Показаны записи 6351 - 6360 из 30962
</>
Как структурирован объемлющий свет. Предварительное р
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Как структурирован объемлющий свет. Предварительное рассмотрение
Если мы отвергаем положение о том, что окружающий мир состоит из атомов в пространстве, а свет, приходящий в точку пространства, состоит из лучей, испускаемых этими атомами, то что же мы можем этому противопоставить?
Возникает соблазн представить себе окружающий мир в виде пространства, заполненного объектами, и считать, что объемлющий строй состоит из форм, образованных замкнутыми контурами в пустом поле, из «фигур и фона».
В этом случае каждому объекту в пространстве соответствовала бы форма в оптическом строе. Но это далеко не лучшее предположение, и от него также следует отказаться. Не каждому объекту в пространстве соответствует форма в строе, потому что некоторые объекты скрыты за другими.
Итак, чтобы окончательно закрыть этот вопрос, скажем: окружающий мир не состоит из объектов. Он состоит из земли и неба, из объектов на земле и в небе, из холмов и облаков, огней и закатов, булыжников и звезд. Не все из перечисленного можно отнести к отдельным объектам — кое-что встроено друг в друга, что-то является движущимся, а кое-что — одушевленным.
Все эти разнообразные вещи — местоположения, поверхности, компоновки, движения, события, животные, люди, а также те артефакты, которые структурируют свет в точке наблюдения,— составляют окружающий мир. Строй в точке не состоит из форм в поле. Феномен «фигура-фон» вообще не применим к реальному миру.
Понятие замкнутого контура, очертания, пришло из изобразительного искусства, а сам феномен — из эксперимента, в котором наблюдателю показывали рисунок с целью выяснить, что он при этом воспринимает. Но это не единственный и далеко не лучший способ изучать восприятие.
Если мы отвергаем положение о том, что окружающий мир состоит из атомов в пространстве, а свет, приходящий в точку пространства, состоит из лучей, испускаемых этими атомами, то что же мы можем этому противопоставить?
Возникает соблазн представить себе окружающий мир в виде пространства, заполненного объектами, и считать, что объемлющий строй состоит из форм, образованных замкнутыми контурами в пустом поле, из «фигур и фона».
В этом случае каждому объекту в пространстве соответствовала бы форма в оптическом строе. Но это далеко не лучшее предположение, и от него также следует отказаться. Не каждому объекту в пространстве соответствует форма в строе, потому что некоторые объекты скрыты за другими.
Итак, чтобы окончательно закрыть этот вопрос, скажем: окружающий мир не состоит из объектов. Он состоит из земли и неба, из объектов на земле и в небе, из холмов и облаков, огней и закатов, булыжников и звезд. Не все из перечисленного можно отнести к отдельным объектам — кое-что встроено друг в друга, что-то является движущимся, а кое-что — одушевленным.
Все эти разнообразные вещи — местоположения, поверхности, компоновки, движения, события, животные, люди, а также те артефакты, которые структурируют свет в точке наблюдения,— составляют окружающий мир. Строй в точке не состоит из форм в поле. Феномен «фигура-фон» вообще не применим к реальному миру.
Понятие замкнутого контура, очертания, пришло из изобразительного искусства, а сам феномен — из эксперимента, в котором наблюдателю показывали рисунок с целью выяснить, что он при этом воспринимает. Но это не единственный и далеко не лучший способ изучать восприятие.
</>
Информация, которую можно извлечь из текучего оптич
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Кроме того, мы поддерживаем связь друг с другом, создавая изображения на поверхностях (глиняных дощечках, папирусе, бумаге, стене, полотне или экране), а также создавая скульптуры, модели или объемные изображения.
В деле производства изображений революционную роль сыграло изобретение фотографии, то есть фоточувствительной поверхности, которую можно поместить за линзой на задней стенке темной камеры.
В общении подобного рода, которое мы называем графическим, или пластическим, не участвуют ни знаки, ни сигналы, в нем нет сообщений, явно передаваемых от одного индивида другому. В процессе такого общения ничего в явном виде не передается и не сообщается. Картины и скульптуры предназначены для показа.
Из этого следует, что они содержат информацию и делают ее доступной для того, кто на них смотрит. Тем не менее, они такие же человеческие творения, как и произнесенные или написанные слова языка. Они поставляют информацию, которая, подобно языковой информации, опосредствована восприятием первого наблюдателя. С их помощью нельзя пережить впечатления, так сказать, из первых рук — только из вторых.
Совершенно иная информация содержится в окружающем нас океане энергии — объемлющая стимульная информация. Информация для восприятия не передается, она не состоит из сигналов и не подразумевает наличия отправителя и получателя.
Окружающий мир не общается с живущими в нем наблюдателями. Зачем природе разговаривать с нами? Понимание стимула как сигнала, подлежащего интерпретации, приводит к бессмыслице, к чему-то вроде мировой души, пытающейся добраться до нас. Мир задан в структуре приходящего к нам света, а воспринимаем мы этот мир или нет — зависит от нас самих. Понять секреты природы — это вовсе не значит разгадать ее код.
Оптическая информация, то есть информация, которую можно извлечь из текучего оптического строя,— это понятие, с которым мы вообще не знакомы. Потакая лености своего ума, мы пытаемся понять восприятие тем же самым способом, каким мы понимаем общение, не выходя за круг знакомых терминов.
На сегодняшний день имеется громадное количество литературы, посвященной средствам массовой коммуникации. Многое из написанного на эту тему создано непрофессионалами и туманно по содержанию. У большинства из нас понятие информации сложилось в результате чтения именно такой литературы.
Но это понятие информации не будет использоваться в данной книге, потому что нельзя объяснить восприятие, если рассматривать его с точки зрения передачи сообщений.
Это совершенно неприемлемый путь. Скорее наоборот: мы не можем сообщить другому информацию о мире, не восприняв предварительно этот мир. И информация, которой мы располагаем при восприятии, радикально отличается от информации, которую мы передаем.
В деле производства изображений революционную роль сыграло изобретение фотографии, то есть фоточувствительной поверхности, которую можно поместить за линзой на задней стенке темной камеры.
В общении подобного рода, которое мы называем графическим, или пластическим, не участвуют ни знаки, ни сигналы, в нем нет сообщений, явно передаваемых от одного индивида другому. В процессе такого общения ничего в явном виде не передается и не сообщается. Картины и скульптуры предназначены для показа.
Из этого следует, что они содержат информацию и делают ее доступной для того, кто на них смотрит. Тем не менее, они такие же человеческие творения, как и произнесенные или написанные слова языка. Они поставляют информацию, которая, подобно языковой информации, опосредствована восприятием первого наблюдателя. С их помощью нельзя пережить впечатления, так сказать, из первых рук — только из вторых.
Совершенно иная информация содержится в окружающем нас океане энергии — объемлющая стимульная информация. Информация для восприятия не передается, она не состоит из сигналов и не подразумевает наличия отправителя и получателя.
Окружающий мир не общается с живущими в нем наблюдателями. Зачем природе разговаривать с нами? Понимание стимула как сигнала, подлежащего интерпретации, приводит к бессмыслице, к чему-то вроде мировой души, пытающейся добраться до нас. Мир задан в структуре приходящего к нам света, а воспринимаем мы этот мир или нет — зависит от нас самих. Понять секреты природы — это вовсе не значит разгадать ее код.
Оптическая информация, то есть информация, которую можно извлечь из текучего оптического строя,— это понятие, с которым мы вообще не знакомы. Потакая лености своего ума, мы пытаемся понять восприятие тем же самым способом, каким мы понимаем общение, не выходя за круг знакомых терминов.
На сегодняшний день имеется громадное количество литературы, посвященной средствам массовой коммуникации. Многое из написанного на эту тему создано непрофессионалами и туманно по содержанию. У большинства из нас понятие информации сложилось в результате чтения именно такой литературы.
Но это понятие информации не будет использоваться в данной книге, потому что нельзя объяснить восприятие, если рассматривать его с точки зрения передачи сообщений.
Это совершенно неприемлемый путь. Скорее наоборот: мы не можем сообщить другому информацию о мире, не восприняв предварительно этот мир. И информация, которой мы располагаем при восприятии, радикально отличается от информации, которую мы передаем.
В главе об эволюции зрительных систем (Gibson, 1966b, гл. 9) я продемонстрировал на примере камерного глаза и сложного глаза два различных способа приема светового строя, приходящего из окружающего мира (с. 163 и далее).
У камерного глаза есть сетчатка — вогнутая мозаика фоторецепторов, у сложного глаза — выпуклый пучок фоточувствительных световых трубочек. В первом случае в глаз попадает бесконечное число световых пучков, причем каждый из них фокусируется в точку, и их объединение образует непрерывное изображение.
Во втором случае в глаз попадает конечная выборка из объемлющего света, и при этом глаз ничего не фокусирует и оптическое изображение в нем не формируется. Однако, если несколько тысяч трубочек упакованы, как в глазу стрекозы, зрительное восприятие оказывается довольно хорошим. За глазом стрекозы нет ничего такого, что мы могли бы увидеть,— ни изображения на поверхности, ни картинки. И тем не менее стрекоза видит окружающий мир.
У зоологов, исследующих зрение насекомых, почтение к оптике, которую они изучали по учебникам физики, настолько велико, что вынуждает их толковать о каком-то неперевернутом изображении, которое якобы формируется в глазу насекомых. Но это понятие одновременно и неясное, и противоречивое.
В глазу насекомого нет никакого экрана, на котором можно было бы сформировать изображение. Понятие объемлющего оптического строя, несмотря на то, что его не признают оптики,— более подходящее основание для понимания зрения, чем понятие сетчаточного изображения. Регистрация различий по интенсивности в различных направлениях необходима для зрительного восприятия, а формирование сетчаточного изображения — нет.
Понятие оптической информации
То понятие информации, с которым мы все хорошо знакомы, сложилось в результате нашего опыта общения с другими людьми, а не опыта непосредственного восприятия окружающего мира. Мы склонны понимать информацию прежде всего как нечто, что отправляется и принимается.
При этом мы предполагаем, что должен существовать какой-то промежуточный процесс передачи, должна существовать «среда» общения или «канал», по которому, как принято говорить, течет информация. Информация в этом смысле состоит из сообщений, знаков и сигналов.
В прежние времена сообщения, как устные, так и письменные, посылали с пешими или конными гонцами. Затем была изобретена семафорная система, потом электрический телеграф, потом беспроволочный телеграф, телефон, телевидение и т. п.
У камерного глаза есть сетчатка — вогнутая мозаика фоторецепторов, у сложного глаза — выпуклый пучок фоточувствительных световых трубочек. В первом случае в глаз попадает бесконечное число световых пучков, причем каждый из них фокусируется в точку, и их объединение образует непрерывное изображение.
Во втором случае в глаз попадает конечная выборка из объемлющего света, и при этом глаз ничего не фокусирует и оптическое изображение в нем не формируется. Однако, если несколько тысяч трубочек упакованы, как в глазу стрекозы, зрительное восприятие оказывается довольно хорошим. За глазом стрекозы нет ничего такого, что мы могли бы увидеть,— ни изображения на поверхности, ни картинки. И тем не менее стрекоза видит окружающий мир.
У зоологов, исследующих зрение насекомых, почтение к оптике, которую они изучали по учебникам физики, настолько велико, что вынуждает их толковать о каком-то неперевернутом изображении, которое якобы формируется в глазу насекомых. Но это понятие одновременно и неясное, и противоречивое.
В глазу насекомого нет никакого экрана, на котором можно было бы сформировать изображение. Понятие объемлющего оптического строя, несмотря на то, что его не признают оптики,— более подходящее основание для понимания зрения, чем понятие сетчаточного изображения. Регистрация различий по интенсивности в различных направлениях необходима для зрительного восприятия, а формирование сетчаточного изображения — нет.
Понятие оптической информации
То понятие информации, с которым мы все хорошо знакомы, сложилось в результате нашего опыта общения с другими людьми, а не опыта непосредственного восприятия окружающего мира. Мы склонны понимать информацию прежде всего как нечто, что отправляется и принимается.
При этом мы предполагаем, что должен существовать какой-то промежуточный процесс передачи, должна существовать «среда» общения или «канал», по которому, как принято говорить, течет информация. Информация в этом смысле состоит из сообщений, знаков и сигналов.
В прежние времена сообщения, как устные, так и письменные, посылали с пешими или конными гонцами. Затем была изобретена семафорная система, потом электрический телеграф, потом беспроволочный телеграф, телефон, телевидение и т. п.
«Когда я отрываю глаза от листа, на котором пишу, из своего окна я вижу деревья, луг, лошадей, быков, а вдалеке — холмы. Любой из этих предметов я вижу в натуральную величину, на истинном удалении, обладающим своей истинной формой, и все это переживается так же непосредственно, как и цвет.
Однако философы установили, что от глаза мы не получаем ничего, кроме ощущений цвета... Каким же образом нам тогда удается получить с помощью глаза точные сведения и о величине, и об очертаниях, и об удаленности? Просто с помощью ассоциаций» (Mill, 1829).
Каким же образом, в самом деле?! Милль считал, что с помощью ассоциаций. А другие считали, что с помощью врожденных идей пространства или с помощью рациональных умозаключений, основанных на ощущениях, или с помощью интерпретации данных.
А были и такие, которые говорили: посредством спонтанной организации в мозгу приходящих сенсорных сигналов. Модный сейчас вариант ответа звучит так: с помощью компьютероподобной обработки мозгом нервных сигналов. Здесь представлены эмпиризм, нативизм, рационализм, гештальттеория и, наконец, информационный подход.
Сторонники этих теорий продолжали бы свой спор до бесконечности, если бы мы не предложили нового подхода к проблеме. Установили ли философы, что «от глаза мы не получаем ничего, кроме ощущений цвета»? Нет. «Ощущения цвета» означают пятна цвета, аналогичные мазкам краски на картине. Восприятие начинается не с этого.
Однако философы установили, что от глаза мы не получаем ничего, кроме ощущений цвета... Каким же образом нам тогда удается получить с помощью глаза точные сведения и о величине, и об очертаниях, и об удаленности? Просто с помощью ассоциаций» (Mill, 1829).
Каким же образом, в самом деле?! Милль считал, что с помощью ассоциаций. А другие считали, что с помощью врожденных идей пространства или с помощью рациональных умозаключений, основанных на ощущениях, или с помощью интерпретации данных.
А были и такие, которые говорили: посредством спонтанной организации в мозгу приходящих сенсорных сигналов. Модный сейчас вариант ответа звучит так: с помощью компьютероподобной обработки мозгом нервных сигналов. Здесь представлены эмпиризм, нативизм, рационализм, гештальттеория и, наконец, информационный подход.
Сторонники этих теорий продолжали бы свой спор до бесконечности, если бы мы не предложили нового подхода к проблеме. Установили ли философы, что «от глаза мы не получаем ничего, кроме ощущений цвета»? Нет. «Ощущения цвета» означают пятна цвета, аналогичные мазкам краски на картине. Восприятие начинается не с этого.
Теория взаимно-однозначного поточечного соответствия между объектом и его изображением поддается математическому анализу. С помощью понятий проективной геометрии ей можно придать еще более отвлеченный вид и с большим успехом использовать при конструировании фотоаппаратов и проекторов, то есть при создании изображений с помощью света.
Теория помогает создавать линзы почти без «аберрации», у которых изображение точечного источника имеет вид почти идеальной точки. Короче говоря, эта теория прекрасно работает, когда речь идет об изображениях, которые проецируются на экран или на какую-нибудь иную поверхность и предназначены для того, чтобы на них смотрели. Успехи этой теории предопределили естественное стремление считать, что и изображение на сетчатке тоже проецируется на что-то вроде экрана и предназначено для рассматривания, то есть является картинкой.
Это привело к одному из наиболее стойких заблуждений в истории психологии — к убеждению, что сетчаточное изображение — это нечто предназначенное для того, чтобы на него смотрели. Я называю это концепцией «крошечного человечка в мозгу» (Gibson, 1966b, с. 226). В соответствии с этой концепцией глаз уподобляется фотоаппарату, а оптический нерв — кабелю, по которому в мозг передается изображение.
Следовательно, должен быть крошечный человечек, гомункулюс, который сидит в мозгу и смотрит на это физиологическое изображение. Для того чтобы видеть это изображение, у такого крошечного человечка должен быть глаз, крошечный глаз, со своим, разумеется, крошечным сетчаточным изображением, которое связано с крошечным мозгом, и в результате такая теория ничего не объясняет.
Мы находимся теперь даже в худшем положении, чем вначале, так как сталкиваемся с парадоксом бесконечного ряда крошечных человечков, каждый из которых сидит внутри другого и смотрит на мозг того большего человечка, внутри которого он находится.
Если сетчаточное изображение не передается в мозг целиком, то, по-видимому, есть только одна альтернатива этому, а именно: оно передается в мозг поэлементно, то есть в виде нервных импульсов, проходящих по волокнам оптического нерва.
Следовательно, должно существовать поэлементное соответствие между изображением и мозгом наподобие взаимно-однозначного соответствия между объектом и изображением. На первый взгляд это избавляет нас от софизма с крошечным человечком в мозгу, который смотрит на изображение, однако тут возникают все те трудности, с которыми сталкиваются теории восприятия, которые я назвал теориями, основанными на ощущениях.
Соответствие между точечными пятнами света на сетчатке и точечными ощущениями в мозгу может быть лишь соответствием интенсивности и светлоты, длины волны и цвета. Если так, то перед мозгом стоит грандиозная задача создания феноменального окружающего мира из точек, различающихся по цвету и светлоте.
Если непосредственно мы видим только эти точки, если, кроме них, восприятию больше ничего не дано, если к ним сводятся все данные органов чувств, факт восприятия становится почти сверхъестественным.
Теория помогает создавать линзы почти без «аберрации», у которых изображение точечного источника имеет вид почти идеальной точки. Короче говоря, эта теория прекрасно работает, когда речь идет об изображениях, которые проецируются на экран или на какую-нибудь иную поверхность и предназначены для того, чтобы на них смотрели. Успехи этой теории предопределили естественное стремление считать, что и изображение на сетчатке тоже проецируется на что-то вроде экрана и предназначено для рассматривания, то есть является картинкой.
Это привело к одному из наиболее стойких заблуждений в истории психологии — к убеждению, что сетчаточное изображение — это нечто предназначенное для того, чтобы на него смотрели. Я называю это концепцией «крошечного человечка в мозгу» (Gibson, 1966b, с. 226). В соответствии с этой концепцией глаз уподобляется фотоаппарату, а оптический нерв — кабелю, по которому в мозг передается изображение.
Следовательно, должен быть крошечный человечек, гомункулюс, который сидит в мозгу и смотрит на это физиологическое изображение. Для того чтобы видеть это изображение, у такого крошечного человечка должен быть глаз, крошечный глаз, со своим, разумеется, крошечным сетчаточным изображением, которое связано с крошечным мозгом, и в результате такая теория ничего не объясняет.
Мы находимся теперь даже в худшем положении, чем вначале, так как сталкиваемся с парадоксом бесконечного ряда крошечных человечков, каждый из которых сидит внутри другого и смотрит на мозг того большего человечка, внутри которого он находится.
Если сетчаточное изображение не передается в мозг целиком, то, по-видимому, есть только одна альтернатива этому, а именно: оно передается в мозг поэлементно, то есть в виде нервных импульсов, проходящих по волокнам оптического нерва.
Следовательно, должно существовать поэлементное соответствие между изображением и мозгом наподобие взаимно-однозначного соответствия между объектом и изображением. На первый взгляд это избавляет нас от софизма с крошечным человечком в мозгу, который смотрит на изображение, однако тут возникают все те трудности, с которыми сталкиваются теории восприятия, которые я назвал теориями, основанными на ощущениях.
Соответствие между точечными пятнами света на сетчатке и точечными ощущениями в мозгу может быть лишь соответствием интенсивности и светлоты, длины волны и цвета. Если так, то перед мозгом стоит грандиозная задача создания феноменального окружающего мира из точек, различающихся по цвету и светлоте.
Если непосредственно мы видим только эти точки, если, кроме них, восприятию больше ничего не дано, если к ним сводятся все данные органов чувств, факт восприятия становится почти сверхъестественным.
Если прилагаемая энергия стимула превышает порог, то можно сказать, что стимул является причиной реакции сенсорного механизма, а реакция является его следствием.
Но нельзя говорить, что наличие стимульной информации является причиной восприятия.
Восприятие — не реакция на стимул, а акт извлечения информации.
При наличии информации восприятие может состояться, а может и не состояться.
У процесса восприятия в отличие от сенсорных процессов нет никакого стимульного порога.
Восприятие зависит от возраста воспринимающего, от того, насколько хорошо он научился воспринимать и насколько сильна у него мотивация к восприятию.
Если бы в основе восприятия лежали ощущения, для которых существуют пороги, то у восприятия тоже должны были бы быть пороги.
Но их у него нет, и, я полагаю, причина этого в том, что ощущения не лежат в основе восприятия.
Для каждого стимула, воздействующего на организм, можно указать такую его величину, не превысив которой он не вызывает ощущений.
Но нельзя указать то количество информации, при превышении которого восприятие осуществляется и без наличия которого восприятие невозможно.
Но нельзя говорить, что наличие стимульной информации является причиной восприятия.
Восприятие — не реакция на стимул, а акт извлечения информации.
При наличии информации восприятие может состояться, а может и не состояться.
У процесса восприятия в отличие от сенсорных процессов нет никакого стимульного порога.
Восприятие зависит от возраста воспринимающего, от того, насколько хорошо он научился воспринимать и насколько сильна у него мотивация к восприятию.
Если бы в основе восприятия лежали ощущения, для которых существуют пороги, то у восприятия тоже должны были бы быть пороги.
Но их у него нет, и, я полагаю, причина этого в том, что ощущения не лежат в основе восприятия.
Для каждого стимула, воздействующего на организм, можно указать такую его величину, не превысив которой он не вызывает ощущений.
Но нельзя указать то количество информации, при превышении которого восприятие осуществляется и без наличия которого восприятие невозможно.
</>
Стимульная информация для воспринимающей системы.
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Если свет в точном значении этого термина никогда не виден как таковой, то из этого следует, что видение окружающего мира не может основываться на видении света как такового.
Как это ни парадоксально звучит, но стимуляцию рецепторов сетчатки нельзя увидеть.
Гипотетические ощущения, возникающие в результате такой стимуляции, не являются исходными данными для восприятия.
Стимуляция может быть необходимым, но никак не достаточным условием для видения.
Помимо стимуляции рецепторов, должна быть еще и стимульная информация для воспринимающей системы.
Как это ни парадоксально звучит, но стимуляцию рецепторов сетчатки нельзя увидеть.
Гипотетические ощущения, возникающие в результате такой стимуляции, не являются исходными данными для восприятия.
Стимуляция может быть необходимым, но никак не достаточным условием для видения.
Помимо стимуляции рецепторов, должна быть еще и стимульная информация для воспринимающей системы.
В классической оптике при сравнении глаза с фотоаппаратом утверждается, что ничего, кроме света (в виде лучей или волновых фронтов) в глаз попасть не может. Пожалуй, единственной альтернативой этому учению является наивная теория, в соответствии с которой в глаз попадают маленькие копии объектов.
Если свет — это единственное, что может достигнуть сетчатки, то из этого следует, что единственное, что мы можем увидеть,— это свет.
Ощущения света составляют фундаментальную основу зрительного восприятия, они являются данными, то есть тем, что дано.
Подобного рода рассуждения до сих пор казались неуязвимыми.
Они лежат в основе того, что я назвал теориями восприятия, основанными на ощущениях (Gibson, 1966b).
Мы не можем видеть поверхности, или объекты, или окружающий мир непосредственно; мы видим их всегда опосредствованно.
Все, что мы когда-либо видели непосредственно,— это то, что стимулирует глаз, то есть свет. Глагол видеть, если его правильно употреблять, означает иметь ощущение света.
Если свет — это единственное, что может достигнуть сетчатки, то из этого следует, что единственное, что мы можем увидеть,— это свет.
Ощущения света составляют фундаментальную основу зрительного восприятия, они являются данными, то есть тем, что дано.
Подобного рода рассуждения до сих пор казались неуязвимыми.
Они лежат в основе того, что я назвал теориями восприятия, основанными на ощущениях (Gibson, 1966b).
Мы не можем видеть поверхности, или объекты, или окружающий мир непосредственно; мы видим их всегда опосредствованно.
Все, что мы когда-либо видели непосредственно,— это то, что стимулирует глаз, то есть свет. Глагол видеть, если его правильно употреблять, означает иметь ощущение света.
</>
Различение стимуляции рецепторов и стимульной информ
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Различение стимуляции рецепторов и стимульной информации для зрительной системы является решающим для последующего изложения. Рецепторы являются пассивными элементарными анатомическими компонентами глаза, который в свою очередь является лишь одним из органов целостной системы (Gibson, 1966b, гл. 2).
Традиционное представление о чувствах оказывется ненужным при новом подходе. Традиционное допущение заключается в том, что световая стимуляция и соответствующие ощущения светлоты составляют основу зрительного восприятия.
Считается, что сигналы, попадающие в мозг от нервных окончаний, служат материалом для последующей перцептивной обработки в мозгу. Я, однако, исхожу из совершенно иного допущения.
Факты убеждают в том, что в стимулах как таковых информации нет, что ощущения светлоты не являются элементами восприятия, а сигналы, поступающие на сетчатку, не являются теми сенсорными элементами, которые обрабатываются мозгом.
Для зрительного восприятия, кроме стимуляции, требуется еще и стимульная информация. При однородной объемлющей темноте зрение не работает из-за отсутствия стимуляции.
При однородном объемлющем свете зрение не работает из-за отсутствия информации, хотя при этом имеется адекватная стимуляция и соответствующие ощущения.
Традиционное представление о чувствах оказывется ненужным при новом подходе. Традиционное допущение заключается в том, что световая стимуляция и соответствующие ощущения светлоты составляют основу зрительного восприятия.
Считается, что сигналы, попадающие в мозг от нервных окончаний, служат материалом для последующей перцептивной обработки в мозгу. Я, однако, исхожу из совершенно иного допущения.
Факты убеждают в том, что в стимулах как таковых информации нет, что ощущения светлоты не являются элементами восприятия, а сигналы, поступающие на сетчатку, не являются теми сенсорными элементами, которые обрабатываются мозгом.
Для зрительного восприятия, кроме стимуляции, требуется еще и стимульная информация. При однородной объемлющей темноте зрение не работает из-за отсутствия стимуляции.
При однородном объемлющем свете зрение не работает из-за отсутствия информации, хотя при этом имеется адекватная стимуляция и соответствующие ощущения.
Наблюдатель не сможет зафиксировать глаз, и глаз будет бесцельно блуждать.
Наблюдатель не сможет перевести взор с одного предмета на другой, так как не будет никаких предметов.
Если наблюдатель повернется, его переживание останется точно таким же, каким было до этого.
Если он посмотрит вдаль, ничего в его поле зрения не изменится.
Что бы он ни делал, в его переживании ничего не изменится до тех пор, пока он не закроет глаза.
В этом случае переживание того, что он мог бы назвать светлотой, уступит место переживанию того, что он мог бы назвать темнотой.
Он может различать, стимулируются его фоторецепторы или нет.
Но пока продолжается акт восприятия, его глаз при попадании света будет точно так же слеп, как и в случае, когда свет в него не попадает.
Наблюдатель не сможет перевести взор с одного предмета на другой, так как не будет никаких предметов.
Если наблюдатель повернется, его переживание останется точно таким же, каким было до этого.
Если он посмотрит вдаль, ничего в его поле зрения не изменится.
Что бы он ни делал, в его переживании ничего не изменится до тех пор, пока он не закроет глаза.
В этом случае переживание того, что он мог бы назвать светлотой, уступит место переживанию того, что он мог бы назвать темнотой.
Он может различать, стимулируются его фоторецепторы или нет.
Но пока продолжается акт восприятия, его глаз при попадании света будет точно так же слеп, как и в случае, когда свет в него не попадает.
Дочитали до конца.