Всю неделю меня возвращали к теме инженерии психики. Там сложность в том, что мало задать какой-то "прозрачный ящик" с архитектурными компонентами (сознание, бессознательное, воля, экзокортекс, тело, экзотело/инструменты) но нужно разобраться с using system и стейкхолдерами.

---

Есть системная инженерия, а есть программная инженерия, инженерия предпринятия, инженерия психики. И можно думать о том, как максимизировать общее для них мышление, повторно использовать мыслительные паттерны и терминологию. Я пытался продемонстрировать это на примере инженерии предпринятия (восьмой раздел в книжке "Системноинженерное мышление в управлении жизненным циклом" -- http://techinvestlab.ru/files/systems_engineering_thinking/systems_engineering_thinking--TechInvestLab_2014.pdf). Во всех трёх случаях, конечно, есть обширная дискуссия о том, насколько общие паттерны инженерного мышления применимы к этим очень разным предметным областям. Особенно всё непросто в случае инженерии психики, но это ведь нас не остановит?

---

http://openmeta.livejournal.com/228156.html

---

Задача рассмотреть "Инженерию психики" в контексте "системноинженерного мышления", using system и стрейхолдеров.

---

(1) Совершенно очевидно, что для такого рассмотрения надо выделять некие "связывающие паттерны" (связывающие сист.-инженерную активность и активность субъекта вне системы) и сразу же прописывать на них гипотетические модели.

---

(2) Совершенно точно, что ни "сознание", ни "бессознательное", ни "волю" и т.п. - ничего из этого в контексте настоящей задачи рассматривать неконструктивно. И мы не будем этого делать.

---

(3) Тем не менее, процессы типа "сознания", "бессознательного", "воли" и т.п. должны быть учтены в итоговых моделях. Учтены неким особенным способом/методом.

---

(4) Являясь существенной частью системы, стейкхолдер, в то же самое время, есть совершенно сущность внесистемная. Этакий фундаментальный "дуализм стейкхолдера".

---

Рис. 1. Схема первого эксперимента. Цыпленка сначала обучали находить еду за пластинкой, на которой было нарисовано 5 квадратиков (A). Затем обученному цыпленку предлагали на выбор две одинаковых пластинки с двумя квадратиками. Цыпленок, как правило, шел к левой пластинке (B). Если же ему предлагали две пластинки с восемью квадратиками, он выбирал правую (C). Изображение из обсуждаемой статьи в Science

---

(1) Обратим внимание на карточку с пятью квадратиками, по которой цыплёнка научали различать спрятанную за карточкой пищу. На это квадратике:

---

--слева расположены две чёрные метки, которые расположены по диагонали сверху-вниз и слева-направо

---

--критически важно с какой частотой цыплак обходил эту карточку – слева или справа

---

…моя гипотеза, что чисто случайно цыплёнок чаще обходил пятиточечную карточку слева.

---

(2) И когда цыплёнку показали одновременно две карточки только с двумя точками, но расположенными слева подобно точками на пятиточечной карточке, то цыплёнок совершенно естественно пошёл налево.

---

Иным словами, для цыплёнка было сформировано на уровне двойной значимости привлечение внимания:

---

--к левой стороне экспериментального пространства, в котором ему подавали стимулы-карточки и пищу

---

--к левой стороне стимульных карточек, вне зависимости от количества точек на карточках

---

--к карточкам, на которых изображены только две точки

---

(3) В итоге, когда цыплёнку показали одновременно две карточки с восемью точками, при этом, в левой части таких карточек находится четыре точки, то цыплёнок стал искать пищу с правой стороны правой из двух карточек. Ибо такое направление было для него единственно «разрешенным» направлением движения.

---

Т.е. лево –правая асимметрия восприятия в этом эксперименте присутствует, но вовсе не в заявленной авторами статьи значении.

Тот факт, что означаемое и означающее поэтического текста характеризуются единством структурных механиз­мов, имеет далеко идущие последствия. Единство струк­турных принципов приводит к стиранию границ между означающим и означаемым.

---

На примере взаимодействия параллелизма и аллитерации мы видели, что означаемое и означающее могут как бы меняться местами: на осно­вании звукового сближения формируются классы семан­тической эквивалентности, а семантические отношения выполняют синтактическую функцию; в анаграммах означаемое и означающее вообще не могут быть дифференци­рованы: означающее анаграммируемого выражения ста­новится означаемым в анаграммирующем тексте.

---

Какой же вывод из сказанного следует сделать? Пре­жде, чем ответить на этот вопрос, позволю себе сделать одно признание. По моему убеждению, риторика призвана стать бази­сом, органоном гуманитарного знания. Именно в этом контексте следует рассматривать и мои упражнения с со­поставлением/сравнением. Но для ответа на поставлен­ный вопрос прибегну к другому тропу — метафоре.

---

В свое время Соссюр предложил метафору, призванную ил­люстрировать соотношение означаемого и означающего. Это — лист бумаги, одна сторона которого невозможна без другой, означаемое невозможно без означающего и vice versa. Усилиями русского формализма и тартуской школы было показано, что мы заранее не можем знать, с какой, так сказать, стороной листа мы имеем дело; более того, возможно то, что Ю. Лотман называл перекодиров­кой — когда означаемое становится означающим и наобо­рот.

---

Я хочу сделать следующий шаг. С моей точки зрения, метафорой (или моделью) поэтического текста является не простой лист бумаги, а своего рода лист Мебиуса: каждой конкретной точке этого листа может быть поставлена в соответствие точка на его противоположной стороне, однако, взятый как целое, он не имеет противоположной стороны — двигаясь от той же точки вдоль поверхности листа, мы вернемся к ней же, пройдя обе стороны листа.

---

Так и в поэтическом тексте каждому конкретному смы­слу соответствует определенное выражение и vice versa, однако когда мы рассматриваем его как целое, грань эта отодвигается и размывается, и то, что вначале казалось лежащим с другой стороны, оказывается лишь удаленным элементом того же ряда, а сама другая сторона — фикци­ей, иллюзией.

6. Сравнение. Переходим теперь на тропологический уровень структуры текста. Рассмотрение его естественно начать со сравнения, тропа, наиболее непосредственным образом связанного с нашей основной операцией — со-поставлением.

---

Предлагаемая ниже трактовка сравнения и других тро­пов полемически направлена против традиций аристотевской риторики, которая строится на миметическом фундаменте. Эту традицию продолжает большинство риторических систем, вплоть до Р. Якобсона и выросшей из его учения неориторики. Согласно этой традиции, сравне­ние, как и метафора, основывается на сходстве главного и вспомогательного объекта. Т.е. сравнение следует объ­ективным свойствам, априорно присущим сравниваемым объектам, лишь вербализуя уже существющее сходство.

---

Так, когда мы говорим: «Джон хитрый, как лиса», или «упрямый, как осел» или «подлый, как свинья» etc., то мы основываемся, если не на объективных (т.е. зооло­гических) свойствах названных животных, то, во всяком случае, на свойствах, уже заранее зафиксированных в культуре. Согласно же моей точке зрения, сравнение (как и ме­тафора) не основывается на сходстве, но само творит его.

---

Априорное сходство симметрично; если вы обнаруживае­те в объектах А' и А" общее свойство а, то, естественно, этим свойством будут обладать как А', так и А". Другое дело — апостериорное сходство, творимое сравнением — оно принципиально асимметрично: когда вы обнаружива­ете у своего приятеля некоторые качества, скажем, осла и/или свиньи, то это может вовсе не означать, что у этих животных вы обнаружите те же свойства своего прияте­ля. Свинья здесь — вспомогательный объект, ее свойства проецируются в рамках данной конструкции на вашего приятеля, свойства которого вовсе не проецируются на свинью.

---

Такой подход к риторическим феноменам хо­рошо согласуется с идеями, высказанными Максом Вле­ком в его знаменитой книге "Models and Metaphors" еще в 1962 г. Согласно Блеку (и вопреки Якобсону), мета­фору неверно было бы определить как ассоциацию по сходству, т.к. метафора не «формулирует случайно суще­ствующее подобие», а сама «создает подобие». Очевидно, что то же самое справедливо и для сравнения.

---

Сходство с идеями Блека не случайно: как в основе подхода тар­туской школы, так и подхода Блека лежит представление о моделирующем характере метафоры. Однако, согласно тартуской школе, моделирующая природа характерна не только для риторических феноменов, но и для искусства в целом.

---

Возвращаясь теперь к нашим объектам А' и А", предложим следующую схему в качестве общей схемы сравнительных конструкций: А' —>" А", где а — пилоти­рующая структура, проецируемая от А' к А".

---

Мы рассмотрели — по необходимости самым кратким образом — некоторые феномены, встречаемые в поэти­ческих текстах. В традиционной поэтике и риторике они относились к совершенно различным сферам. Я же по­пытался показать, что в основе их всех лежит один и тот же механизм: сопоставление. При этом само сопоставле­ние понимается нами не в миметическом, а в моделиру­ющем смысле: оно не фиксирует априорно существую­щего сходства — не важно, звуков или смыслов, — но само создает соответствующее сходство.

---

Механизм со­здания сходства управляется пилотирующими структура­ми. Пилотирующие структуры различаются как по своему содержанию (одни содержат определенный ментальный, другие — звуковой образ), так и по действию (если метр может проецироваться на каждый слог текста, то аллите­рация или анаграмма действует выборочно и т.п.). Общее в них главное — они, физически не присутствуя в тек­сте, проецируют в него свои свойства.

---

Разумеется, далеко не все поэтические феномены могут быть описаны лишь при помощи сравнивания. Так, в метафоре, кроме срав­нивания, действует механизм сокращения {эллипсис), в метонимии — замены и т.п. Моей целью и не было сведе­ние всех поэтических феноменов к одной лишь операции, но показ того, что в основе самых различных из них лежат общие механизмы. В одной своей работе я показал, что и сфера действия более сложных явлений, таких как метафоризм и метонимичность, не ограничена означаемым — аналогичные явления имеют место и в звуковой фактуре стихотворного текста.

5. Анаграмма. Здесь связь означаемого и означающего еще более очевидна. Хотя ясно, что анаграммы предста­вляют собой двуплановые образования, при описании их этот факт, как правило, не учитывается. Если в означа­ющем рассматривается способ представления анаграммируемого комплекса в тексте, то в означаемом рассматри­вается только его значение, в то время как конфигурация означающего в расчет не принимается.

---

Выделяются две трактовки понятия анаграммы. Пер­вая, более строгая и более традиционная, состоит в том, что анаграмма есть разделение и перестановка звуков или букв анаграммируемого слова. Например, из вопро­са, заданного Понтием Пилатом Иисусу Христу: quid est Veritas? — что есть истина? путем перестановки букв был выведен ответ: est vir qui adest — муж здесь стоящий.

---

Иными словами, под анаграммой понимается переста­новка над некоторым осмысленным кортежем, также удо­влетворяющая критерию осмысленности. Возможность заведомо произвольных интерпретаций здесь очевидна.

---

Любопытно, что на это указывал еще Свифт в своих «Путешествиях Гулливера». Более либеральная трактовка анаграмм содержится в записках Соссюра и пользуется после их публикации сравнительно широкой популярно­стью. В отличие от строгой трактовки, она допускает как неоднократное вхождение составляющих анаграммируе­мого комплекса, так и такие отрезки в тексте, которым вообще нет соответствия в анаграммируемом выражении, в результате чего одно слово может анаграммироваться в сравнительно большом тексте или отрезке текста.

---

Очевид­но, что при либеральном подходе опасность произвольной трактовки гораздо выше, чем при строгом. Поскольку, однако, анаграммы с такого рода звуковой организаци­ей представляют наиболее интересный и важный случай, мы считаем необходимым сформулировать альтернативный подход. В основе этого подхода лежит параллельное обследование структур означаемого и означающего.

---

Мы исходим из того, что большинство анаграмм, не носящих нарочито искусственного характера, основаны на параллельном «распылении» анаграммируемого сигна­ла в означаемом и в означающем; компоненты его значе­ния предстают в тексте в разобщенном виде совершенно аналогично тому, как это происходит в означающем с компонентами звучания.

---

Наиболее простой и наглядной является в этом смысле структура многих загадок. Как из­вестно, в означаемом загадки могут быть приведены как будто бы иррелевантные признаки загадываемого объек­та, совершенно недостаточные для однозначного ответа. В них анаграммирование является важным, если не един­ственным «ключом» к отгадке. Например: Нет ни окон, ни дверей, пОсРЕдине — АРХиРЕй. Разгадка — ОРЕХ.

---

Весьма показательна в этом смысле роль имен соб­ственных, вводимых в текст загадки. Они вообще не имеют сигнификата и поэтому с точки зрения логической структуры загадки вообще не нужны, но именно на них ложится основная анаграмматическая нагрузка: Узелок, КуЗЬМА, развязать нельзя (ЗАМОК); Лежит Егор под межой, покрыт зеленой фатой (ОГУРЕЦ); Стоит Фекла, глаза мокры (ОКНА);

---

Смысл предлагаемого подхода заключается в том, что анаграмма определяется как пилотирующая структура, од­новременно управляющая развертыванием как означаемо­го текста, так и его означающего. В загадке анаграммируемое слово является, одновременно, ее разгадкой. Особен­но продуктивным такой метод оказывается при анализе поэтических текстов.

Таким образом не языковая синонимия — основа параллелизма, но, на­против, параллелизм творит поэтическую, узуальную си­нонимию — класс семантической эквивалентности, зона действия которого не выходит за пределы данной группы параллелизма. В основе тавтологического параллелизма лежит пилотирующая структура, семантический инвари­ант, варьируемый в различных членах этого параллелизма.

---

Разговор о параллелизме следует закончить его связью с аллитерацией. В образовании групп тавтологического Параллелизма звуковое подобие играет не меньшую роль, чем смысловое. Почему в неделю, обозначаемую словом viifc(?), нужно оказывать пять милостей? Потому что vьko аллитерирует с uiisi. Почему в неделю, обозначаемую сло­вом neteh., нужно оказывать четыре милости?

---

Потому что neteH аллитерирует с nelfд. Почему, наконец, в месяц нуж­но оказывать всего восемь милостей, а не 20 ( = 5x4) или, по крайней мере, 16 ( = 4x4)? Потому что kuukausi аллитерирует с kaheksa. Выше мы отметили наличие корреляции...

---

[Эти слова — ответ дочери отцу-женоубийце, обещавшему, что новая мать будет лучше старой, убитой. ]

---

...звука и смысла в рифме; в рунической поэзии корреля­ция звука и смысла в параллелизме настолько тесная, что можно говорить о своего рода симбиозе параллелизма и аллитерации. В рассмотренном симбиозе параллелизма и аллитерации звуковые параметры оказываются семантическими факторами, в то время как собственно смысловые параметры выполняют чисто конструктивные, синтакти­ческие функции. Означаемое и означающее здесь как бы поменялись местами.

4. Параллелизм. Существует много различных его раз­новидностей: ритмический, синтаксический, описанный Веселовским психологический параллелизм и др. Остано­вимся на одном лишь виде параллелизма — т.н. тавтоло­гическом.

---

Это одна из самых древних и в теоретическом плане важных его разновидностей. На тавтологическом параллелизме строятся, например, финская и эстонская народная поэзия, восходящие к общему прибалтийско-финскому источнику.

---

Будем называть такой стих руни­ческим (по-фински гипо означает стих, так что сам этот термин — тавтология — стиховой стих — для рассуждений о тавтологическом параллелизме кажется вполне умест­ным). Тавтологический параллелизм отражает досюжетную стадию мышления, тем более интересно проследить, как строятся в такой системе сюжетные тексты.

---

Руни­ческую поэзию часто называют поэзией состояний: текст состоит из мельком упоминаемых действий и развернутых описаний возникших состояний. Состояния описывают­ся при помощи системы тавтологических параллелизмов.

---

Стандартная трактовка тавтологического параллелизма за­ключается в том, что он основывается на языковой сино­нимии: синонимические выражения, подставляемые в то­ждественные позиции, и образуют ряды тавтологического параллелизма.

---

Однако даже самый поверхностный взгляд на материал не может не вызвать недоумения, о какой синонимии и тавтологии здесь может идти речь. Напри­мер, эстонская песня "Riias ristitud" (Крещеный в Риге) открывается такими стихами:

---

1. Mul on rikas ristieite - У меня богатая крестная,

---

2. mul on rikas ristitoati. - у меня богатый крестный.

---

3. Viis mind Riiga ristimaie - Свез меня в Ригу крестить,

---

4. Tallinna nime рапеша. - в Таллинн давать имя.

---

5. Minu nimi Riia linnas - Мое имя в Риге-городе

---

6. kuldroamatu seessa, - внутри золотой книги,

---

7. vaskiroamatu vahela, - между медной книги,

---

8. laiakirjakeske'ella. - посреди широкой грамоты.

---

В двух первых стихах как будто противоречий нет: если уж человеку так повезло, что у него оказалась бо­гатая крестная, то почему бы и его крестному не быть богатым. В действительности, однако, речь здесь явно идет не о двух разных людях, а об одном и том же; третий стих развевает в этом смысле всякие сомнения: глагол viis (вез) стоит в единственном числе.

---

'Крестный' и 'крестная' оказываются синонимами. Стихи 3 и 4 также можно интерпретировать таким образом, чтобы они не противоречили бы друг другу: крещение и наречение — различные обряды, так что нет ничего невозможного в том, что человека крестят в Риге, а имя ему дают в Тал­линне.

---

Однако это заведомо абсурдная интерпретация: имя дают именно при крещении, а сам обряд крещения нередко и назывался «дачей имени». Таким образом, ст. 3 и 4 обозначают именно одно и то же действие, одно и то же событие. Следовательно, остается предположить, что

---

Таллинн и Рига — один и тот же город (или, выражаясь более точно, 'Таллинн' и 'Рига' — разные имена одного и того же города).

---

Ст. 5 вроде бы вносит уточнение: речь все-таки идет именно о Риге (вспомним и заглавие пес­ни: «Крещеный в Риге»). В стихе 6 и 7 в качестве таких же «синонимов», как кресный/крестная и Рига/Таллинн выступают золото и медь. Особенно курьезными на со­временный слух представляются параллелизмы, где в ка­честве синонимов фигурируют различные числительные.

---

Так, в финской песне о женоубийце встречаются такие стихи:

---

Ки oliis ста emmone Если бы была родной матерью

---

antais viikos vьet armot давала б шесть милостей в неделю

---

kuukaudes kaheksat armot восемь милостей в месяц

---

netelддs neljдt cirmot. в неделю четыре милости*

---

Первое впечатление от этого отрывка — здесь что-то не в порядке с математикой: количество 'милостей' не сходится. Но дело не только в математике. Неделя оказы­вается не тождественной неделе, и эта нетождественность зависит от слова, которое ее обозначает (слово 'viik' — гер­манского, 'netelдд' — славянского происхождения). Оказывается, что viik и netelдд такие же «синонимы», как 5 и 4. Числа не обозначают здесь точного количества, а варьируют общее значение 'много'.