен циркового возгласа «апп», звучащего в начальный момент выполнения некоего сложного трюкового движения.
--Даже малые дети знают этот феномен)))
Точно, малые это знают.
Но, ни дети, ни актёры цирка не знают как включается этот мета контролирующий «апп». Ибо, формальная озвучка от сознания не спасает. Апп генерируется подсознательной частью ВД.
Фактически, спасительный апп генерируется с транс деривационного уровня. Но ТД уровень это место зарождения любой/всякой вербалистики, но вовсе не место зарождения чего-то тематически специального.
Значит, эта вербальная форма мета контроля требует решения задачи формирования части мета моделиста гарантированно на уровне именно транс деривационного процесса.
Мета контроль = внутренний м-моделист на ТДУровне.
--Даже малые дети знают этот феномен)))
Точно, малые это знают.
Но, ни дети, ни актёры цирка не знают как включается этот мета контролирующий «апп». Ибо, формальная озвучка от сознания не спасает. Апп генерируется подсознательной частью ВД.
Фактически, спасительный апп генерируется с транс деривационного уровня. Но ТД уровень это место зарождения любой/всякой вербалистики, но вовсе не место зарождения чего-то тематически специального.
Значит, эта вербальная форма мета контроля требует решения задачи формирования части мета моделиста гарантированно на уровне именно транс деривационного процесса.
Мета контроль = внутренний м-моделист на ТДУровне.
Сигналы ТДП
meta_eugzol 37.204.40.57Тут возникает вопрос поиска прямых сенсорных сигналов ТДП. Указывали, что моргание и особенно множественное моргание является одним из таких сигналов.
ТДП-состояния
metanymous 5.44.169.189Множественное моргание есть сигнал активации ценностных иерархий.
ТДП-процесс имеет генерализованные сигналы состояния.
Можно говорить о состоянии ТДП.
ТДП-процесс имеет генерализованные сигналы состояния.
Можно говорить о состоянии ТДП.
Re: ТДП-состояния
bavi 31.207.235.102-Множественное моргание есть сигнал активации ценностных иерархий.
-ТДП-процесс имеет генерализованные сигналы состояния.
-Можно говорить о состоянии ТДП.
Сигналы ТДП необходимо искать/моделировать на/в дыхании.
-ТДП-процесс имеет генерализованные сигналы состояния.
-Можно говорить о состоянии ТДП.
Сигналы ТДП необходимо искать/моделировать на/в дыхании.
Re: ТДП-состояния
metanymous 5.44.169.189В дыхании?
Интересно, а какие соображения, ежели не секрет, почему именно в дыхании?
Интересно, а какие соображения, ежели не секрет, почему именно в дыхании?
Re: ТДП-состояния
bavi 31.207.235.102Да какой секрет - только соображения. Ведь паузами М.Эриксон буквально ставил этот процесс с помощью языкоидов под эээ контроль или если не под контроль то утилизировал его.
Теоретик из меня аховый, поэтому дальше очень сильное допущение. Дыхание комплексный физиологический процесс, в котором при желании можно обнаружить, как аналоговые, так и дискретные элементы. Плюс оно(дыхание) систематичный, цикличный и переменный физ. процесс, а эти качества могут быть использованы для сигналинга.
А какие соображения у вас на тему направления поиска сигналов ТДП?
Теоретик из меня аховый, поэтому дальше очень сильное допущение. Дыхание комплексный физиологический процесс, в котором при желании можно обнаружить, как аналоговые, так и дискретные элементы. Плюс оно(дыхание) систематичный, цикличный и переменный физ. процесс, а эти качества могут быть использованы для сигналинга.
А какие соображения у вас на тему направления поиска сигналов ТДП?
Говорим только на выдохе
eugzol 37.204.40.57Ещё мы говорим только на выдохе. Вдох является естественным якорем приостановки ВД. Выдох-выдох является не только процессом "ввода-вывода" вещества и информации в общем (через воздух), но и конкретно процессом чередования "обдумывания"/говорения.
Практика думание только на вдохе / на выдохе
metanymous 5.44.169.189Ещё мы говорим только на выдохе. Вдох является естественным якорем приостановки ВД.
К сожалению, мы не мыслим только на выдохе или только на вдохе.
Вдох-выдох является не только процессом "ввода-вывода" вещества и информации в общем (через воздух), но и конкретно процессом чередования "обдумывания"/говорения.
Нет не так. Думаем мы независимо от дыхания.
Другое дело, что можно придумать и развить практику думания только на вдохе или на выдохе.
К сожалению, мы не мыслим только на выдохе или только на вдохе.
Вдох-выдох является не только процессом "ввода-вывода" вещества и информации в общем (через воздух), но и конкретно процессом чередования "обдумывания"/говорения.
Нет не так. Думаем мы независимо от дыхания.
Другое дело, что можно придумать и развить практику думания только на вдохе или на выдохе.
Re: Практика думание только на вдохе / на выдохе
eugzol 37.204.40.57можно придумать и развить практику думания только на вдохе или на выдохе
Забавная практика.
Забавная практика.
Сигналы ТДП на стыке невербальных проц., модул. речь.
metanymous 5.44.169.189Да какой секрет - только соображения. Ведь паузами М.Эриксон буквально ставил этот процесс с помощью языкоидов под эээ контроль или если не под контроль то утилизировал его.
Ну, я бы сказал, что «паузы» есть отдельный языкоид.
И ещё. Все языкоиды Эриксона контролируемы. А как же иначе. Он же их устанавливал и контролировал.
Теоретик из меня аховый, поэтому дальше очень сильное допущение.
Да, ладно, тебе. Моделист не обязан быть ни сильным теоретиком, ни, даже, практиком. Скорее «средним» по силе. Средним теоретиков и средним практиком. Самое замечательное сочетание свойств для развития моделирования.
Дыхание комплексный физиологический процесс, в котором при желании можно обнаружить, как аналоговые, так и дискретные элементы. Плюс оно(дыхание) систематичный, цикличный и переменный физ. процесс, а эти качества могут быть использованы для сигналинга.
Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
А какие соображения у вас на тему направления поиска сигналов ТДП?
Ну, процесс ТДП на 50% есть речевой процесс. А на 50% невербальный процесс.
Значит, сигналы ТДП лучше искать на стыке невербальных процессов, которые модулируют текущую речь.
Ну, я бы сказал, что «паузы» есть отдельный языкоид.
И ещё. Все языкоиды Эриксона контролируемы. А как же иначе. Он же их устанавливал и контролировал.
Теоретик из меня аховый, поэтому дальше очень сильное допущение.
Да, ладно, тебе. Моделист не обязан быть ни сильным теоретиком, ни, даже, практиком. Скорее «средним» по силе. Средним теоретиков и средним практиком. Самое замечательное сочетание свойств для развития моделирования.
Дыхание комплексный физиологический процесс, в котором при желании можно обнаружить, как аналоговые, так и дискретные элементы. Плюс оно(дыхание) систематичный, цикличный и переменный физ. процесс, а эти качества могут быть использованы для сигналинга.
Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
А какие соображения у вас на тему направления поиска сигналов ТДП?
Ну, процесс ТДП на 50% есть речевой процесс. А на 50% невербальный процесс.
Значит, сигналы ТДП лучше искать на стыке невербальных процессов, которые модулируют текущую речь.
Re: Сигналы ТДП на стыке невербальных проц., модул. речь.
bavi 31.207.235.102Ну, процесс ТДП на 50% есть речевой процесс. А на 50% невербальный процесс.
Значит, сигналы ТДП лучше искать на стыке невербальных процессов, которые модулируют текущую речь.
Для меня ближайшая аналогия это модель ЦИ.
Но это уже проторенная дорожка, хотя можно отталкиваясь от этого пойти дальше.
Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
Дыхание это как движение для нашего восприятия(по Гибсону).
Значит, сигналы ТДП лучше искать на стыке невербальных процессов, которые модулируют текущую речь.
Для меня ближайшая аналогия это модель ЦИ.
Но это уже проторенная дорожка, хотя можно отталкиваясь от этого пойти дальше.
Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
Дыхание это как движение для нашего восприятия(по Гибсону).
Нас интерсуют динамические сигналы
metanymous 5.44.169.189--Ну, процесс ТДП на 50% есть речевой процесс. А на 50% невербальный процесс. Значит, сигналы ТДП лучше искать на стыке невербальных процессов, которые модулируют текущую речь.
--Для меня ближайшая аналогия это модель ЦИ. Но это уже проторенная дорожка, хотя можно отталкиваясь от этого пойти дальше.
Да, Ци это аналогия. Да, ЦИ это проторенная дорожка. Но, самое главное, ЦИ покажет как бы масштабную статику от процесса ТДП.
А нам максимально интересно смотреть именно динамику ТДП. И сигналы нужны динамические.
--Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
--Дыхание это как движение для нашего восприятия(по Гибсону).
Не совсем так. Например, когда человек пишет, он точно экспрессирует свое думание во вне. Но, дышит субъект при этом полностью произвольно.
--Для меня ближайшая аналогия это модель ЦИ. Но это уже проторенная дорожка, хотя можно отталкиваясь от этого пойти дальше.
Да, Ци это аналогия. Да, ЦИ это проторенная дорожка. Но, самое главное, ЦИ покажет как бы масштабную статику от процесса ТДП.
А нам максимально интересно смотреть именно динамику ТДП. И сигналы нужны динамические.
--Несомненно, процесс дыхания имеет близкое отношение к процессу ТДП.
--Дыхание это как движение для нашего восприятия(по Гибсону).
Не совсем так. Например, когда человек пишет, он точно экспрессирует свое думание во вне. Но, дышит субъект при этом полностью произвольно.
Re: Нас интерсуют динамические сигналы
bavi 31.207.235.102-Да, Ци это аналогия. Да, ЦИ это проторенная дорожка. Но, самое главное, ЦИ покажет как бы масштабную статику от процесса ТДП.
-А нам максимально интересно смотреть именно динамику ТДП. И сигналы нужны динамические.
Самые близкие динамические сигналы к тем, что мы ищем это, как это не странно, КГД.
-А нам максимально интересно смотреть именно динамику ТДП. И сигналы нужны динамические.
Самые близкие динамические сигналы к тем, что мы ищем это, как это не странно, КГД.
Распаковка КГД форма процесса ТДП
metanymous 5.44.169.189--Да, Ци это аналогия. Да, ЦИ это проторенная дорожка. Но, самое главное, ЦИ покажет как бы масштабную статику от процесса ТДП. А нам максимально интересно смотреть именно динамику ТДП. И сигналы нужны динамические.
--Самые близкие динамические сигналы к тем, что мы ищем это, как это не странно, КГД.
Самые близкие динамические сигналы есть «запаковка»/ «распаковка» КГД:
распаковка КГД
https://yandex.ru/yandsearch?text=%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%B0%20%D0%9A%D0%93%D0%94&site=http%3A%2F%2Fmetapractice.livejournal.com%2F®ion_name=&rstr=&zone=all&wordforms=all&within=0&from_date_full=&to_date_full=04.08.2016&from_day=&from_month=&from_year=&to_day=4&to_month=8&to_year=2016&numdoc=50&lr=65&redircnt=1470285351.1
https://ljsear.ch/search?q=%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%B0+%D0%9A%D0%93%D0%94&author=metanymous&community=metapractice&dateFrom=946663200&dateTo=1446228000&in_comments=1
Вообще-то, Распаковка/ запаковка КГД есть одна из прямых форм функционирования процесса КГД.
--Самые близкие динамические сигналы к тем, что мы ищем это, как это не странно, КГД.
Самые близкие динамические сигналы есть «запаковка»/ «распаковка» КГД:
распаковка КГД
https://yandex.ru/yandsearch?text=%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%B0%20%D0%9A%D0%93%D0%94&site=http%3A%2F%2Fmetapractice.livejournal.com%2F®ion_name=&rstr=&zone=all&wordforms=all&within=0&from_date_full=&to_date_full=04.08.2016&from_day=&from_month=&from_year=&to_day=4&to_month=8&to_year=2016&numdoc=50&lr=65&redircnt=1470285351.1
https://ljsear.ch/search?q=%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%B0+%D0%9A%D0%93%D0%94&author=metanymous&community=metapractice&dateFrom=946663200&dateTo=1446228000&in_comments=1
Вообще-то, Распаковка/ запаковка КГД есть одна из прямых форм функционирования процесса КГД.
расширенный поиск
https://yandex.ru/search/advanced?&lr=65
</>
![[pic]](http://metapractica.ru/wp-content/uploads/2015/02/Esad_kartasi1.jpg)
He can always tell the truth (19) Калибровать сигнальные проявления лжи
metanymous в Metapractice (оригинал в ЖЖ)
http://metapractice.livejournal.com/464094.html
Оригинал взят у seva_riga в Теория лжи
Первоначально ученые собрали большую базу видеозаписей «естественной лжи». Для этого они наняли частную киностудию и заказали съемки документального фильма о путешествиях, основанного на интервью с простыми англичанами. Помощники режиссера (а по совместительству и организаторы эксперимента) приглашали прохожих с улицы дать видеоинтервью о своем опыте путешествий. При этом помощники просили прохожих в ходе беседы также рассказать о странах или местах, в которых они на самом деле не были. Режиссер проводил интервью, а испытуемые перемежали настоящие истории путешествий выдуманными. При этом сохранялись все существенные аспекты лжи: сознательное желание обмануть, высказывание заведомо ложной информации и сопровождающее ее невербальное поведение.
Затем участники эксперимента должны были просто решить — были ли затруднения в мышлении («Да/Нет») и волнение (также бинарный ответ «Да» или «Нет»). При этом всем испытуемым сообщали, что изучается не способность к обнаружению лжи, а процесс формирования суждений о других людях. При анализе оценок ученые интерпретировали любое утверждение с высоким уровнем волнения или затруднениями мышления (больше пяти по десятибалльной шкале) как ложь, а, соответственно, набравшие меньше пяти баллов, как правдивые. Эти показатели сравнивались с фактическим количеством ложных утверждений, а также с бинарными ответами испытуемых.
До сих пор считалось, что люди являются очень плохими «детекторами лжи». Однако ряд экспериментов показал, что если человек не пытается сознательно определить, ложное ли было высказывание или истинное, а обращает внимание на косвенные признаки — маркеры лжи, такие как «волнение», то эффективность распознавания лжи повышается. Говоря иначе, необходимо обращать внимание на те суждения, при которых собеседник волновался, а затем, постфактум, признавать их ложными. В этом случае процент верно опознанной лжи возрастет с 0,54 (в среднем для всех людей) до 0,60 (который достигается только специальной тренировкой).
Также из ряда предыдущих исследований известно, что помимо «волнения» другим маркером являются «затруднения в мышлении». Они позволяют детектировать ложные утверждения в 70 процентах случаев. Однако совместное использование двух маркеров должно привести к интерференции и понижению результатов. При этом считалось, что способность распознавать ложь — это бессознательное умение, которое можно актуализировать, сделать сознательным. Исследование британских психологов показало, что это вовсе не так. Испытуемые вообще могут не ставить перед собой задачу детекции лжи, но верно выделять ложные утверждения, однако если они действительно сконцентрируются на одном «говорящем» признаке, то их эффективность будет наиболее высокой.
Оригинал взят у seva_riga в Теория лжи
Психологи из Университета Хаддерсфилда (Великобритания) показали, что распознавание лжи в общении может быть сознательным, контролируемым навыком, который легко тренируется и развивается. При этом важно не стараться угадать по каким-либо своим внутренним ощущениям — является ли та или иная реплика ложью или правдой, а сконцентрироваться на наблюдении одного конкретного и достаточно заметного аспекта невербального поведения (например, волнения). Работа опубликована в The Journal of Experimental Psychology: Applied.
Первоначально ученые собрали большую базу видеозаписей «естественной лжи». Для этого они наняли частную киностудию и заказали съемки документального фильма о путешествиях, основанного на интервью с простыми англичанами. Помощники режиссера (а по совместительству и организаторы эксперимента) приглашали прохожих с улицы дать видеоинтервью о своем опыте путешествий. При этом помощники просили прохожих в ходе беседы также рассказать о странах или местах, в которых они на самом деле не были. Режиссер проводил интервью, а испытуемые перемежали настоящие истории путешествий выдуманными. При этом сохранялись все существенные аспекты лжи: сознательное желание обмануть, высказывание заведомо ложной информации и сопровождающее ее невербальное поведение.
Набрав базу, экспериментаторы приступили к исследованиям. Первую группу испытуемых (37 человек, из них 31 девушка со средним возрастом около 23 лет) просили отсмотреть несколько видеозаписей интервью, и после каждого завершенного утверждения отметить отдельно по десятибалльной шкале волнение интервьюируемого, а затем (также по десятибалльной шкале) затруднения в процессе мышления (скомканность фраз, паузы, перескакивания и т.п.).
Затем участники эксперимента должны были просто решить — были ли затруднения в мышлении («Да/Нет») и волнение (также бинарный ответ «Да» или «Нет»). При этом всем испытуемым сообщали, что изучается не способность к обнаружению лжи, а процесс формирования суждений о других людях. При анализе оценок ученые интерпретировали любое утверждение с высоким уровнем волнения или затруднениями мышления (больше пяти по десятибалльной шкале) как ложь, а, соответственно, набравшие меньше пяти баллов, как правдивые. Эти показатели сравнивались с фактическим количеством ложных утверждений, а также с бинарными ответами испытуемых.
Во втором эксперименте испытуемые (28 человек, из них 19 девушек, со средним возрастом 25 лет) делали все то же самое, за исключением окончательных бинарных ответов (Да/Нет). Иными словами, количество одновременно анализируемых сигналов, и, соответственно, требуемых суждений было снижено с четырех до двух. Как и ожидалось — при уменьшении стимулов и фокусировке внимания испытуемых, количество верных суждений о лживости или правдивости того или иного высказывания возросло (см. график логистической регрессии ниже).
Изменение уровня верных определений ложных утверждений в зависимости от количества одновременно обрабатываемых сигналов.
Изображение: Chris Street et als. / Journal of Experimental Psychology: AppliedТакже из ряда предыдущих исследований известно, что помимо «волнения» другим маркером являются «затруднения в мышлении». Они позволяют детектировать ложные утверждения в 70 процентах случаев. Однако совместное использование двух маркеров должно привести к интерференции и понижению результатов. При этом считалось, что способность распознавать ложь — это бессознательное умение, которое можно актуализировать, сделать сознательным. Исследование британских психологов показало, что это вовсе не так. Испытуемые вообще могут не ставить перед собой задачу детекции лжи, но верно выделять ложные утверждения, однако если они действительно сконцентрируются на одном «говорящем» признаке, то их эффективность будет наиболее высокой.
</>
![[pic]](http://ic.pics.livejournal.com/bavi/16279734/41869/41869_original.jpg)
Транс-деривационный уровень процесс/поиск/бессознательного/ (5) ТДП в быту
metanymous в Metapractice (оригинал в ЖЖ)
http://metapractice.livejournal.com/463038.html
Транс-деривационный поиск в общении
Забавные вещи начал замечать, ухватив некие пресуппозиции первого кода НЛП. Пока не могу их описать совсем точно, но попробую обрисовать в целом.
1. Люди не любят избыточно детальных описаний. Предположительно, потому что они любят погружаться в собственные, уже существующие/привычные, репрезентации слов.
2. Количество "смыслов" намного меньше, чем количество возможных комбинаций слов. Условно говоря, есть много разных (практически бесконечное количество) вариантов записи истории с одним и тем же сценарием. Разнообразие же сценариев хоть и большое, но, при достаточной работе по сисетематизации, обозримое. Именно это обеспечивает работоспособность подхода "бытового НЛ-программирования".
3. Частенько бывает, что люди не реагируют на ответные реплики. У них как бы заранее уже есть сценарий беседы, и в независимости от того, что ты им отвечаешь, они его развивают. Если их переспросить, мол, что я только что сказал - они этак задумываются, вспоминая, и с удивлением отмечают, что совсем не то, что им "послышалось" изначально. Ну то есть что бы ты им не ответил, они воспринимают исключительно как сигнал продолжать.
4. Есть разные уровни детальности описаний. Например, вопрос "кто твой начальник?" менее конкретный, чем "кто выдаёт тебе зарплату?". "Учебник по физике" менее конкретное описание, чем "книга с надписью на обложке "Физика-11"". Подобные примеры приводят к известной мысли, что надо отличать имена собственные от нарицательных, "меню" от "обеда". Использование более детальных описаний приводит к ээ десенсибилизации связанных с описываемым предметом/действием/событием ассоциаций.
5. Более всего человеку ээ развязывает язык средней детальности описания историй, которые включают у него некий собственный ээ "гештальт". История должна быть достаточно детальна, чтобы иметь некие положенные сценарные вехи. С другой стороны, она не должна быть избыточно конкретна, чтобы оставалось пространство для проекции собственного опыта субъекта.
http://metapractice.livejournal.com/478491.html?thread=12567323#t12567323
http://meta-eugzol.livejournal.com/5532.html
https://www.google.ru/?gfe_rd=cr&ei=Qn0kVr-ZAsiAtAGi0JP4Bw#newwindow=1&q=%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D0%BF%D0%BE%D0%B8%D1%81%D0%BA
Транс-деривационный поиск в общении
Забавные вещи начал замечать, ухватив некие пресуппозиции первого кода НЛП. Пока не могу их описать совсем точно, но попробую обрисовать в целом.
1. Люди не любят избыточно детальных описаний. Предположительно, потому что они любят погружаться в собственные, уже существующие/привычные, репрезентации слов.
2. Количество "смыслов" намного меньше, чем количество возможных комбинаций слов. Условно говоря, есть много разных (практически бесконечное количество) вариантов записи истории с одним и тем же сценарием. Разнообразие же сценариев хоть и большое, но, при достаточной работе по сисетематизации, обозримое. Именно это обеспечивает работоспособность подхода "бытового НЛ-программирования".
3. Частенько бывает, что люди не реагируют на ответные реплики. У них как бы заранее уже есть сценарий беседы, и в независимости от того, что ты им отвечаешь, они его развивают. Если их переспросить, мол, что я только что сказал - они этак задумываются, вспоминая, и с удивлением отмечают, что совсем не то, что им "послышалось" изначально. Ну то есть что бы ты им не ответил, они воспринимают исключительно как сигнал продолжать.
4. Есть разные уровни детальности описаний. Например, вопрос "кто твой начальник?" менее конкретный, чем "кто выдаёт тебе зарплату?". "Учебник по физике" менее конкретное описание, чем "книга с надписью на обложке "Физика-11"". Подобные примеры приводят к известной мысли, что надо отличать имена собственные от нарицательных, "меню" от "обеда". Использование более детальных описаний приводит к ээ десенсибилизации связанных с описываемым предметом/действием/событием ассоциаций.
5. Более всего человеку ээ развязывает язык средней детальности описания историй, которые включают у него некий собственный ээ "гештальт". История должна быть достаточно детальна, чтобы иметь некие положенные сценарные вехи. С другой стороны, она не должна быть избыточно конкретна, чтобы оставалось пространство для проекции собственного опыта субъекта.
http://metapractice.livejournal.com/478491.html?thread=12567323#t12567323
http://meta-eugzol.livejournal.com/5532.html
https://www.google.ru/?gfe_rd=cr&ei=Qn0kVr-ZAsiAtAGi0JP4Bw#newwindow=1&q=%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D0%BF%D0%BE%D0%B8%D1%81%D0%BA
</>
Граница тела = граница "инструментального"/сенсорного
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
--активность его бессознательного по различным наблюдаемым косвенным проявлениям - это снова бихевиоризм
--В общепринятом научном смысле – нет. Это будет скорее "нейро-чего-нибудь-там".
--Нейрокогнитивизм.
--Ну как ни назови, а на ум сходу что-то не приходит названия научной дисциплины, которое бы занималось исследование СИГНАЛОВ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО (без акцента на каких-то специальных приборах, которыми лезут обязательно сквозь границу тела).
Но, что есть "граница" тела?
Бейтсон напоминал, что граница тела слепого есть конец его трости.
И это справедливо для всех нас. Граница нашего тела есть граница нашего "инструментального мира" - места куда дотягиваются наши (по крайней мере, "физические" инструменты").
Граница нашего тела есть граница нашей сенсорики?
--А как же *бейтсонианские паттерны/эпистемология? Уж лучше её отнести к когнитивизму.
--Хм, забавно. Но бейтсонианская эпистемология и бейтсонианская концепция паттерна как раз и есть некий набор правил обращений с ЧЯ. В определении паттерна по бейтсону называется некая "граница" – так вот она как раз и есть граница ЧЯ.
Взаимодействие с ЧЯ по правилам это и есть определение когнитивизма.
--В общепринятом научном смысле – нет. Это будет скорее "нейро-чего-нибудь-там".
--Нейрокогнитивизм.
--Ну как ни назови, а на ум сходу что-то не приходит названия научной дисциплины, которое бы занималось исследование СИГНАЛОВ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО (без акцента на каких-то специальных приборах, которыми лезут обязательно сквозь границу тела).
Но, что есть "граница" тела?
Бейтсон напоминал, что граница тела слепого есть конец его трости.
И это справедливо для всех нас. Граница нашего тела есть граница нашего "инструментального мира" - места куда дотягиваются наши (по крайней мере, "физические" инструменты").
Граница нашего тела есть граница нашей сенсорики?
--А как же *бейтсонианские паттерны/эпистемология? Уж лучше её отнести к когнитивизму.
--Хм, забавно. Но бейтсонианская эпистемология и бейтсонианская концепция паттерна как раз и есть некий набор правил обращений с ЧЯ. В определении паттерна по бейтсону называется некая "граница" – так вот она как раз и есть граница ЧЯ.
Взаимодействие с ЧЯ по правилам это и есть определение когнитивизма.
Дочитали до конца.