Показаны записи 171 - 180 из 1452
</>
Допустимо ли намеренное образование у ребенка реакций
vseslavrus в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Допустимо ли намеренное образование у ребенка реакций страха.
Я считаю, что некоторые страхи и некоторые отрицательные реакции должны образовываться у ребенка. Если ребенок в дальнейшем вступит в группу други детей и людей, определенная степень соответствия его групповым стандартам поведения должна быть установлена. Поэтому я не смущаюсь, когда дети начинают доставать вещи, которые им не следует брать, слегка ударять по их пальцам карандашом, та чтобы у них появилось неприятное ощущение. Но в соответствии с психологическими правилами родители должны применять стимулы, вызывающие болевое ощущение, как раз именно в тот момент, когда нежелательный акт имеет место. … Каким образом, если не с помощью оборонительного условного рефлекса, могут дети выучиться не трогать стаканов, ваз и др. бьющейся посуды? Как иначе они могут научиться не трогать чужих собак, не брать в руки бродячих кошек, не заходить глубоко в воду и т. п.? Но вырабатывая необходимые оборонительные рефлексы и легкие реакции страха при помощи слова «нельзя и легких ударов по пальцам, необходимо твердо помнить, что на них нельзя смотреть, как на наказания в старом смысле этого слова. Слово наказание не должно больше появляться в нашем словаре иначе, как только в смысле устаревшего, вышедшего из употребления слова, и я считаю, что это \относится одинаково как к воспитанию детей, так и к криминологии. Единственная цель легких ударов карандашом по пальцам ребенка должна заключаться в том, чтобы заставить ребенка реагировать в соответствии с определенными нормами поведения. … Мы можем резюмировать сказанное таким образом: психолог-бихэвиорист защищает раннее воспитание соответствующих здоровых отрицательных реакций методом осторожного похлопывания по пальцам руки или по другой части тела, когда наблюдается нежелательный акт, но смотрит на этот метод, как на экспериментальный об'ективный раздражитель и ни в коем случае не как на наказание.
Для того, чтобы мы могли уничтожить ряд отрицательных реакций, мы должны держать ребенка в таких условиях, чтобы его реакции были положительными. Мы должны держать его в течение дня занятым определенными вещами,а не держать его в бездельи. Должны окружать ребенка предметами, которыми он может манипулировать, из которых может строить по своему желанию разные вещи. Делая это, мы скоро выработаем у ребенка навык к занятию предметами, которыми он имеет право заниматься. Запрещенные вещи при таком воспитании постепенно потеряют свое стимулирующее значение.
Стр. 35-36.
Я считаю, что некоторые страхи и некоторые отрицательные реакции должны образовываться у ребенка. Если ребенок в дальнейшем вступит в группу други детей и людей, определенная степень соответствия его групповым стандартам поведения должна быть установлена. Поэтому я не смущаюсь, когда дети начинают доставать вещи, которые им не следует брать, слегка ударять по их пальцам карандашом, та чтобы у них появилось неприятное ощущение. Но в соответствии с психологическими правилами родители должны применять стимулы, вызывающие болевое ощущение, как раз именно в тот момент, когда нежелательный акт имеет место. … Каким образом, если не с помощью оборонительного условного рефлекса, могут дети выучиться не трогать стаканов, ваз и др. бьющейся посуды? Как иначе они могут научиться не трогать чужих собак, не брать в руки бродячих кошек, не заходить глубоко в воду и т. п.? Но вырабатывая необходимые оборонительные рефлексы и легкие реакции страха при помощи слова «нельзя и легких ударов по пальцам, необходимо твердо помнить, что на них нельзя смотреть, как на наказания в старом смысле этого слова. Слово наказание не должно больше появляться в нашем словаре иначе, как только в смысле устаревшего, вышедшего из употребления слова, и я считаю, что это \относится одинаково как к воспитанию детей, так и к криминологии. Единственная цель легких ударов карандашом по пальцам ребенка должна заключаться в том, чтобы заставить ребенка реагировать в соответствии с определенными нормами поведения. … Мы можем резюмировать сказанное таким образом: психолог-бихэвиорист защищает раннее воспитание соответствующих здоровых отрицательных реакций методом осторожного похлопывания по пальцам руки или по другой части тела, когда наблюдается нежелательный акт, но смотрит на этот метод, как на экспериментальный об'ективный раздражитель и ни в коем случае не как на наказание.
Для того, чтобы мы могли уничтожить ряд отрицательных реакций, мы должны держать ребенка в таких условиях, чтобы его реакции были положительными. Мы должны держать его в течение дня занятым определенными вещами,а не держать его в бездельи. Должны окружать ребенка предметами, которыми он может манипулировать, из которых может строить по своему желанию разные вещи. Делая это, мы скоро выработаем у ребенка навык к занятию предметами, которыми он имеет право заниматься. Запрещенные вещи при таком воспитании постепенно потеряют свое стимулирующее значение.
Стр. 35-36.
Родительское «нельзя» является тяжелым молотом.
… Само по себе слово «нельзя» не имеет, конечно, силы для того, чтобы вызвать оборонительный рефлекс или рефлекс страха у ребенка. Оно должно заимствовать силу от других стимулов. Каким же образом оно получает эту силу? Получает двумя путями. У отца громкий голос. Как раз в тот момент, когда ребенок начинает доставать запрещенную вещь или допускать нежелательное для отца действие, отец громко произносит «нельзя». В результате устанавливается условный рефлекс страха. Слово «нельзя» в данном случае заменяет место стального бруска с молотком, употребляемых при наших лабораторных исследованиях. Очень быстро ребенок начинает обнаруживать рефлекс страха каждый раз, когда он оказывается в соответствующих условиях «Нельзя» приобретает силу тяжелого молота и другим способом. Часто, когда ребенок достает какой-нибудь предмет, один из родителей хлопает его по пальцам и говорит при этом «нельзя» На этот раз удар и ощущение боли заставляют ребенка быстро отдернуть руку. Снова мы имеем ситуацию образования условного оборонительного рефлекса. Слово «нельзя» скоро приобретает такое же значение для возникновения страха и оборонительной реакции, как и громкий звук и предметы, вызывающие боль. Вследствие частого употребления вместе со словом «нельзя» и других слов, последние также скоро становятся силами, регулирующими поведение ребенка и взрослого. Власть государства и общества в значительной степени также основываются на этом простом принципе. Все они в большинстве случаев учат нас жить жизнью страха. Я против такого принципа воспитания, хотя и не против самых учреждений.
Стр. 33—34.
… Само по себе слово «нельзя» не имеет, конечно, силы для того, чтобы вызвать оборонительный рефлекс или рефлекс страха у ребенка. Оно должно заимствовать силу от других стимулов. Каким же образом оно получает эту силу? Получает двумя путями. У отца громкий голос. Как раз в тот момент, когда ребенок начинает доставать запрещенную вещь или допускать нежелательное для отца действие, отец громко произносит «нельзя». В результате устанавливается условный рефлекс страха. Слово «нельзя» в данном случае заменяет место стального бруска с молотком, употребляемых при наших лабораторных исследованиях. Очень быстро ребенок начинает обнаруживать рефлекс страха каждый раз, когда он оказывается в соответствующих условиях «Нельзя» приобретает силу тяжелого молота и другим способом. Часто, когда ребенок достает какой-нибудь предмет, один из родителей хлопает его по пальцам и говорит при этом «нельзя» На этот раз удар и ощущение боли заставляют ребенка быстро отдернуть руку. Снова мы имеем ситуацию образования условного оборонительного рефлекса. Слово «нельзя» скоро приобретает такое же значение для возникновения страха и оборонительной реакции, как и громкий звук и предметы, вызывающие боль. Вследствие частого употребления вместе со словом «нельзя» и других слов, последние также скоро становятся силами, регулирующими поведение ребенка и взрослого. Власть государства и общества в значительной степени также основываются на этом простом принципе. Все они в большинстве случаев учат нас жить жизнью страха. Я против такого принципа воспитания, хотя и не против самых учреждений.
Стр. 33—34.
</>
Как мы воспитываем у детей страхи в домашних условиях
vseslavrus в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Как мы воспитываем у детей страхи в домашних условиях
… Как родители воспитывают в детях страх? Чрезвычайно просто. Подумайте только о звуках и шумах, наблюдающихся в обычной домашней обстановке. Чем моложе ребенок и чем меньше он организован, тем больше вероятности, что эти звуки вызывают у него реакцию страха. Укажем некоторые из них. Ваш ребенок обнаруживает нежелание уснуть. Это несколько нервирует вас и делает ваши движения резкими. Уходя из комнаты ребенка, вы гасите свет и неосторожно лопаете дверью, когда уходите... Ночью, когда ваш ребенок крепко спит, от порывов ветра падает плохо поставленная ширма возле кроватки ребенка, громко хлопают двери и пр. Все эти звуки являются весьма сильными раздражителями, заменяющими молоток и стальной брусок при воспитании ваших детей.
Стр. 32.
… Как родители воспитывают в детях страх? Чрезвычайно просто. Подумайте только о звуках и шумах, наблюдающихся в обычной домашней обстановке. Чем моложе ребенок и чем меньше он организован, тем больше вероятности, что эти звуки вызывают у него реакцию страха. Укажем некоторые из них. Ваш ребенок обнаруживает нежелание уснуть. Это несколько нервирует вас и делает ваши движения резкими. Уходя из комнаты ребенка, вы гасите свет и неосторожно лопаете дверью, когда уходите... Ночью, когда ваш ребенок крепко спит, от порывов ветра падает плохо поставленная ширма возле кроватки ребенка, громко хлопают двери и пр. Все эти звуки являются весьма сильными раздражителями, заменяющими молоток и стальной брусок при воспитании ваших детей.
Стр. 32.
Все другие виды страха [кроме страха внезапных громких звуков и потери опоры] воспитываются в домашней обстановке. Приведем пример. Я снова сажаю перед вами девятимесячного ребенка. Моему ассистенту я предлагаю взять из клетки кролика старого товарища ребенка по играм, и посадить его перед ребенком. Ребенок тотчас же начинает ползти в сторону кролика, чтобы взять его, но в тот же момент, когда его руки прикасаются к нему, я ударяю в стальной брусок позади головы ребенка. Ребенок вздрагивает, начинает плакать и обнаруживает все признаки страха. Я выжидаю некоторое время, предлагаю ребенку его кубики. Он скоро успокаивается и начинает заниматься ими. Мой ассистент снова показывает ребенку кролика. На этот раз ребенок реагирует довольно медленно. Он не протягивает своих ручонок так же быстро, как раньше. Наконец, он осторожно прикасается к кролику. Я снова ударяю в стальной брусок и снова получая ярко выраженную реакцию страха. Тогда я снова позволяю ребенку успокоиться. Он успокаивается и снова начинает играть кубиками. Ассистент опять показывает кролика. На этот раз ребенок обнаруживает нечто новое. Теперь мне уже не нужно ударять в брусок, чтобы вызвать у ребенка страх. Ребенок обнаруживает страх при одном виде кролика. Один вид кролика вызывает у ребенка ту же самую реакцию, какая наблюдалась при ударе в стальной брусок. Ребенок начинает плакать и тотчас же, ак только увидит кролика, отворачивается и старается отползти подальше.
<...>
Мы употребляем в лаборатории специальное название для страхов, образованных таким экспериментальным способом. Мы называем их условными рефлексами страха или обусловленными страхами, понимая под этим названием также страхи образующиеся в домашней обстановке. С помощью описанного метода мы можем, как показывает опыт, любой предмет в мире сделать таким, что он будет вызывать у ребенка обусловленную реакцию страха. Все, что нужно для этого, заключаетсяв том, чтобы показать ребенку данный предмет и произвести в этот же самый момент резкий звук.
Но страх перед кроликом оказывается не единственным камнем, который мы заложили в здание страхов ребенка, когда образовали у него обусловленный страх перед кроликом. После описанного одного опыта, без всякого дальнейшего соприкосновения ребенка с другими животными, каждое покрытое мехом животное, будет ли это собака, кошка, крыса, морская свинка и пр. - все они начинают вызывать у ребенка страх. Он начинает бояться даже мехового воротника, муфты и даже длинной бороды. Ему не нужно прикасаться к ним, один вид их вызывает у него страх.
Стр. 30-31.
<...>
Мы употребляем в лаборатории специальное название для страхов, образованных таким экспериментальным способом. Мы называем их условными рефлексами страха или обусловленными страхами, понимая под этим названием также страхи образующиеся в домашней обстановке. С помощью описанного метода мы можем, как показывает опыт, любой предмет в мире сделать таким, что он будет вызывать у ребенка обусловленную реакцию страха. Все, что нужно для этого, заключаетсяв том, чтобы показать ребенку данный предмет и произвести в этот же самый момент резкий звук.
Но страх перед кроликом оказывается не единственным камнем, который мы заложили в здание страхов ребенка, когда образовали у него обусловленный страх перед кроликом. После описанного одного опыта, без всякого дальнейшего соприкосновения ребенка с другими животными, каждое покрытое мехом животное, будет ли это собака, кошка, крыса, морская свинка и пр. - все они начинают вызывать у ребенка страх. Он начинает бояться даже мехового воротника, муфты и даже длинной бороды. Ему не нужно прикасаться к ним, один вид их вызывает у него страх.
Стр. 30-31.
Условные рефлексы гнева и повышенной раздражительности образуются у детей точно таким же образом. Вот передо мной мальчуган, движения которого я задерживал, начиная со дня его рождения. Для того, чтобы провести специальное испытание, я удерживал в одном положении его ручонки до тех пор, пока они не начинали коченеть, иногда я брал его ручонку в свою руку и тряс ее иногда брал его за нос. Это вызывало в его ручонках рефлекс хватания. Затем я проводил по его ладони тонким прутиком и ребенок крепко схватывался за него. Я поднимал его за этот прутик и держал его висящим в воздухе на д пуховой подушкой. Тотчас же, как только руки ребенка начинали разжиматься, мой ассистент подхватывал ребенка на руки. Почти всегда уже в самом начале испытания у ребенка начинался приступ гнева. После трех-четырех таких опытов один только вид моего лица начинал приводить ребенка в гнев. Я уже не задерживал больше его движений, но ребенок при виде меня обнаруживал все признаки гнева. Условный рефлекс гнева у него был уже образован. После того, как этот опыт повторялся течение двух месяцев по два раза в неделю, я попытался определить, как близко я могу подойти к нему, не вызывая у него гневного поведения. Я нашел, что я не мог подходить ближе, чем на 3-4 метра. На этом расстоянии было достаточно одного вида моего лица, чтобы привести ребенка в гневное состояние. Вы видите, как просто было образовать гневное поведение даже у новорожденного. Естественным стимулом, вызывающим у ребенка гнев. Была задержка его движений, но с этой задержкой связалось мое лицо, так как ребенок видел меня. Когда я производил эту задержку.
Таким способом, очевидно, мы можем любой предмет сделать объектом, вызывающим гнев. Все, что мы должны сделать для этого, - это показывать ему этот об'ект в то время, когда задерживаются движения ребенка. Условные рефлексы гнева образуются таким образом тысячами, путем чисто случайных дневных происшествий.
Стр. 50-51.
Таким способом, очевидно, мы можем любой предмет сделать объектом, вызывающим гнев. Все, что мы должны сделать для этого, - это показывать ему этот об'ект в то время, когда задерживаются движения ребенка. Условные рефлексы гнева образуются таким образом тысячами, путем чисто случайных дневных происшествий.
Стр. 50-51.
Одно условие с первого же дня рождения вызывает у ребенка резко выраженную реакцию гнева - это вмешательство в его свободную деятельность. Мягкое, но определенно выраженное удерживание его головы, ног или туловища в одном и том же положении неизменно выводит ребенка из себя и вызывает у него исступленный плач. Другие предметы начинают вызывать такое же поведение только благодаря образованию условного рефлекса.
Стр. 21.
Этот стимул — задержка движений — вызывает припадок гнева даже у новорожденных. Последние не обучались бороться, когда их насильно удерживают в одном положении, но они извиваются, изгибаются и сопротивляются от рождения. При одном из наших первых экспериментов с новорожденными мы пытались установить, может ли новорожденный поворачивать глаза в сторону источника света без движений всей головой. Для того, чтобы определить это, мы положили ребенка на спину на плоский матрасик без подушки в темной комнате и прямо над его головой поместили очень слабый источник света. Источник света был устроен таким образом, что мы могли показывать его справа или слева от головы ребенка. Для того, чтобы удержать ребенка от поворачивания головы, экспериментатор осторожно, но крепко удержива обеими руками его головку. С обеих сторон к головке прикладывались мягкие ватные подушечки, так что руки экспериментатора не соприкасались непосредственно с головой ребенка, последний начинал плакать, и если мы продолжали удерживать головку, у него начинался самый настоящий припадок гнева.
То же самое происходило, когда мы удерживали в одном положении вместе руки или ноги ребенка. Ни в одном случае давление не доводилось до такой степени, чтобы причинить действительную боль ребенку. Реакция ребенка при этом была совершенно определенной реакцией борьбы, а не боли. Если удерживание в одном положении продолжалось дольше, рот ребенка раскрывался все шире и шире, дыхание иногда задерживалось настолько, что ребенок совершенно умолкал, хотя рот его был открыт до максимальной степени. Все тело ребенка становилось напряженным, лицо делалось сначала красным, а затем почти чернело, начинался настоящий припадок. Итак, гнев есь реакция, которая присуща новорожденному, и вызывает эту реакцию насильственная задержка движений ребенка. Другими словами, эмоциональная ситуация возникновения гнева совершенно аналогична ситуации возникновения страха. Отличие заключается только в том, что страх впервые вызывается громким звуком или потерей опоры...
Стр. 49-50.
Стр. 21.
Этот стимул — задержка движений — вызывает припадок гнева даже у новорожденных. Последние не обучались бороться, когда их насильно удерживают в одном положении, но они извиваются, изгибаются и сопротивляются от рождения. При одном из наших первых экспериментов с новорожденными мы пытались установить, может ли новорожденный поворачивать глаза в сторону источника света без движений всей головой. Для того, чтобы определить это, мы положили ребенка на спину на плоский матрасик без подушки в темной комнате и прямо над его головой поместили очень слабый источник света. Источник света был устроен таким образом, что мы могли показывать его справа или слева от головы ребенка. Для того, чтобы удержать ребенка от поворачивания головы, экспериментатор осторожно, но крепко удержива обеими руками его головку. С обеих сторон к головке прикладывались мягкие ватные подушечки, так что руки экспериментатора не соприкасались непосредственно с головой ребенка, последний начинал плакать, и если мы продолжали удерживать головку, у него начинался самый настоящий припадок гнева.
То же самое происходило, когда мы удерживали в одном положении вместе руки или ноги ребенка. Ни в одном случае давление не доводилось до такой степени, чтобы причинить действительную боль ребенку. Реакция ребенка при этом была совершенно определенной реакцией борьбы, а не боли. Если удерживание в одном положении продолжалось дольше, рот ребенка раскрывался все шире и шире, дыхание иногда задерживалось настолько, что ребенок совершенно умолкал, хотя рот его был открыт до максимальной степени. Все тело ребенка становилось напряженным, лицо делалось сначала красным, а затем почти чернело, начинался настоящий припадок. Итак, гнев есь реакция, которая присуща новорожденному, и вызывает эту реакцию насильственная задержка движений ребенка. Другими словами, эмоциональная ситуация возникновения гнева совершенно аналогична ситуации возникновения страха. Отличие заключается только в том, что страх впервые вызывается громким звуком или потерей опоры...
Стр. 49-50.
1. Громкие внезапные звуки
Наши опыты показывают, что есть только две вещи, которых боится даже новорожденный ребенок. Одна из этих вещей изображена на этом рисунке. Ребенок лежит спокойно на своем матрасике. Возле головы ребенка резко ударяют в стальной брусок железным молотком. Тотчас же за ударом ребенок вздрагивает, мышцы его напрягаются, и он начинает плакать. Точно такую же реакцию вызывают у ребенка и многие другие виды резких и громких звуков в обычной домашней обстановке, напр., стук падающей сковородки или кастрюльки, звук быстро свертывающейся шторы, хлопанье двери или форточки и прочее.
Стр. 16.
2. Внезапная потеря опоры.
Другое, чего боится ребенок от рождения, это - потеря опоры. Здесь изображен ребенок в момент, когда матрасик, на котором он лежал, был неожиданно выдернут из-под него. Он плачет и показывает все признаки страха, хотя "утешительница"-соска находится у него во рту.
Наш вывод: ребенок обнаруживает страх только при громких, резких звуках и когда внезапно теряет опору или равновесие.
Стр. 17.
Оказывается, никакое воспитание не может устранить страха, который ребенок обнаруживает при громких звуках и при потере опоры, и никогда никакая тренировка не уничтожит совершенно способности этих раздражителей вызывать у человека страха.
Стр. 30.
Наши опыты показывают, что есть только две вещи, которых боится даже новорожденный ребенок. Одна из этих вещей изображена на этом рисунке. Ребенок лежит спокойно на своем матрасике. Возле головы ребенка резко ударяют в стальной брусок железным молотком. Тотчас же за ударом ребенок вздрагивает, мышцы его напрягаются, и он начинает плакать. Точно такую же реакцию вызывают у ребенка и многие другие виды резких и громких звуков в обычной домашней обстановке, напр., стук падающей сковородки или кастрюльки, звук быстро свертывающейся шторы, хлопанье двери или форточки и прочее.
Стр. 16.
2. Внезапная потеря опоры.
Другое, чего боится ребенок от рождения, это - потеря опоры. Здесь изображен ребенок в момент, когда матрасик, на котором он лежал, был неожиданно выдернут из-под него. Он плачет и показывает все признаки страха, хотя "утешительница"-соска находится у него во рту.
Наш вывод: ребенок обнаруживает страх только при громких, резких звуках и когда внезапно теряет опору или равновесие.
Стр. 17.
Оказывается, никакое воспитание не может устранить страха, который ребенок обнаруживает при громких звуках и при потере опоры, и никогда никакая тренировка не уничтожит совершенно способности этих раздражителей вызывать у человека страха.
Стр. 30.
1. Огонь.
Этот ребенок находился под ежедневным наблюдением в течение 9 месяцев. До момента, изображенного на этой фотографии, он никогда не видел огня. Он смотрит на довольно большой огонь от горящей газеты, не обнаруживая ни малейших признаков страха.
Стр. 14-15.
2. Покрытые мехом животные.
Очень многие думают, что дети боятся покрытых мехом животных. Вот восьмимесячный ребенок, который первый раз в жизни видит живого кролика. Он потянулся к кролику также быстро, как он потянулся бы к своим игрушкам. Когда его руки прикоснулись к животному, ни дрожи, ни малейшего поворота в сторону от кролика и никаких других признаков страха ребенок не обнаружил.
<...>
Наши испытания этого и другого детей с достаточной убедительностью доказывают, что никакого унаследованного страха перед животными, покрытыми мехом, у людей не существует.
Стр. 15-16
3. Большие животные.
Существует мнение, что дети боятся больших животных. Вот страшная большая собака, во много раз превосходящая по своему росту ребенка. Ребенок видит такое животное первый раз в жизни. Он быстро подползает к ней, начинает трогать ее лапы и не обнаруживает ни малейших признаков страха. Даже когда показывается впервые обезьяна, ребенок нисколько не пугается ее.
Стр. 16.
Этот ребенок находился под ежедневным наблюдением в течение 9 месяцев. До момента, изображенного на этой фотографии, он никогда не видел огня. Он смотрит на довольно большой огонь от горящей газеты, не обнаруживая ни малейших признаков страха.
Стр. 14-15.
2. Покрытые мехом животные.
Очень многие думают, что дети боятся покрытых мехом животных. Вот восьмимесячный ребенок, который первый раз в жизни видит живого кролика. Он потянулся к кролику также быстро, как он потянулся бы к своим игрушкам. Когда его руки прикоснулись к животному, ни дрожи, ни малейшего поворота в сторону от кролика и никаких других признаков страха ребенок не обнаружил.
<...>
Наши испытания этого и другого детей с достаточной убедительностью доказывают, что никакого унаследованного страха перед животными, покрытыми мехом, у людей не существует.
Стр. 15-16
3. Большие животные.
Существует мнение, что дети боятся больших животных. Вот страшная большая собака, во много раз превосходящая по своему росту ребенка. Ребенок видит такое животное первый раз в жизни. Он быстро подползает к ней, начинает трогать ее лапы и не обнаруживает ни малейших признаков страха. Даже когда показывается впервые обезьяна, ребенок нисколько не пугается ее.
Стр. 16.
Резюме
1. Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объект ее изучения – явления сознания, а интроспекция – единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.
2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за "состояниями сознания" являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе, средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.
3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в сферу научного контроля.
4. Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельного объекта исследования уничтожает барьер, который существует между психологией и другими науками. Данные психологии становятся функциональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.
5. Психология как наука о поведении хочет, в конце концов, пренебречь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким образом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.
http://www.psychology.ru/library/00064.shtml
1. Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объект ее изучения – явления сознания, а интроспекция – единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.
2. Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за "состояниями сознания" являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе, средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.
3. С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в сферу научного контроля.
4. Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельного объекта исследования уничтожает барьер, который существует между психологией и другими науками. Данные психологии становятся функциональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.
5. Психология как наука о поведении хочет, в конце концов, пренебречь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким образом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.
http://www.psychology.ru/library/00064.shtml
Дж.Б. Уотсон.
ПСИХОЛОГИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БИХЕВИОРИСТА
Хрестоматия по истории психологии. Под ред. Гальперина П. Я., Ждан А. Н. М.: Изд-во МГУ, 1980. С. 17-18.
С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предсказание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не представляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих
данных в терминах сознания. Пытаясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Поведение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования
бихевиориста.
Традиционно утверждалось, что психология – это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, расчленение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физических объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство
для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно "рассматривать" или "наблюдать". Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмоций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных составляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т. п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их исследования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психологии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания (или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора). Такие данные должны, по крайней мере, по аналогии или косвенно, принадлежать к области психологии.
Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследователем, изучающим поведение: "Какое отношение к психологии человека имеет
изучение животных?" Моя задача рассмотреть этот вопрос. В своей собственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем пониманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были собраны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, которые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию человека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компромисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изучающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и откажутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использовать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными.
ПСИХОЛОГИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ БИХЕВИОРИСТА
Хрестоматия по истории психологии. Под ред. Гальперина П. Я., Ждан А. Н. М.: Изд-во МГУ, 1980. С. 17-18.
С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предсказание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не представляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих
данных в терминах сознания. Пытаясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Поведение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования
бихевиориста.
Традиционно утверждалось, что психология – это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, расчленение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физических объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство
для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно "рассматривать" или "наблюдать". Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмоций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных составляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т. п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их исследования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психологии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания (или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора). Такие данные должны, по крайней мере, по аналогии или косвенно, принадлежать к области психологии.
Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследователем, изучающим поведение: "Какое отношение к психологии человека имеет
изучение животных?" Моя задача рассмотреть этот вопрос. В своей собственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем пониманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были собраны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, которые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию человека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компромисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изучающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и откажутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использовать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными.
Дочитали до конца.