Глупость ↑
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
В первый же день после нашего приезда дон Хуан объяснил мне, что это – «их положения», и что мне следует садиться на землю в любом месте напротив них. Еще он добавил, что когда мы втроем сидим в «своих положениях», я должен располагаться лицом на юго-восток, и на них не смотреть, а только изредка поглядывать.
— Да, именно так обстоит дело с растениями, верно я говорю? – дон Хуан повернулся к дону Хенаро, и тот ответил утвердительным кивком.
Я сказал, что не выполняю его указаний насчет разговоров с растениями, так как, занимаясь этим, я чувствую себя глупо.
14 комментариев
сначала старые сначала новые
...
— Да, – сказал я, – мне до смерти хочется узнать, что это был за урок.
— Тогда, пожалуй, я должен тебе кое-что рассказать. Для тебя это была пустая трата времени. Урок был предназначен тем, кто видит. Паблито и Нестор уловили суть происходящего, хотя они видят не очень хорошо.
Но ты – ты только смотрел. Я говорил Хенаро, что ты очень странный закупоренный глупец, и что такой урок мог бы откупорить тебя. Но у нас, похоже, ничего не вышло. Впрочем, это не имеет значения. Научиться видению очень трудно.
— Да, – сказал я, – мне до смерти хочется узнать, что это был за урок.
— Тогда, пожалуй, я должен тебе кое-что рассказать. Для тебя это была пустая трата времени. Урок был предназначен тем, кто видит. Паблито и Нестор уловили суть происходящего, хотя они видят не очень хорошо.
Но ты – ты только смотрел. Я говорил Хенаро, что ты очень странный закупоренный глупец, и что такой урок мог бы откупорить тебя. Но у нас, похоже, ничего не вышло. Впрочем, это не имеет значения. Научиться видению очень трудно.
— Это щупальца, исходящие из середины человеческого тела. Они хорошо заметны любому магу-видящему. По виду этих щупалец он определяет, что из себя представляет тот или иной человек и как следует с ним себя вести.
У слабых людей волокна-щупальца короткие, их почти не видно. У людей сильных они яркие и длинные. У Хенаро, например, они светятся так ярко, что кажутся толстыми. По этим волокнам видно, здоров человек или болен, злой он или добрый, подлый или какой-нибудь еще. По ним можно также сказать, способен человек видеть или нет. Но с этим бывают сложности. Когда Хенаро увидел тебя, он, как в свое время Висенте, решил, что ты можешь видеть. Я тоже вижу тебя как видящего, но тем не менее знаю, что это не так – ты пока не способен видеть.
Совершенно сбивает с толку. Хенаро так и не смог в этом разобраться. Я говорил ему, что ты очень странный глупец, но он захотел сам в этом убедиться. Поэтому и взял тебя к водопаду.
У слабых людей волокна-щупальца короткие, их почти не видно. У людей сильных они яркие и длинные. У Хенаро, например, они светятся так ярко, что кажутся толстыми. По этим волокнам видно, здоров человек или болен, злой он или добрый, подлый или какой-нибудь еще. По ним можно также сказать, способен человек видеть или нет. Но с этим бывают сложности. Когда Хенаро увидел тебя, он, как в свое время Висенте, решил, что ты можешь видеть. Я тоже вижу тебя как видящего, но тем не менее знаю, что это не так – ты пока не способен видеть.
Совершенно сбивает с толку. Хенаро так и не смог в этом разобраться. Я говорил ему, что ты очень странный глупец, но он захотел сам в этом убедиться. Поэтому и взял тебя к водопаду.
...
— Ты знаешь, ты глупец, – сказал он жестко, а потом улыбнулся. – У нас тут как-то мальчика по имени Хулио посадили на уборочный комбайн. Оказалось, что он знает, как управлять машиной, хотя никогда раньше этого не делал.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, дон Хуан. Однако чувствую, что не смогу повторить того, что сделал, потому что не уверен в том, что именно делал.
— Маг шарлатан пытается объяснить все в мире с помощью объяснений, в которых сам не уверен, и все становится колдовством. Но ты – не лучше. Ты тоже хочешь объяснить все своим способом, и так же не уверен в своих объяснениях.
— Ты знаешь, ты глупец, – сказал он жестко, а потом улыбнулся. – У нас тут как-то мальчика по имени Хулио посадили на уборочный комбайн. Оказалось, что он знает, как управлять машиной, хотя никогда раньше этого не делал.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, дон Хуан. Однако чувствую, что не смогу повторить того, что сделал, потому что не уверен в том, что именно делал.
— Маг шарлатан пытается объяснить все в мире с помощью объяснений, в которых сам не уверен, и все становится колдовством. Но ты – не лучше. Ты тоже хочешь объяснить все своим способом, и так же не уверен в своих объяснениях.
— Мой бенефактор был магом с большими силами, – продолжал он. – Он был воин до мозга костей. Его воля была действительно его самым чудесным достижением. Но человек может пойти еще дальше. Человек может научиться видеть.
После того, как он научился видеть, ему не нужно больше быть ни воином, ни магом. Став видящим, человек становится всем, сделавшись ничем. Он как бы исчезает, и в то же время он остается. После этого он может заполучить все, что только пожелает, и достичь всего, к чему бы ни устремился.
Но он не желает ничего, и вместо того, чтобы забавляться, играя обычными людьми, как игрушками, он общается с ними, разделяя их глупость.
Единственная разница состоит в том, что видящий контролирует свою глупость, а обычный человек – нет. Став видящим, человек теряет интерес к окружающим. Видение уже полностью отрешило его от всего, что он знал раньше.
После того, как он научился видеть, ему не нужно больше быть ни воином, ни магом. Став видящим, человек становится всем, сделавшись ничем. Он как бы исчезает, и в то же время он остается. После этого он может заполучить все, что только пожелает, и достичь всего, к чему бы ни устремился.
Но он не желает ничего, и вместо того, чтобы забавляться, играя обычными людьми, как игрушками, он общается с ними, разделяя их глупость.
Единственная разница состоит в том, что видящий контролирует свою глупость, а обычный человек – нет. Став видящим, человек теряет интерес к окружающим. Видение уже полностью отрешило его от всего, что он знал раньше.
— Меня бросает в дрожь при одной только мысли об отрешении от всего, что я знаю, – сказал я.
— Ты, должно быть, шутишь! Тебя должно бросать в дрожь не от этой мысли, а оттого, что впереди у тебя нет ничего, кроме рутинного повторения одних и тех же действий в течение всей жизни.
Представь человека, который из года в год выращивает кукурузу, и так до тех пор, пока он уже не в силах встать. Его мысли и чувства, все лучшее в нем бесцельно крутится вокруг того, что он все время делал, вокруг выращивания кукурузы. Как по мне, так нет более ужасающей потери (растраты).
Мы – люди, и наша судьба, наше предназначение – учиться и быть заброшенными в новые непостижимые миры.
— Что, новые миры – это реальность? – спросил я наполовину в шутку.
– Глупый ты! Мы еще только в самом начале пути. Видение для безупречных людей. Закали свой дух, стань воином, научись видеть, и тогда ты узнаешь, что новым доступным нам мирам нет числа.
— Ты, должно быть, шутишь! Тебя должно бросать в дрожь не от этой мысли, а оттого, что впереди у тебя нет ничего, кроме рутинного повторения одних и тех же действий в течение всей жизни.
Представь человека, который из года в год выращивает кукурузу, и так до тех пор, пока он уже не в силах встать. Его мысли и чувства, все лучшее в нем бесцельно крутится вокруг того, что он все время делал, вокруг выращивания кукурузы. Как по мне, так нет более ужасающей потери (растраты).
Мы – люди, и наша судьба, наше предназначение – учиться и быть заброшенными в новые непостижимые миры.
— Что, новые миры – это реальность? – спросил я наполовину в шутку.
– Глупый ты! Мы еще только в самом начале пути. Видение для безупречных людей. Закали свой дух, стань воином, научись видеть, и тогда ты узнаешь, что новым доступным нам мирам нет числа.
Я пошел за дом и увидел там дона Хуана. Он сидел на берегу канавы. Увидев меня, он замахал руками и закричал:
— Уходи! Беги в дом!
Я вбежал в дом. Войдя через несколько минут, он сказал:
— Никогда не ходи меня искать. Если я тебе нужен – жди здесь. Я извинился. Он сказал мне не расточать себя в глупых извинениях, потому что они никак не влияют на совершенные действия.
Он сообщил мне, что ему с огромным трудом удалось «вернуть» меня и что он ходил к воде за меня ходатайствовать.
— Теперь можно попробовать отмыть тебя водой, – сказал он.
Я заверил его, что со мной все в порядке. Он долго пристально смотрел мне в глаза, а потом сказал:
— Идем – выкупаешься. – Но я в порядке, – возразил я. – Смотри – я даже могу писать.
Он с трудом оторвал меня от циновки и заставил встать.
— Не индульгируй, – сказал он. – Еще немного – и ты опять заснешь, и неизвестно, удастся ли мне вытащить тебя на этот раз.
— Уходи! Беги в дом!
Я вбежал в дом. Войдя через несколько минут, он сказал:
— Никогда не ходи меня искать. Если я тебе нужен – жди здесь. Я извинился. Он сказал мне не расточать себя в глупых извинениях, потому что они никак не влияют на совершенные действия.
Он сообщил мне, что ему с огромным трудом удалось «вернуть» меня и что он ходил к воде за меня ходатайствовать.
— Теперь можно попробовать отмыть тебя водой, – сказал он.
Я заверил его, что со мной все в порядке. Он долго пристально смотрел мне в глаза, а потом сказал:
— Идем – выкупаешься. – Но я в порядке, – возразил я. – Смотри – я даже могу писать.
Он с трудом оторвал меня от циновки и заставил встать.
— Не индульгируй, – сказал он. – Еще немного – и ты опять заснешь, и неизвестно, удастся ли мне вытащить тебя на этот раз.
Мы начали искать. Сначала вокруг рамады, потом вокруг всего дома. Так мы и бродили с керосиновой лампой по двору до самого утра. Когда рассвело, мы еще раз все обследовали. Около одиннадцати дон Хуан сказал, что дальше искать бессмысленно. Он сел с удрученным видом, как-то глуповато улыбнулся и произнес:
— Ничего не вышло. Тебе не удалось ее остановить. Теперь моя жизнь не стоит и ломаного гроша. Она наверняка разозлилась и жаждет мести. Но тебе ничего не грозит, эта женщина не знает тебя.
— Ничего не вышло. Тебе не удалось ее остановить. Теперь моя жизнь не стоит и ломаного гроша. Она наверняка разозлилась и жаждет мести. Но тебе ничего не грозит, эта женщина не знает тебя.
— Что ты называешь миром?
— Мир – это все, что заключено здесь, – сказал он и топнул по земле, – Жизнь, смерть, люди, союзники и все остальное, что окружает нас. Мир непостижим. Мы никогда не сможем понять его. Мы никогда не разгадаем его секретов. Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть – абсолютной тайной!
Обычный человек не делает этого. Мир никогда не является загадкой для него, и когда он приближается к старости, он убеждается, что он не имеет больше ничего, для чего жить. Старик не исчерпал мира. Он исчерпал только то, что делают люди. В своем глупом заблуждении он верит, что мир не имеет больше загадок для него. Вот ужасная цена, которую приходится платить за наши щиты.
Воин осознает эту путаницу и учится относится к вещам правильно. Вещи, которые делают люди, ни при каких условиях не могут быть более важными, чем мир. И, таким образом, воин относится к миру как к бесконечной тайне, а к тому, что делают люди, – как к бесконечной глупости.
— Мир – это все, что заключено здесь, – сказал он и топнул по земле, – Жизнь, смерть, люди, союзники и все остальное, что окружает нас. Мир непостижим. Мы никогда не сможем понять его. Мы никогда не разгадаем его секретов. Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть – абсолютной тайной!
Обычный человек не делает этого. Мир никогда не является загадкой для него, и когда он приближается к старости, он убеждается, что он не имеет больше ничего, для чего жить. Старик не исчерпал мира. Он исчерпал только то, что делают люди. В своем глупом заблуждении он верит, что мир не имеет больше загадок для него. Вот ужасная цена, которую приходится платить за наши щиты.
Воин осознает эту путаницу и учится относится к вещам правильно. Вещи, которые делают люди, ни при каких условиях не могут быть более важными, чем мир. И, таким образом, воин относится к миру как к бесконечной тайне, а к тому, что делают люди, – как к бесконечной глупости.
Я пошел на юго-восток, несколько раз оглянувшись на дона Хуана. Он очень медленно шел в противоположном направлении. Я взобрался на вершину крутого холма и еще раз оглянулся. До дона Хуана было метров двести. Он не оборачивался. Я сбежал вниз, в чашеобразное углубление между холмами, и вдруг почувствовал одиночество.
Я присел и задумался над тем, что, собственно, я здесь делаю. Ищу духоловку? Какая нелепость! Я бегом вернулся на тот холм, с которого в последний раз видел дона Хуана, но его нигде не было. Я побежал вниз в том направлении, где его видел. Хотелось все бросить и уехать домой. Я очень устал и чувствовал себя ужасно глупо.
Я присел и задумался над тем, что, собственно, я здесь делаю. Ищу духоловку? Какая нелепость! Я бегом вернулся на тот холм, с которого в последний раз видел дона Хуана, но его нигде не было. Я побежал вниз в том направлении, где его видел. Хотелось все бросить и уехать домой. Я очень устал и чувствовал себя ужасно глупо.
Вдруг над кустами послышались взмахи крыльев огромной птицы. Казалось, она кружится надо мной. Количество скрипов снова начало возрастать. То же самое произошло и со взмахами крыльев. Через некоторое время целая стая гигантских птиц махала мягкими крыльями у меня над головой. Потом и те, и другие звуки как бы слились, образовав мощную обволакивающую волну. Я чувствовал, что плыву, взвешенный в огромной пульсирующей волне. Скрипы и хлопанье были настолько ровными и плавными, что я мог чувствовать их всем телом. Хлопанье крыльев стаи птиц тянуло меня сверху вниз, тогда как пищание армии крыс толкало меня снизу и давило на все тело.
У меня уже не было никаких сомнений в том, что из-за своей дурацкой глупости я навлек на себя нечто совершенно ужасное. Я сжал зубы и, глубоко дыша, начал петь свои пейотные песни.
У меня уже не было никаких сомнений в том, что из-за своей дурацкой глупости я навлек на себя нечто совершенно ужасное. Я сжал зубы и, глубоко дыша, начал петь свои пейотные песни.
На следующий день я рассказал дону Хуану последовательность событий, начиная с того момента, когда он оставил меня. Он все время смеялся, особенно когда я сказал, что думал, что это была одна из его хитростей.
— Ты всегда думаешь, что тебя обманывают, – сказал он. – Ты слишком веришь себе. Ты действуешь так, словно знаешь все ответы. Но ты не знаешь ничего, мой маленький друг, ничего.
В первый раз дон Хуан назвал меня «маленьким другом». Это застало меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В его голосе было столько теплоты, что меня охватила глубокая печаль. Я сказал ему, что от природы беспечен и глуп и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал себя глубоко взволнованным. Но он был очень доволен и заявил, что я сделал все очень хорошо.
Я спросил его о смысле моего опыта.
— У него нет смысла, – ответил он. – Это могло случиться с кем угодно, особенно с человеком, просвет которого открыт, как у тебя. Это было совершенно обычным. Любой воин, который когда-либо отправлялся на поиски союзников, мог бы многое рассказать тебе о том, что они вытворяют. Тебе еще повезло – с тобой обошлись довольно мягко.
Однако просвет твой открыт, и именно это заставляет тебя так нервничать. Но невозможно сделаться воином за одну ночь. Так что возвращайся домой и не возвращайся до тех пор, пока не придешь в себя и пока просвет твой не закроется.
— Ты всегда думаешь, что тебя обманывают, – сказал он. – Ты слишком веришь себе. Ты действуешь так, словно знаешь все ответы. Но ты не знаешь ничего, мой маленький друг, ничего.
В первый раз дон Хуан назвал меня «маленьким другом». Это застало меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В его голосе было столько теплоты, что меня охватила глубокая печаль. Я сказал ему, что от природы беспечен и глуп и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал себя глубоко взволнованным. Но он был очень доволен и заявил, что я сделал все очень хорошо.
Я спросил его о смысле моего опыта.
— У него нет смысла, – ответил он. – Это могло случиться с кем угодно, особенно с человеком, просвет которого открыт, как у тебя. Это было совершенно обычным. Любой воин, который когда-либо отправлялся на поиски союзников, мог бы многое рассказать тебе о том, что они вытворяют. Тебе еще повезло – с тобой обошлись довольно мягко.
Однако просвет твой открыт, и именно это заставляет тебя так нервничать. Но невозможно сделаться воином за одну ночь. Так что возвращайся домой и не возвращайся до тех пор, пока не придешь в себя и пока просвет твой не закроется.
![[userpic]](http://localhost:4000/images/none.gif)
Можно ли контролировать свою глупость (постоянно) не будучи видящим, а значит эээ безупречным?
Так мы этим и занимаемся - придумываем как перейти к прагматике моделей нагвализма, применимых в тривиальной жизни для пользы обычных субъектов.
Такой сорт управляемой глупости