Вместо того, чтобы жаловаться и стенать, искажая или отвергая неприятные факты жизни, либо фантазировать об ином, более легком, идеальном мире, Эриксон предлагал людям пережить и признать реальность их ситуации такой, как она есть, используя все имеющиеся возможности, чтобы целеустремленно справиться с данной ситуацией так эффективно, как это будет возможно. Эриксон признавал: нередко эта задача бывает довольно трудной и вызывает замешательство, но он неоднократно говорил, что действовать иначе — значит лишь создавать искусственные ограничения, а также ненужные и нереалистические перспективы.
Эриксон не просто сидел в своем кабинете, читая или думая о том, как люди действуют — он наблюдал за ними на практике, не позволяя себе увлечься теориями, чтобы пытаться потом применять их к пациентам. Эриксон просто отмечал, что делали его клиенты в различных ситуациях и соответственно изменял свой образ мысли. Успех этих наблюдений был основан на готовности Эриксона позволить людям учить его тому, что является для них реальным или истинным, а вовсе не на основе каких-то уникальных теоретических построений. Все его идеи замечательны тем, что они были описательно точными в отношении человеческого поведения, а не просто спекулятивными измышлениями, связанными с динамикой воображения. Он учился тому, как воздействовать на пациентов и влиять на их мысли и поведение таким же образом, как большинство людей в детстве учатся кататься на велосипеде. Эриксон проявлял наблюдательность, делал заметки о том, что происходило, и экспериментировал. Оказывалось, что теоретические построения в своей работе он использует не в большей мере, чем ребенок применяет такие понятия, как “скорость” и “движение”, когда учится ездить на велосипеде.
Эриксон осознавал тот бессознательный уровень общения, который постоянно присутствовал между людьми — это восприятие усилилось у него во время болезни. Когда он был почти полностью парализованным, его общение с окружающими было, естественно, весьма ограниченным. Вследствие чего он стал играть роль пассивного наблюдателя взаимодействий других людей. То, что Эриксон видел и слышал, стало для него источником изумления, так как он заметил: вербальное и невербальное общение между людьми часто явно противоречили друг другу. Так, согласие на вербальном уровне могло сопровождаться выражениями лица, движениями рук, тела, глаз и даже интонаций голоса, указывающих на скрытое несогласие. Более того, он отметил, что такие “послания” и намеки на скрытое несогласие обычно не остаются полностью незамеченными, а приводят к “интуитивному” восприятию того, что сам говорящий не высказывал и что прямо в его словах не подразумевалось. Реальность двух уровней общения, восприятия и реагирования стала совершенно очевидной для Эриксона во время наблюдения за общением членов его семьи и друзей. Это, в свою очередь, добавило к его пониманию тот факт, что люди постоянно издают определенные сигналы, не вполне осознаваемые ими, и реагируют на них.
Человек испытывает личное удовлетворение, когда предлагает свои теории и гипотезы, но было бы куда лучше исследовать действительные явления. Исследования должны быть организованы вокруг реальных феноменов, а не вокруг репутации самого исследователя или хорошо аргументированных теорий, изложенных в публикациях и пытающихся объяснять некоторые неисследованные явления [1962].(Erickson, 1980. Vol. II, 33, р. 344—345)Говоря иными словами, нам необходимо взглянуть на исследования гипноза не на основании тех наших терминов, в которых мы мыслим и разрабатываем свои гипотезы, а с точки зрения того, что мы можем реально сделать, — с точки зрения действительных наблюдений, открывающих уникальные, многообразные и удивительные формы человеческого поведения, при нашем правильном понимании оказывающиеся состояниями сознания, которые могут быть направлены и использованы в соответствии с внутренними законами, присущими человеку, но пока неведомыми нам [1962].(Erickson, 1980. Vol. II, 33, р. 350)Когда я намерен узнать что-либо, я бы хотел, чтобы это знание не было искажено несовершенным знанием кого-то другого [1977].(Erickson, 1980. Vol. I, 4, р. 114)Каждый раз, когда я демонстрирую что-либо перед профессиональной аудиторией, я говорю: “Сейчас вы ничего не видите, ничего не слышите, ничего не думаете. Вот три последовательных шага”. Люди обычно заявляют: “Эриксон делает что-то мистическое и таинственное”. Гораздо проще думать обо мне, что я делаю нечто особенное, чем научиться действительно наблюдать и реально мыслить.(Erickson & Rossi, 1981, p. 249)Таким образом, у вас есть ум, открытый восприятию всего нового; не критический, оценивающий ум, а исполненный любопытства ум ученого, удивляющийся каждой реальной ситуации. И уже только потом вы можете попытаться давать оценку.(ASCH, 1980, Запись лекции 16. 07. 1965)
Внимательно наблюдая за собой и за другими людьми на протяжении всей жизни, Эриксон начал замечать вещи, которые большинство из нас упускают. Он понял, как много люди узнают, но потом забывают все то, чему научились, и не осознают того, что знают. Он отмечал, как люди постоянно проявляют ответную реакцию на различные раздражители или на общение, и это тоже обычно находится за пределами их осознавания. Эриксон понял, сколь хорошо организованными и творческими являются потенциальные паттерны человеческой мысли и поведения, но насколько при этом они ограничены ценностями, существующими в нашей культуре, а также индивидуальным опытом человека. Он не раз отмечал, насколько невнимательными являются многие люди и как много различных предубеждений они налагают на реальность, существующую вокруг них. Эти наблюдения стали основой его понимания людей и теми “фактами”, которыми он руководствовался при гипнотическом воздействии во время психотерапии. Все, что он делал как гипнотизер и психотерапевт, было основано на восприятии пациента, с которым он работал, а также на том, что он знал из предыдущих своих наблюдений.