С переводом существует такая основная трудность.Если некий текст переводится с языка А на язык Б, то может получиться в пределе два разных текста:1. текст, как если бы Автор написал этот текст сразу на языке Бв этом случае переводится только содержание, оно адаптируется под языковое сознание Б2. текст, как если бы Читатель был способен воспринять текст на языке Ав этом случае переводится не только содержание, но также транслируется и модель языкового сознания АУсловно "Буквальный перевод" обслуживает второй вариант, поэтому он может достичь цели смены языковое сознание Читателя.Вот что примерно об этом пишет Набоков в "Предисловии к "Герою нашего времени"":http://lib.ru/NABOKOW/Lermontov.txt... Есть несколько переложений, но перевода, по существу, до сих пор не было. Опытный ремесленник без особого труда превратит русский язык Лермонтова в набор гладеньких английских клише, по ходу дела опуская, развивая и пережевывая все, что полагается; он неизбежно приглушит то, что, с точки зрения читателя, этого послушного дурачка, как его представляет себе издатель, можетпоказаться непривычным. Перед честным переводчиком встает задача иного рода.Начнем с того, что следует раз и навсегда отказаться от расхожего мнения, будто перевод "должен легко читаться" и "не должен производить впечатление перевода" (вот комплименты, какими встретит всякий бледный пересказ наш критик-пурист, который никогда не читал и не прочтет подлинника). Если на то пошло, всякий перевод, не производящий впечатление перевода, при ближайшем рассмотрении непременно окажется неточным, тогдакак единственными достоинствами добротного перевода следует считать его верность и адекватность оригиналу. Будет ли он легко читаться, это уже зависит от образца, а не от снятой с него копии.
Все "традиционные" трудности перевода понятны, но в случае Уилберовщины есть дополнительные проблемы:1) текст философский, то есть обычные слова языка нагружаются многими дополнительными смыслами, и слова эти по определению базовые/основные/инфраструктурные для языка, самые общие и часто -- самые древние. Это не похоже на поэтические трудности, ибо дело не в точности передачи образов (и это тоже есть, философы любят подбавить художественного жару, приводя аллегории и аналогии), а в сознательном наверчивании новых точных значений на одни из самых древних слов языка.2) предметом данного текста является крайне важный для Субстрата читателя предмет -- сам Субстрат во всей его красе. Это не инструкция по пользованию токарным станком (где нужно еще напрягаться, отождествляя себя с каким нибудь суппортом), а инструкция по пользованию собой, напрягаться для отождествления не нужно -- наоборот, иногда нужно напрягаться, чтобы разотождествляться!3) именно в этой предметной области не свезло с языковой онтологией: она не столько "придумана" (как у химиков или физиков, например), сколько просто взята из языка. Поэтому переводчики изгаляются, как могут: sex и gender они переводят как "пол" и "род", а вот с разными оттенками "сознания" или "самости" получается совсем плохо. А ведь эти оттенки важны именно для центральных понятий книги!То есть тут трудности с передачей основного содержания, чего уж там про "бантики" вокруг этого содержания...