Очевидно, что люди, ослы и собаки осознают акт слушания и даже акт нацеливания ушей на источник звука. Что касается зрения. иногда движение на периферии зрительного поля привлекает мое «внимание» (что бы это ни значило), из-за чего я перемещаю глаза и даже голову, чтобы на это посмотреть. Иногда этот акт сознателен, а иногда автоматичен до такой степени, что проходит незамеченным. Часто я осознаю поворот своей головы, но не подозреваю о периферийном впечатлении, вызвавшем этот поворот. Большое количество информации, получаемое от периферийной сетчатки не достигает сознания. Эта информация, возможно, имеет форму образа, но с уверенностью этого утверждать нельзя.Процессы восприятия недоступны, осознаются только их продукты. Разумеется, именно эти продукты и нужны. Экспериментальная эпистемология начинается с двух общих фактов: во-первых. я не осознаю процесс создания образов, которые сознательно вижу; во-вторых, в этих бессознательных процессах я использую целый ряд исходных предпосылок. которые оказываются встроены в окончательный образ.Конечно, все мы знаем, что образы, которые мы «видим», сфабрикованы мозгом или разумом. Однако такое интеллектуальное знание весьма отличается от столкновения с этими вещами на практике. Этот аспект вопроса настоятельно Привлек мое внимание около тридцати лет назад в Нью-Йорке, где Адельберт Эймс (Ames) демонстрировал свои эксперименты по формированию глубины зрительных образов. Эймс был офтальмологом и работал с пациентами, которые страдали анизоконией, т. е. формировали в двух глазах образы разных размеров. Это привело его к изучению субъективных компонентов восприятия глубины. Поскольку этот вопрос важен и дает самую основу эмпирической или экспериментальной эпистемологии, я расскажу о своей встрече с Эймсом подробнее.