- Нет, - сказал он спокойно. - мы не равны.- Но почему же, мы действительно равны, - запротестоваля.- Нет, - сказал он мягким голосом, - мы не равны. Яохотник и воин, а ты - паразит.У меня челюсть отвисла. Я не мог поверить, что дон Хуандействительно сказал это. Я уронил записную книжку иоглушено уставился на него, а затем, конечно, я разъярился.Он взглянул на меня спокойными и собранными глазами. Яотвел глаза, и затем он начал говорить. Он выражал своислова ясно. Они текли гладко и смертельно. Он сказал, что япаразитирую за счет кого-либо другого. Он сказал, что я несражаюсь в своих собственных битвах, но в битвах каких-тонеизвестных людей, что я не хочу учиться о растениях или обохоте или о чем-нибудь еще, и что его мир точных поступков ичувств, и решений был бесконечно более эффективен, чем тотразболтанный идиотизм, который я называю "моя жизнь".После того, как он окончил говорить, я был нем. Онговорил без агрессивности или недовольства, но с такой силойи в то же время с таким спокойствием, что я даже не сердилсябольше.