Работал у нас тогда такой Змеинов. Всегда четко знал, что модно сейчас, чтосовременно, другого ничего для него просто не существовало. И выглядел соответственно:дымчатые очки, бородка, трубка, шарф, свисающий до земли. Помню, как он, взяв в буфетечашечку кофе, держа ее перед собою на блюдце, другой рукой придерживая трубку, зоркооглядывал зал, соображая, куда сесть. И обычно не ошибался: садился к тому, кто самыймодный был, самый успешный. Сидел, кофе отхлебывая, вел интеллигентную беседу - ивдруг случайно узнавал, что у человека, с которым он сидит, все переменилось: укралипальто, благодарность заменили на выговор, сын попал в вытрезвитель. Тут же Змеиноввставал, брал недопитую чашечку, пересаживался за другой стол, к новому корифею. И еслиснова узнавал: не этот самый модный, а тот, что в углу сидит, - тут же вставал,извинившись, забирал кофе, попыхивая трубочкой, шел через зал. Одной чашечки кофе емуобычно на несколько человеческих судеб хватало.Пока мы считались с Лехой молодыми и дико растущими, Змеинов, бывало, до третичашечки с нами выпивал. Леха доверился ему, рассказывал подробно о своих планах.И вдруг в этот день, только начал Леха рассказывать, Змеинов, ни слова не говоря,встает и тянется к своей чашечке. Леха аж позеленел от такой подлости, мотнул головой иплюнул Змеинову прямо в чашку!Помню до сих пор Змеинова позу, немой укор в его взгляде: "Как же я теперь, сплевком в чашке, буду за новые столики садиться?"Ушел Змеинов, Леха говорит:- Ну, что? Может, неправильно я сделал?- Правильно. Но, в общем-то, по Змеинову измеряя, популярность наша стремится кнулю...