Показаны записи 26921 - 26930 из 30962
В целом можно сказать, что эволюционные и соматические изменения (включая обучение и мышление) имеют фундаментальное сходство. Те и другие имеют стохастическую природу, хотя, несомненно, идеи (директивы, описательные утверждения и т. д.), на основе которых работает каждый из процессов, имеют совершенно другие логические типы, нежели идеи другого процесса.
Именно эта путаница в логической типизации привела к большой неразберихе и доходящим до абсурда спорам вокруг таких вопросов, как «наследование приобретенных характеристик» и законность привлечения «разума» в качестве объяснительного принципа.
Вопрос имеет любопытную историю. В прежние времена предположение, что эволюция может иметь случайный компонент, для многих было непереносимым. Это шло против всего, что было известно об адаптации и цели, и против любой веры в творца, наделенного ментальными характеристиками. Критика Сэмюэлем Батлером Происхождения видов в сущности была обвинением Дарвина в исключении разума из числа значимых объяснительных принципов. Батлеру хотелось видеть где-то в системе неслучайно работающий разум, а потому он предпочел теории Ламарка теориям Дарвина .
--Однако оказалось, что подобные критики в точности ошиблись в своем выборе поправок, предлагаемых для теории Дарвина. Сегодня мы считаем мышление и обучение (а возможно, и соматические изменения) стохастическими. Мы поправим мыслителей XIX в. не добавкой нестохастического разума к эволюционному процессу, а предположением, что мышление и эволюция схожи своей стохастичностью. И мышление, и эволюция это ментальные процессы в смысле критериев, предложенных в Главе 4.
Именно эта путаница в логической типизации привела к большой неразберихе и доходящим до абсурда спорам вокруг таких вопросов, как «наследование приобретенных характеристик» и законность привлечения «разума» в качестве объяснительного принципа.
Вопрос имеет любопытную историю. В прежние времена предположение, что эволюция может иметь случайный компонент, для многих было непереносимым. Это шло против всего, что было известно об адаптации и цели, и против любой веры в творца, наделенного ментальными характеристиками. Критика Сэмюэлем Батлером Происхождения видов в сущности была обвинением Дарвина в исключении разума из числа значимых объяснительных принципов. Батлеру хотелось видеть где-то в системе неслучайно работающий разум, а потому он предпочел теории Ламарка теориям Дарвина .
--Однако оказалось, что подобные критики в точности ошиблись в своем выборе поправок, предлагаемых для теории Дарвина. Сегодня мы считаем мышление и обучение (а возможно, и соматические изменения) стохастическими. Мы поправим мыслителей XIX в. не добавкой нестохастического разума к эволюционному процессу, а предположением, что мышление и эволюция схожи своей стохастичностью. И мышление, и эволюция это ментальные процессы в смысле критериев, предложенных в Главе 4.
мммммммОднако даже в рядах профессиональных биологов еще есть практикующие тотемисты. Когда вы присутствуете на лекции профессора Конрада Лоренца, вы понимаете, что делали древние пещерные люди периода Ориньяка , когда рисовали живых, движущихся северных оленей и мамонтов на стенах и потолке своих пещер. Поза, экспрессивные движения и кинестетика Лоренца постоянно изменяются в соответствии с природой животного. о котором он говорит. Сейчас он гусь. Несколько минут спустя - рыбка-циклида и т. д. Он подходит к доске и быстро рисует существо, например собаку, колеблющуюся между нападением и бегством. Затем следует мгновенная работа тряпки и мела, изменение загривка и угла" хвоста - и собака уже явно собирается нападать.
Он прочел курс лекций на Гавайях и посвятил последнюю из них проблемам философии науки. Когда он говорил об эйнштейновской вселенной, казалось, что его тело слегка скручивается и перекашивается в эмпатии с этой абстракцией.
Это необъяснимо, но подобно человеку периода Ориньяка он неспособен нарисовать человеческую фигуру. Попытки и того, и другого могут создавать только что-то вроде пиктограмм. Воззрения тотемизма на «Я» нельзя передать зрительными средствами.
Эмпатия Лоренца с животными дает ему почти нечестное преимущество над другими зоологами. Он способен, что и делает многое узнавать из сравнения (сознательного или бессознательного) действий животного с тем, что почувствовал бы при аналогичных действиях он сам. (Многие психиатры используют тот же прием, чтобы понять мысли и чувства своих пациентов.) Два несходных описания всегда лучше одного.
Он прочел курс лекций на Гавайях и посвятил последнюю из них проблемам философии науки. Когда он говорил об эйнштейновской вселенной, казалось, что его тело слегка скручивается и перекашивается в эмпатии с этой абстракцией.
Это необъяснимо, но подобно человеку периода Ориньяка он неспособен нарисовать человеческую фигуру. Попытки и того, и другого могут создавать только что-то вроде пиктограмм. Воззрения тотемизма на «Я» нельзя передать зрительными средствами.
Эмпатия Лоренца с животными дает ему почти нечестное преимущество над другими зоологами. Он способен, что и делает многое узнавать из сравнения (сознательного или бессознательного) действий животного с тем, что почувствовал бы при аналогичных действиях он сам. (Многие психиатры используют тот же прием, чтобы понять мысли и чувства своих пациентов.) Два несходных описания всегда лучше одного.
Если вы, например, хотите поговорить о «гордости», вы должны говорить о двух людях или двух группах и том. что происходит между ними. Скажем, А является объектом восхищения В, но восхищение В обусловлено и может обратиться в презрение и т. д. Далее вы можете определить конкретные виды гордости ссылкой на конкретные паттерны взаимодействия.
То же верно для «зависимости», «смелости», «пассивно-агрессивного поведения», «фатализма» и т. п. Все характерологические прилагательные следует редуцировать или расширить так, чтобы их определения были производными от паттернов взаимообмена. т. е. от комбинаций двойных описаний.
Как бинокулярное зрение создает возможность появления информации нового порядка (уровня) относительно глубины, так и (сознательное или бессознательное) понимание поведения через отношения дает новый логический тип обучения. В книге Шаги в направлении экологии разума (Ваtеsоn, 1972) я назвал это Обучением-II, или вторичным обучением (dеutеrо-lеаrning)
То же верно для «зависимости», «смелости», «пассивно-агрессивного поведения», «фатализма» и т. п. Все характерологические прилагательные следует редуцировать или расширить так, чтобы их определения были производными от паттернов взаимообмена. т. е. от комбинаций двойных описаний.
Как бинокулярное зрение создает возможность появления информации нового порядка (уровня) относительно глубины, так и (сознательное или бессознательное) понимание поведения через отношения дает новый логический тип обучения. В книге Шаги в направлении экологии разума (Ваtеsоn, 1972) я назвал это Обучением-II, или вторичным обучением (dеutеrо-lеаrning)
В разуме нет вещей, свиней, людей, жаб-повитух и т. п., а есть только идеи (т. е. сведения о различии), информация о «вещах» В кавычках, всегда в кавычках. Аналогично, разум не содержит ни времени, ни пространства, а только идеи «времени» и «пространства». Из этого следует, что границы индивидуума, если они вообще реальны, будут не пространственными границами, а чем-то вроде кругов, изображающих множества в диаграммах теории множеств или пузырей, выходящих изо ртов персонажей комиксов.
Чтобы завершить эту главу, я хочу упомянуть некоторые потенциальные возможности разумов, выказывающих эти шесть критериев. Во-первых, имеется две характеристики разума, которые следует упомянуть вместе. Они возможны благодаря приведенным критериям. Эти две тесно связанные характеристики - автономия и смерть.
Автономия, что буквально значит управление собой (от греческого autos - собственная личность и notos - закон), обеспечивается благодаря рекурсивной структуре системы. Можно спорить, может ли простая машина с регулятором управлять или самоуправляться, однако вообразите дополнительные петли передачи информации и управляющих воздействий, добавленные поверх простого контура. Каково будет содержание сообщений, передаваемых по этим петлям? Ответ, разумеется, следующий: эти петли будут переносить сообщения относительно поведения системы в целом. В известном смысле, уже исходный простой контур содержит такую информацию («машина идет слишком быстро», «машина идет слишком медленно»), однако более высокий уровень будет переносить информацию наподобие следующей: «коррекция того, что «машина идет слишком быстро», идет недостаточно быстро» или «коррекция того, что «машина идет слишком быстро», чрезмерна». Тем самым сообщения становятся сообщениями относительно предшествующего более низкого уровня. Отсюда уже рукой подать до автономии.
Что касается смерти, то ее возможность следует, во-первых, из Критерия 1, гласящего, что сущность должна состоять из многочисленных частей. В смерти эти части разъединяются или разупорядочиваются. Однако возможность смерти возникает также из Критерия 4. Смерть - это разрыв контуров, а затем и разрушение автономии.
В дополнение к этим двум весьма глубоким характеристикам система того типа, который я называю разум, в качестве одного из видов самокоррекции способна стремиться к цели и совершать выбор. Она способна или на стабильное состояние, или на разгон и выход из-под контроля, или на некоторую их комбинацию. Она находится под воздействием «карт», а не «территории», а потому к ней применимо то общее положение, что принятая ей информация никогда ничего не докажет об окружающем мире или о ней самой. Как я указывал в Главе 2, наука никогда ничего не доказывает.
Автономия, что буквально значит управление собой (от греческого autos - собственная личность и notos - закон), обеспечивается благодаря рекурсивной структуре системы. Можно спорить, может ли простая машина с регулятором управлять или самоуправляться, однако вообразите дополнительные петли передачи информации и управляющих воздействий, добавленные поверх простого контура. Каково будет содержание сообщений, передаваемых по этим петлям? Ответ, разумеется, следующий: эти петли будут переносить сообщения относительно поведения системы в целом. В известном смысле, уже исходный простой контур содержит такую информацию («машина идет слишком быстро», «машина идет слишком медленно»), однако более высокий уровень будет переносить информацию наподобие следующей: «коррекция того, что «машина идет слишком быстро», идет недостаточно быстро» или «коррекция того, что «машина идет слишком быстро», чрезмерна». Тем самым сообщения становятся сообщениями относительно предшествующего более низкого уровня. Отсюда уже рукой подать до автономии.
Что касается смерти, то ее возможность следует, во-первых, из Критерия 1, гласящего, что сущность должна состоять из многочисленных частей. В смерти эти части разъединяются или разупорядочиваются. Однако возможность смерти возникает также из Критерия 4. Смерть - это разрыв контуров, а затем и разрушение автономии.
В дополнение к этим двум весьма глубоким характеристикам система того типа, который я называю разум, в качестве одного из видов самокоррекции способна стремиться к цели и совершать выбор. Она способна или на стабильное состояние, или на разгон и выход из-под контроля, или на некоторую их комбинацию. Она находится под воздействием «карт», а не «территории», а потому к ней применимо то общее положение, что принятая ей информация никогда ничего не докажет об окружающем мире или о ней самой. Как я указывал в Главе 2, наука никогда ничего не доказывает.
Как бы то ни было, имеется очень глубокое различие между серьезной попыткой изменить характерологическое состояние организма и попыткой изменить частные действия организма. Последнее сравнительно просто, первое весьма трудно. Изменить парадигму так же трудно, ,как и изменить эпистемологию, поскольку эти изменения имеют сходную при роду. Заинтересованный читатель может найти детальное исследование необходимых условий характерологических изменений у преступников в книге Чарльза Хэмпден- Тёрнера Несумасшедший дом (Hampden-Turner, 1976). Кажется, что самым первым условием такого глубокого обучения должно быть то, что частное действие, за которое заключенный наказан помещением в тюрьму, не должно стоять в центре внимания обучения.
Третья концепция из того класса, который часто неправильно пони мается по причине ошибочной логической типизации, - это «игра». Конкретные действия, которые в данной последовательности действий имеют игровой смысл, могут, разумеется, у данного человека или животного встречаться и в других видах последовательностей. Для «игры» же характерно то, что это есть имя контекста, в котором компонентные действия имеют другой вид взаимосвязей и организации, нежели они имели бы вне игры. Может быть даже так, что суть игры заключается в частичном отрицании того смысла, который действия имели бы в других ситуациях. Именно произошедшее двадцать лет назад открытие того, что животные распознают игру, привело меня к осознанию, что животные (в том конкретном случае это были речные выдры) классифицируют свои типы поведенческих обменов. А потому они подвержены такому виду патологии, который можно вызвать у павловской собаки, когда ее наказывают за неспособность распознать изменение контекста, или у преступника, которого заставляют страдать за конкретное действие, хотя он должен был бы страдать за свой способ организации действий. От игр речных выдр я перешел к изучению аналогичной классификации поведения у человеческих существ, что в конечном счете привело к идее, что определенные симптомы патологического состояния, называемого шизофрения, фактически оказываются результатом вовлеченности в ситуацию с запутанной логической типизацией. Мы назвали это явление двойное послание (double bind).
Третья концепция из того класса, который часто неправильно пони мается по причине ошибочной логической типизации, - это «игра». Конкретные действия, которые в данной последовательности действий имеют игровой смысл, могут, разумеется, у данного человека или животного встречаться и в других видах последовательностей. Для «игры» же характерно то, что это есть имя контекста, в котором компонентные действия имеют другой вид взаимосвязей и организации, нежели они имели бы вне игры. Может быть даже так, что суть игры заключается в частичном отрицании того смысла, который действия имели бы в других ситуациях. Именно произошедшее двадцать лет назад открытие того, что животные распознают игру, привело меня к осознанию, что животные (в том конкретном случае это были речные выдры) классифицируют свои типы поведенческих обменов. А потому они подвержены такому виду патологии, который можно вызвать у павловской собаки, когда ее наказывают за неспособность распознать изменение контекста, или у преступника, которого заставляют страдать за конкретное действие, хотя он должен был бы страдать за свой способ организации действий. От игр речных выдр я перешел к изучению аналогичной классификации поведения у человеческих существ, что в конечном счете привело к идее, что определенные симптомы патологического состояния, называемого шизофрения, фактически оказываются результатом вовлеченности в ситуацию с запутанной логической типизацией. Мы назвали это явление двойное послание (double bind).
Для введения абстрактных положений рассмотрим случай очень простых отношений между двумя организмами, в которых организм А издает какой-то звук или принимает позу, из которых организм в может узнать о состоянии А нечто, имеющее отношение к существованию В. Это может быть угроза, сексуальное предложение, знак покровительства или указание на членство в одном виде. Я уже говорил при обсуждении кодирования (Критерий 5), что ни одно сообщение ни при каких обстоятельствах не есть то, продуктом чего оно (сообщение) является. Всегда имеется отчасти предсказуемое и потому довольно закономерное отношение между сообщением и тем, на что оно указывает (его референтом). Разумеется, это отношение никогда не бывает непосредственным или простым. Поэтому, чтобы В мог иметь дело с сигналами А, абсолютно необходимо, чтобы В знал значение этих сигналов. Таким образом возникает другой класс информации, который В должен усвоить. Он говорит В о кодировке сообщений или сигналов, приходящих от А. Сообщения из этого класса будут относиться не к А или В, а к кодировке сообщений. Они будут иметь другой логический тип. Я стану называть их мета-сообщениями.
Теперь нам следует рассмотреть, каким образом различия, изученные при обсуждении Критерия 2, и порожденные ими цепи различий-следствий становятся материалом, из которого создается информация, избыточность, паттерн и т. д. Во-первых, нам следует заметить, что любые объекты, события или различия в так называемом «внешнем мире» могут стать источником информации при том условии, что они включены в контур с соответствующей сетью податливого материала, в котором они смогут вызвать изменения. В этом смысле все что угодно - солнечное затмение, отпечаток лошадиной подковы, форма листа, глазок пера павлина - может быть включено в разум, если только способно инициировать эстафету таких следственных цепей.
Нам предстоит выработать предельно широкую формулировку знаменитого положения Коржибского, который заявил, что карта - это отнюдь не территория. Рассматривая вопрос в нашей нынешней широкой перспективе, мы можем считать карту некоторым видом реакции, которая подытоживает различия и организует сведения о различиях, имеющихся на «территории». Карта Коржибского - это удобная метафора, которая принесла много пользы, однако в предельно простой форме это утверждение гласит, что следствие - это не причина.
Этот факт различия между следствием и причиной, когда оба они включены в соответствующую податливую систему, и есть основополагающее Условие того, что можно назвать трансформация или кодирование.
Некоторая закономерность отношений между следствием и причиной, разумеется, предполагается. Без этого никакой разум не смог бы догадаться о причине по следствию. Допустив существование такой закономерности, мы можем заняться классификацией различных видов отношений между следствием и причиной. Позднее эта классификация охватит очень сложные случаи, когда мы встретимся со сложными совокупностями информации, которые можно называть паттерны, последовательности действий и т.п.
Нам предстоит выработать предельно широкую формулировку знаменитого положения Коржибского, который заявил, что карта - это отнюдь не территория. Рассматривая вопрос в нашей нынешней широкой перспективе, мы можем считать карту некоторым видом реакции, которая подытоживает различия и организует сведения о различиях, имеющихся на «территории». Карта Коржибского - это удобная метафора, которая принесла много пользы, однако в предельно простой форме это утверждение гласит, что следствие - это не причина.
Этот факт различия между следствием и причиной, когда оба они включены в соответствующую податливую систему, и есть основополагающее Условие того, что можно назвать трансформация или кодирование.
Некоторая закономерность отношений между следствием и причиной, разумеется, предполагается. Без этого никакой разум не смог бы догадаться о причине по следствию. Допустив существование такой закономерности, мы можем заняться классификацией различных видов отношений между следствием и причиной. Позднее эта классификация охватит очень сложные случаи, когда мы встретимся со сложными совокупностями информации, которые можно называть паттерны, последовательности действий и т.п.
Весьма нетривиально, что мы почти никогда не осознаем тенденции изменения нашего состояния. Существует квазинаучная басня, что если вы заставите лягушку спокойно сидеть в кастрюле холодной воды, а затем будете очень медленно и плавно поднимать температуру воды так, чтобы не возникло момента, обозначенного как момент для прыжка, лягушка никогда не выпрыгнет. Она сварится . Не сидят ли в такой же кастрюле человеческие особи, изменяющие свою окружающую среду медленно нарастающим загрязнением и отравляющие свой разум медленно деградирующей религией и образованием?
Однако в данный момент я стараюсь выяснить необходимые условия работы разума и ментального процесса. Каковы их ограничения? Именно потому, что разум может получать сведения только о различии, возникает трудность с различением медленного изменения и статичного состояния. С необходимостью существует пороговый градиент, ниже которого градиент не воспринимается.
Различие, будучи по своей природе видом отношений, не имеет локализации во времени или в пространстве. Мы говорим, что белая точка «здесь», «в середине доски», однако различие между точкой и доской не «здесь». Оно не в точке, оно не в доске, оно не в пространстве между доской и мелом. Я бы, возможно, мог отделить мел от доски и послать его в Австралию, однако различие не уничтожится и даже не сдвинется, поскольку у различия нет локализации.
Если я вытру доску, куда денется различие? С одной стороны, различие разупорядочится (рандомизируется) и необратимо исчезнет, как и «Я» исчезну, когда умру. С другой стороны, различие выживет как идея, как часть моей кармы, пока эту книгу читают, пока идеи этой книги продолжают формировать другие идеи, вновь включаемые в другие разумы. Однако эта живучая кармическая информация будет информацией о воображаемой точке на воображаемой доске.
Однако в данный момент я стараюсь выяснить необходимые условия работы разума и ментального процесса. Каковы их ограничения? Именно потому, что разум может получать сведения только о различии, возникает трудность с различением медленного изменения и статичного состояния. С необходимостью существует пороговый градиент, ниже которого градиент не воспринимается.
Различие, будучи по своей природе видом отношений, не имеет локализации во времени или в пространстве. Мы говорим, что белая точка «здесь», «в середине доски», однако различие между точкой и доской не «здесь». Оно не в точке, оно не в доске, оно не в пространстве между доской и мелом. Я бы, возможно, мог отделить мел от доски и послать его в Австралию, однако различие не уничтожится и даже не сдвинется, поскольку у различия нет локализации.
Если я вытру доску, куда денется различие? С одной стороны, различие разупорядочится (рандомизируется) и необратимо исчезнет, как и «Я» исчезну, когда умру. С другой стороны, различие выживет как идея, как часть моей кармы, пока эту книгу читают, пока идеи этой книги продолжают формировать другие идеи, вновь включаемые в другие разумы. Однако эта живучая кармическая информация будет информацией о воображаемой точке на воображаемой доске.
В данном вопросе я предпочитаю следовать Ламарку, который, формулируя постулаты научной сравнительной психологии, установил правило, согласно которому организму нельзя приписывать никаких ментальных функций, для которых сложность его нервной системы недостаточна.
Другими словами, представленная здесь теория разума - холистическая. Подобно любому серьезному холизму, она основана на предпосылке дифференциации и взаимодействия частей.
Критерий 2. Взаимодействие между частями разума инициируется различием
Системы, состоящие из многочисленных частей, простираются от галактик до песчаных дюн и игрушечных паровозиков. Однако я далек от утверждения, что все они разумны, содержат разумы либо участвуют в ментальных процессах. Игрушечный паровозик может стать частью ментальной системы, включающей ребенка, играющего с ним, а галактика может стать частью ментальной системы, включающей астронома и его телескоп. Однако эти объекты не становятся мыслящими подсистемами этих б6льших разумов. Критерии полезны только в совокупности.
Нам предстоит рассмотреть природу отношений между частями. Как взаимодействуют части для создания ментального процесса?
Мы встретимся с очень отчетливым. отличием между способом описания обычного материального мира (юнговской Плеромы) и способом, которым мы вынуждены описывать разум. Это отличие состоит в следующем: в материальном мире мы обычно можем сказать, что «причиной» события послужила некоторая сила или импульс со стороны одной части материальной системы, воздействовавший на другую ее часть. Одна часть подействовала на другую часть. Напротив, в мире идей для этого требуется взаимоотношение (либо между двумя частями, либо между частью в момент t1 и той же частью в момент t2), активизирующее некоторый третий компонент, который можно назвать приемником. Приемник (например, концевой орган восприятия) реагирует именно на различие или изменение.
В юнговской Плероме нет ни различий, ни разграничений.
Не-ментальный характер описания этой сферы проявляется в том, что различие между двумя частями никогда не требуется привлекать для объяснения реакции третьей.
Любопытно отметить, насколько в неорганическом мире редки случаи, когда некоторое А реагирует на различие между некоторым B и некоторым С. Лучший пример, который я могу придумать, - автомобиль, наезжающий на кочку на дороге. Этот пример довольно близок к нашему вербальному определению того, что происходит в разуме при процессах восприятия. Вне автомобиля находятся две составные части различия: уровень дороги и уровень верхушки кочки. Автомобиль приближается со своей кинетической энергией и подпрыгивает в воздух под ударным воздействием различия, используя для этой реакции свою собственную энергию. Этот пример имеет ряд особенностей. близко напоминающих то, что происходит в органе восприятия при получении единицы информации или реакции на нее.
Чувство осязания - самый примитивный и простой вид восприятия, который хорошо иллюстрирует понятие сенсорной информации. В ходе лекции я обычно делаю на поверхности доски жирную меловую точку, слегка раздавливая мел для достижения эффекта толщины. Теперь на доске есть нечто, довольно похожее на кочку на дороге. Если я опускаю свой кончик пальца, тактильную зону, вертикально на белое пятно, я его не почувствую. Но если я перемещаю палец поперек пятна, различие уровней очень заметно. Я точно знаю, где находится край пятна, насколько он крут и т. д. (Здесь подразумевается, что я обладаю правильными представлениями относительно расположения и чувствительности моего кончика пальца, для чего нужны многие дополнительные виды информации.)
Другими словами, представленная здесь теория разума - холистическая. Подобно любому серьезному холизму, она основана на предпосылке дифференциации и взаимодействия частей.
Критерий 2. Взаимодействие между частями разума инициируется различием
Системы, состоящие из многочисленных частей, простираются от галактик до песчаных дюн и игрушечных паровозиков. Однако я далек от утверждения, что все они разумны, содержат разумы либо участвуют в ментальных процессах. Игрушечный паровозик может стать частью ментальной системы, включающей ребенка, играющего с ним, а галактика может стать частью ментальной системы, включающей астронома и его телескоп. Однако эти объекты не становятся мыслящими подсистемами этих б6льших разумов. Критерии полезны только в совокупности.
Нам предстоит рассмотреть природу отношений между частями. Как взаимодействуют части для создания ментального процесса?
Мы встретимся с очень отчетливым. отличием между способом описания обычного материального мира (юнговской Плеромы) и способом, которым мы вынуждены описывать разум. Это отличие состоит в следующем: в материальном мире мы обычно можем сказать, что «причиной» события послужила некоторая сила или импульс со стороны одной части материальной системы, воздействовавший на другую ее часть. Одна часть подействовала на другую часть. Напротив, в мире идей для этого требуется взаимоотношение (либо между двумя частями, либо между частью в момент t1 и той же частью в момент t2), активизирующее некоторый третий компонент, который можно назвать приемником. Приемник (например, концевой орган восприятия) реагирует именно на различие или изменение.
В юнговской Плероме нет ни различий, ни разграничений.
Не-ментальный характер описания этой сферы проявляется в том, что различие между двумя частями никогда не требуется привлекать для объяснения реакции третьей.
Любопытно отметить, насколько в неорганическом мире редки случаи, когда некоторое А реагирует на различие между некоторым B и некоторым С. Лучший пример, который я могу придумать, - автомобиль, наезжающий на кочку на дороге. Этот пример довольно близок к нашему вербальному определению того, что происходит в разуме при процессах восприятия. Вне автомобиля находятся две составные части различия: уровень дороги и уровень верхушки кочки. Автомобиль приближается со своей кинетической энергией и подпрыгивает в воздух под ударным воздействием различия, используя для этой реакции свою собственную энергию. Этот пример имеет ряд особенностей. близко напоминающих то, что происходит в органе восприятия при получении единицы информации или реакции на нее.
Чувство осязания - самый примитивный и простой вид восприятия, который хорошо иллюстрирует понятие сенсорной информации. В ходе лекции я обычно делаю на поверхности доски жирную меловую точку, слегка раздавливая мел для достижения эффекта толщины. Теперь на доске есть нечто, довольно похожее на кочку на дороге. Если я опускаю свой кончик пальца, тактильную зону, вертикально на белое пятно, я его не почувствую. Но если я перемещаю палец поперек пятна, различие уровней очень заметно. Я точно знаю, где находится край пятна, насколько он крут и т. д. (Здесь подразумевается, что я обладаю правильными представлениями относительно расположения и чувствительности моего кончика пальца, для чего нужны многие дополнительные виды информации.)
Дочитали до конца.