Продолжать этот разговор было бесполезно. Отец обожал себя, и для негобыло убедительно только то, что говорил он сам. К тому же я знал оченьхорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался очерном труде(2), имело всвоем основании не столько соображения насчетсвятого огня(1), сколько тайныйстрах, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить осебе весь город; главное же, все мои сверстники давно уже окончили вуниверситете(1) и были на хорошей дороге, и сынуправляющего(1) конторой Государственного банка был ужеколлежским асессором(1), я же, единственный сын, был ничем! Продолжать разговорбыло бесполезно и неприятно, но я все сидел и слабо возражал, надеясь, чтоменя, наконец, поймут. Ведь весь вопрос стоял просто и ясно и только касалсяспособа, как мне добыть кусок хлеба, но простоты не видели, а говорили мне,слащаво округляя фразы, о Бородине, освятом огне(1), о дяде, забытомпоэте(1), который когда-то писал плохие и фальшивыестихи(1), грубо обзывали меня безмозглою головой и тупым человеком. А как мне хотелось, чтобы меня поняли!Несмотря ни на что, отца и сестру я люблю, и во мне с детства заселапривычка спрашиваться у них, засела так крепко, что я едва ли отделаюсь отнее когда-нибудь; бываю я прав или виноват, но я постоянно боюсь огорчитьих, боюсь, что вот у отца от волнения покраснела его тощая шея и как бы сним не сделался удар.- Сидеть в душной комнате, - проговорил я, -переписывать(1), соперничать с пишущею машиной для человека моих лет стыдно и оскорбительно.Может ли тут быть речь освятом огне(1)!- Все-таки этоумственный труд(1), - сказал отец. - Но довольно, прекратимэтот разговор, и во всяком случае я предупреждаю: если ты не поступишь опятьна службу(1) и последуешь своим презренным наклонностям, то я и моя дочь лишимтебя нашей любви. Я лишу тебя наследства - клянусь истинным богом!Совершенно искренно, чтобы показать всю чистоту побуждений, какими яхотел руководиться во всей своей жизни, я сказал:- Вопрос о наследстве для меня не представляется важным. Я заранееотказываюсь от всего.Почему-то, совершенно неожиданно для меня, эти слова сильно оскорбилиотца. Он весь побагровел.- Не смей так разговаривать со мною, глупец! - крикнул он тонким,визгливым голосом. - Негодяй! - И быстро и ловко, привычным движениемударил(2) меня по щеке раз и другой. - Ты стал забываться!В детстве, когда менябил(2) отец, я должен был стоять прямо, руки по швам, и глядеть ему в лицо. И теперь, когда онбил(2) меня, я совершенно терялся и, точно мое детство все еще продолжалось, вытягивался и старалсясмотреть прямо в глаза. Отец мой был стар и очень худ, но, должно быть,тонкие мышцы(2) его были крепки, как ремни, потому чтодрался(2) он очень больно.Я попятился назад в переднюю, и тут он схватил свой зонтик и несколькоразударил(2) меня по голове и по плечам; в это время сестра отворила изгостиной дверь, чтобы узнать, что за шум, но тотчас же с выражением ужаса ижалости отвернулась, не сказав в мою защиту ни одного слова.
Намерение мое не возвращаться в канцелярию, а начать новуюрабочую жизнь(2), было во мне непоколебимо. Оставалось только выбрать род занятия - иэто не представлялось особенно трудным, так как мне казалось, что я былоченьсилен(2),вынослив(2), способен на самыйтяжкий труд(2). Мне предстоялаоднообразнаярабочая жизнь(2) с проголодью, вонью и грубостью обстановки, спостоянною мыслью о заработке и куске хлеба. И - кто знает? - возвращаясь сработы по БольшойДворянской(1), я, быть может, не раз еще позавидуюинженеру(1)Должикову, живущемуумственным трудом(1), но теперьдумать(1) обо всех этихбудущих моих невзгодах мне было весело. Когда-то я мечтал одуховной деятельности(1), воображая себя тоучителем(1), товрачом(1), тописателем(1), но мечтытак и остались мечтами. Наклонность кумственным наслаждениям(1), - например, ктеатру(1) ичтению(1), - у меня была развита до страсти, но была ли способность кумственному труду(1), - не знаю. Вгимназии(1) у меня было непобедимое отвращениек греческому языку(1), так что меня должны были взять из четвертого класса.Долго ходилирепетиторы(1) и приготовляли меня в пятый класс, потом яслужил по различным ведомствам, проводя большую часть дня совершенно праздно, и мнеговорили, что это -умственный труд(1); моя деятельность в сфереучебной(1) ислужебной не требовала ни напряжения ума, ни таланта, ни личныхспособностей, ни творческого подъема духа: она была машинной; а такойумственный труд(1) я ставлю нижефизического(2), презираю его и не думаю, чтобы онхотя одну минуту мог служить оправданием праздной, беззаботной жизни, таккак сам он не что иное, как обман, один из видов той же праздности. По всейвероятности, настоящегоумственного труда(1) я незнал(1) никогда.