"Мир воистину полон пугающих вещей, и мы являемся беспомощными существами, окружёнными силами, которые непостижимы и несгибаемы. Средний человек, в невежестве, верит что эти силы могут быть объяснены или изменены; в действительности он не знает как это сделать, но он ожидает, что действия человечества объяснят их, или изменят их, рано или поздно.
Колдун, с другой стороны, не думает объяснять их, или менять их; вместо того, он учится использовать такие силы, перенаправляя себя и приспосабливая себя к их направлению. Вот его трюк. Очень немного остаётся до колдовства, как только ты узнал его трюк. Колдун лишь немного богаче, чем средний человек. Колдовство не помогает ему жить лучшей жизнью; фактически, я должен сказать что колдовство мешает ему; оно делает его жизнь неуклюжей, шаткой. Открывая себя знанию, колдун становится более уязвим, чем средний человек.
С одной стороны, его товарищи ненавидят его и боятся его, и стараются закончить его жизнь; с другой стороны непостижимые и несгибаемые силы, которые окружают каждого из нас, по праву того что мы живы, являются для колдуна источником даже большей опасности. Быть пронзённым товарищем воистину больно, но ничто в сравнение с переживанием касания союзника. Колдун, открывая себя знанию, становится жертвой таких сил, и имеет только одно средство держать себя в равновесии, свою волю; следовательно, он должен чувствовать и действовать как воин. Я повторю это ещё раз: кто-либо может пережить путь знания только в качестве воина. Именно сила бытия воином помогает колдуну жить лучшей жизнью."
"Моё обязательство научить тебя видеть. Не потому что я лично хочу сделать это, но потому что ты был избран; ты был указан мне Мескалито. Я вынужден по собственному желанию, однако, учить тебя чувствовать и действовать как воин. Я лично уверен, что быть воином более подходяще, чем что-либо ещё. Для этого я попытался показать тебе эти силы так, как колдун их воспринимает, потому что только под их ужасающим воздействием кто-либо может стать воином. Видеть без того, чтобы прежде стать воином, сделает тебя слабым; оно даст тебе ложную смиренность, желание отступить; твоё тело обветшает, потому что ты станешь равнодушен. Моё личное обязательство сделать тебя воином, так что ты не рассыпешься."
"Я слышал, что ты говорил раз за разом, что ты всегда готов умереть. Я не считаю это чувство необходимым. Я думаю, что это бесполезное индульгирование. Воин должен быть готов только сражаться. Я также слышал, что ты сказал, что твои родители ранили твой дух. Я думаю, что дух человека является чем-то, что может быть ранено очень легко, хотя не теми же действиями, которые ты сам считаешь ранящими. Я уверен, что твои родители всё же ранили тебя, сделав тебя индульгирующим и мягким и отдающимся рассуждениям."
"Дух воина не направлен на индульгирование и жалобы, также как не направлен на победу или поражение. Дух воина направлен только на битву, и каждая битва является последним сражением воина на земле. Поэтому результат значит для него очень мало. В своей последней битве на земле воин позволяет духу протекать свободно и чисто. И с тем как он проводит своё сражение, зная что его воля безупречна, воин смеётся и смеётся."
Я закончил записывать и посмотрел наверх. Дон Хуан пристально смотрел на меня. Он покачал головой из стороны в сторону и улыбнулся.
"Ты действительно всё записываешь?", спросил он недоверчивым тоном.
"Хенаро сказал, что он никогда не может быть серьёзным с тобой, потому что ты всегда пишешь. Он прав; как кто-либо может быть серьёзным, если ты всегда пишешь?"
Он тихо засмеялся и я попытался защитить свою позицию.
"Это не имеет значения", сказал он, "если ты когда-либо научишься видеть, я полагаю ты должен будешь сделать это собственным причудливым способом."