Показаны записи 3511 - 3520 из 8154
"Please, don't talk," he said. "Don't give me any more O.K.s."
I could hear him very well. The sound of his voice was melodious and above all friendly. I
knew that without thinking; it was a conviction that struck me and then passed.
Don Juan's voice ordered me to focus all my attention on the fog but not abandon myself to it.
He said repeatedly that a warrior did not abandon himself to anything, not even to his death. I
became immersed in the mist again and noticed that it was not fog at all, or at least it was not
what I conceive fog to be like. The foglike phenomenon was composed of tiny bubbles, round
objects that came into my field of "vision" and moved out of it with a floating quality.
I watched their movement for a while, then a loud, distant noise jolted my attention and I lost
my capacity to focus and could no longer perceive the tiny bubbles. All I was aware of then
was a green, amorphous, foglike glow. I heard the loud noise again and the jolt it gave
dispelled the fog at once and I found myself looking at the water of the irrigation ditch.
"Пожалуйста, не разговаривай", сказал он. "Не давай мне больше эти О.К."
Я мог слышать его очень хорошо. Звук его голоса был мелодичен и, превыше всего, дружелюбен. Я знал это без раздумий; это была убеждённость, поразившая меня, а затем ушедшая.
Голос дона Хуана приказал мне сфокусировать всё своё внимание на тумане, но не оставлять себя ему.
Он говорил, снова и снова, что воин не оставлял себя ничему, даже своей смерти. Я стал погружаться в мглу снова и заметил, что это был совсем не туман, или по меньшей мере не тем, чем как я предполагал туман должен быть. Тумноподобное явление состояло из крошечных пузырьков, круглых объектов, которые входили в моё поле "зрения" и уходили из него, обладавших текучестью.
Я смотрел за их движением какое-то время, затем громкий, отдалённый шум стряхнул моё внимание и я потерял свою способность фокусироваться и больше не мог воспринимать крошечные пузырьки.
Всё, что я осознавал, это зелёное, бесформенное, туманоподобное свечение. Я услышал отдалённый шум снова и встряска, которую он создал, сразу рассеяла туман, и я обнаружил себя смотрящим на воду ирригационного канала.
I could hear him very well. The sound of his voice was melodious and above all friendly. I
knew that without thinking; it was a conviction that struck me and then passed.
Don Juan's voice ordered me to focus all my attention on the fog but not abandon myself to it.
He said repeatedly that a warrior did not abandon himself to anything, not even to his death. I
became immersed in the mist again and noticed that it was not fog at all, or at least it was not
what I conceive fog to be like. The foglike phenomenon was composed of tiny bubbles, round
objects that came into my field of "vision" and moved out of it with a floating quality.
I watched their movement for a while, then a loud, distant noise jolted my attention and I lost
my capacity to focus and could no longer perceive the tiny bubbles. All I was aware of then
was a green, amorphous, foglike glow. I heard the loud noise again and the jolt it gave
dispelled the fog at once and I found myself looking at the water of the irrigation ditch.
"Пожалуйста, не разговаривай", сказал он. "Не давай мне больше эти О.К."
Я мог слышать его очень хорошо. Звук его голоса был мелодичен и, превыше всего, дружелюбен. Я знал это без раздумий; это была убеждённость, поразившая меня, а затем ушедшая.
Голос дона Хуана приказал мне сфокусировать всё своё внимание на тумане, но не оставлять себя ему.
Он говорил, снова и снова, что воин не оставлял себя ничему, даже своей смерти. Я стал погружаться в мглу снова и заметил, что это был совсем не туман, или по меньшей мере не тем, чем как я предполагал туман должен быть. Тумноподобное явление состояло из крошечных пузырьков, круглых объектов, которые входили в моё поле "зрения" и уходили из него, обладавших текучестью.
Я смотрел за их движением какое-то время, затем громкий, отдалённый шум стряхнул моё внимание и я потерял свою способность фокусироваться и больше не мог воспринимать крошечные пузырьки.
Всё, что я осознавал, это зелёное, бесформенное, туманоподобное свечение. Я услышал отдалённый шум снова и встряска, которую он создал, сразу рассеяла туман, и я обнаружил себя смотрящим на воду ирригационного канала.
--Я знаю как "хватать" вещи языком. И я думаю/уверен, что это переходной способ к схватыванию вещей свое волей.
--А как хватать вещи языком? :)
--Это просто. А что ты с ними собираешься потом делать?
Не знаю. Может, вовлекать в сенсорный опыт, работающий на Аптайм. А какие варианты?
--А как хватать вещи языком? :)
--Это просто. А что ты с ними собираешься потом делать?
Не знаю. Может, вовлекать в сенсорный опыт, работающий на Аптайм. А какие варианты?
</>
Re: Смерть - Отсоединение (Уединенность) - Страстность - С
eugzol в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Отсоединение (Уединенность)
Отстранённость, отчуждённость.
Страстность
Страстность - с дополнительными коннотациями типа - похоть. Вожделение.
Отстранённость, отчуждённость.
Страстность
Страстность - с дополнительными коннотациями типа - похоть. Вожделение.
->Дон Хуан показал очень комичную пантомиму, чтобы изобразить человека, бегущего за милую жизнь, придерживающего шляпу.
Я сказал ему, что мне отвратительно было думать, что меня ожидали только самки горных львов или конвульсии, если я хотел волю.
"Мой бенефактор был колдуном могучих сил", он продолжил. "Он был воином насквозь. Его воля была воистину великолепным достижением. Но человек всё же может зайти дальше этого; человек может научиться видеть. Научившись видеть, он больше не имел необходимости жить как воин, или быть колдуном. Научившись видеть, человек становился всем, посредством становления ничем. Он, так сказать, исчез, и всё же он прямо там."
"Я бы сказал, что это то самое время, когда человек может быть или может получить всё, что он пожелает. Но он ничего не желает, и вместо того, чтобы играть со своими товарищами, как если бы они были игрушками, он встречается с ними посередине их глупости. Единственная разница между ними в том, что человек, который видит, контроллирует свою глупость, в то время как его товарищи не могут. Человек, который видит, больше не имеет активного интереса в своих товарищах. Видение уже отсоединило его от абсолютно всего, что он знал раньше."
"Одна идея быть отсоединённым от всего, что я знаю, вызывает у меня озноб", сказал я
"Ты, должно быть, шутишь! То, что тебе должно давать озноб, это отсутствие чего-либо, что можно было бы ожидать, кроме всей жизни деланья того, что ты всегда делал. Подумай о человеке, который садит кукурузу год за годом, пока он не слишком старый, уставший подниматься, так что он лежит, как старая собака. Его мысли и чувства, лучшее от него, бесцельно бродят вокруг одной вещи, которую он когда-либо делал, посадки кукурузы. По мне, так это самая страшная потеря, которая может случиться."
"Мы люди и наша доля - учиться и быть заброшенными в непостижимые новые миры."
"А есть ли новые миры для нас, реально?", я спросил наполовину шутливо.
"Мы не исчерпали ничего, дурак", сказал он утвердительно.
"Видение для безупречных людей. Усмири свой дух сейчас, стань воином, научись видеть, и тогда ты узнаешь, что нет конца новым мирам для нашего взгляда."
Я сказал ему, что мне отвратительно было думать, что меня ожидали только самки горных львов или конвульсии, если я хотел волю.
"Мой бенефактор был колдуном могучих сил", он продолжил. "Он был воином насквозь. Его воля была воистину великолепным достижением. Но человек всё же может зайти дальше этого; человек может научиться видеть. Научившись видеть, он больше не имел необходимости жить как воин, или быть колдуном. Научившись видеть, человек становился всем, посредством становления ничем. Он, так сказать, исчез, и всё же он прямо там."
"Я бы сказал, что это то самое время, когда человек может быть или может получить всё, что он пожелает. Но он ничего не желает, и вместо того, чтобы играть со своими товарищами, как если бы они были игрушками, он встречается с ними посередине их глупости. Единственная разница между ними в том, что человек, который видит, контроллирует свою глупость, в то время как его товарищи не могут. Человек, который видит, больше не имеет активного интереса в своих товарищах. Видение уже отсоединило его от абсолютно всего, что он знал раньше."
"Одна идея быть отсоединённым от всего, что я знаю, вызывает у меня озноб", сказал я
"Ты, должно быть, шутишь! То, что тебе должно давать озноб, это отсутствие чего-либо, что можно было бы ожидать, кроме всей жизни деланья того, что ты всегда делал. Подумай о человеке, который садит кукурузу год за годом, пока он не слишком старый, уставший подниматься, так что он лежит, как старая собака. Его мысли и чувства, лучшее от него, бесцельно бродят вокруг одной вещи, которую он когда-либо делал, посадки кукурузы. По мне, так это самая страшная потеря, которая может случиться."
"Мы люди и наша доля - учиться и быть заброшенными в непостижимые новые миры."
"А есть ли новые миры для нас, реально?", я спросил наполовину шутливо.
"Мы не исчерпали ничего, дурак", сказал он утвердительно.
"Видение для безупречных людей. Усмири свой дух сейчас, стань воином, научись видеть, и тогда ты узнаешь, что нет конца новым мирам для нашего взгляда."
->Don Juan made a very comical gesture to portray a man running for dear life, holding onto his
hat.
I told him that I hated to think I had only female mountain lions or convulsions to look
forward to, if I wanted will.
"My benefactor was a sorcerer of great powers," he went on. "He was a warrior through and
through. His will was indeed his most magnificent accomplishment. But a man can go still
further than that; a man can learn to see. Upon learning to see he no longer needs to live like a
warrior, nor be a sorcerer. Upon learning to see a man becomes everything by becoming
nothing. He, so to speak, vanishes and yet he's there.
"I would say that this is the time when a man can be or can get anything he desires. But he
desires nothing, and instead of playing with his fellow men like they were toys, he meets them
in the midst of their folly. The only difference between them is that a man who sees controls
his folly, while his fellow men can't. A man who sees has no longer an active interest in his
fellow men. Seeing has already detached him from absolutely everything he knew before."
"The sole idea of being detached from everything I know gives me the chills," I said.
"You must be joking! The thing which should give you the chills is not to have anything to
look forward to but a lifetime of doing that which you have always done. Think of the man
who plants corn year after year until he's too old and tired to get up, so he lies around like an
old dog. His thoughts and feelings, the best of him, ramble aimlessly to the only things he has
ever done, to plant corn. For me that is the most frightening waste there is.
"We are men and our lot is to learn and to be hurled into inconceivable new worlds."
"Are there any new worlds for us really?" I asked half in jest.
"We have exhausted nothing, you fool," he said imperatively.
"Seeing is for impeccable men. Temper your spirit now, become a warrior, learn to see, and
then you'll know that there is no end to the new worlds for our vision."
hat.
I told him that I hated to think I had only female mountain lions or convulsions to look
forward to, if I wanted will.
"My benefactor was a sorcerer of great powers," he went on. "He was a warrior through and
through. His will was indeed his most magnificent accomplishment. But a man can go still
further than that; a man can learn to see. Upon learning to see he no longer needs to live like a
warrior, nor be a sorcerer. Upon learning to see a man becomes everything by becoming
nothing. He, so to speak, vanishes and yet he's there.
"I would say that this is the time when a man can be or can get anything he desires. But he
desires nothing, and instead of playing with his fellow men like they were toys, he meets them
in the midst of their folly. The only difference between them is that a man who sees controls
his folly, while his fellow men can't. A man who sees has no longer an active interest in his
fellow men. Seeing has already detached him from absolutely everything he knew before."
"The sole idea of being detached from everything I know gives me the chills," I said.
"You must be joking! The thing which should give you the chills is not to have anything to
look forward to but a lifetime of doing that which you have always done. Think of the man
who plants corn year after year until he's too old and tired to get up, so he lies around like an
old dog. His thoughts and feelings, the best of him, ramble aimlessly to the only things he has
ever done, to plant corn. For me that is the most frightening waste there is.
"We are men and our lot is to learn and to be hurled into inconceivable new worlds."
"Are there any new worlds for us really?" I asked half in jest.
"We have exhausted nothing, you fool," he said imperatively.
"Seeing is for impeccable men. Temper your spirit now, become a warrior, learn to see, and
then you'll know that there is no end to the new worlds for our vision."
->"Когда воин обрёл терпение, он на пути к своей воле. Он знает как ждать. Его смерть сидит вместе с ним на мате, они друзья. Его смерть советует ему, загадочными путями, как выбирать, как жить стратегически."
"И воин ждёт! Я бы сказал, что воин учится без спешки потому что он знает, что он ждёт своей воли; и однажды он преуспевает в совершении чего-то, что обычно совершить весьма невозможно. Он может даже не заметить своего необычного деяния."
"Но с тем как он продолжает совершать невозможные действия, или с тем как невозможные вещи продолжают происходить с ним, он начинает осознавать что поднимается разновидность силы. Сила, которая выпячивается [conies] из его тела, с тем как он продвигается на пути знания. Сначала это похоже на зуд на животе, или тёплая точка, которая не может быть унята; затем она становится болью, сильным дискомфортом. Иногда боль и дискомфорт настолько велики, что у воина месяцами идут конвульсии, чем серьёзней конвульсии, тем лучше для него. Предвестником тонкой силы всегда является великая боль."
"Когда конвульсии останавливаются, воин отмечает, что у него странное ощущение по поводу вещей. Он отмечает, что он может действительно дотронуться до чего хочет ощущением, которое исходит из его тела из точки прямо под или прямо над пупком. Это чувство - воля, и когда он получает способность хватать ей, можно законно сказать, что воин - колдун, и что он обрёл волю."
Дон Хуан перестал говорить и, кажется, ожидал моих комментариев или вопросов. Мне было нечего сказать. Я был глубоко задет идеей, что колдун должен переживать боль и конвульсии, но я ощущал смущение по поводу того чтобы спросить его нужно ли мне было тоже проходить через это. Наконец, после долгого молчания, я спросил его, и он рассмеялся, как если бы предчувствовал мой вопрос.
Он сказал, что боль не была абсолютно необходима; у него, например, никогда её не было, и воля просто случилась с ним.
"Однажды я был в горах", он сказал, "и я наткнулся на пуму, самку; она была большая и голодная. Я побежал и она побежала за мной. Я забрался на камень и она стояла в нескольких футах от меня, готовая к прыжку. Я кидал в неё камни. Она зарычала и начала атаковать меня. Именно тогда моя воля полностью вышла, и я остановил ей волей перед тем, как она напрыгнула на меня.
Я погладил её моей волей. Я, в действительности, потёр её титьки волей. Она посмотрела на меня сонными глазами и легла, и я рванул, как сукин сын, пока она не преодолела это."
"И воин ждёт! Я бы сказал, что воин учится без спешки потому что он знает, что он ждёт своей воли; и однажды он преуспевает в совершении чего-то, что обычно совершить весьма невозможно. Он может даже не заметить своего необычного деяния."
"Но с тем как он продолжает совершать невозможные действия, или с тем как невозможные вещи продолжают происходить с ним, он начинает осознавать что поднимается разновидность силы. Сила, которая выпячивается [conies] из его тела, с тем как он продвигается на пути знания. Сначала это похоже на зуд на животе, или тёплая точка, которая не может быть унята; затем она становится болью, сильным дискомфортом. Иногда боль и дискомфорт настолько велики, что у воина месяцами идут конвульсии, чем серьёзней конвульсии, тем лучше для него. Предвестником тонкой силы всегда является великая боль."
"Когда конвульсии останавливаются, воин отмечает, что у него странное ощущение по поводу вещей. Он отмечает, что он может действительно дотронуться до чего хочет ощущением, которое исходит из его тела из точки прямо под или прямо над пупком. Это чувство - воля, и когда он получает способность хватать ей, можно законно сказать, что воин - колдун, и что он обрёл волю."
Дон Хуан перестал говорить и, кажется, ожидал моих комментариев или вопросов. Мне было нечего сказать. Я был глубоко задет идеей, что колдун должен переживать боль и конвульсии, но я ощущал смущение по поводу того чтобы спросить его нужно ли мне было тоже проходить через это. Наконец, после долгого молчания, я спросил его, и он рассмеялся, как если бы предчувствовал мой вопрос.
Он сказал, что боль не была абсолютно необходима; у него, например, никогда её не было, и воля просто случилась с ним.
"Однажды я был в горах", он сказал, "и я наткнулся на пуму, самку; она была большая и голодная. Я побежал и она побежала за мной. Я забрался на камень и она стояла в нескольких футах от меня, готовая к прыжку. Я кидал в неё камни. Она зарычала и начала атаковать меня. Именно тогда моя воля полностью вышла, и я остановил ей волей перед тем, как она напрыгнула на меня.
Я погладил её моей волей. Я, в действительности, потёр её титьки волей. Она посмотрела на меня сонными глазами и легла, и я рванул, как сукин сын, пока она не преодолела это."
->"When a warrior has acquired patience he is on his way to will. He knows how to wait. His
death sits with him on his mat, they are friends. His death advises him, in mysterious ways,
how to choose, how to live strategically.
"And the warrior waits! I would say that the warrior learns without any hurry because he
knows he is waiting for his will; and one day he succeeds in performing something ordinarily
quite impossible to accomplish. He may not even notice his extraordinary deed.
"But as he keeps on performing impossible acts, or as impossible things keep on happening to
him, he becomes aware that a sort of power is emerging. A power that conies out of his body
as he progresses on the path of knowledge. At first it is like an itching on the belly, or a warm
spot that cannot be soothed; then it becomes a pain, a great discomfort. Sometimes the pain
and discomfort are so great that the warrior has convulsions for months, the more severe the
convulsions the better for him. A fine power is always heralded by great pain.
"When the convulsions cease the warrior notices he has strange feelings about things. He
notices that he can actually touch anything he wants with a feeling that comes out of his body
from a spot right below or right above his navel. That feeling is the will, and when he is
capable of grabbing with it, one can rightfully say that the warrior is a sorcerer, and that he
has acquired will."
Don Juan stopped talking and seemed to await my comments or questions. I had nothing to
say. I was deeply concerned with the idea that a sorcerer had to experience pain and
convulsions but I felt embarrassed about asking him if I also had to go through that. Finally,
after a long silence, I asked him, and he giggled as if he had been anticipating my question.
He said that pain was not absolutely necessary; he, for example, had never had it and will had
just happened to him.
"One day I was in the mountains," he said, "and I stumbled upon a puma, a female one; she
was big and hungry. I ran and she ran after me. I climbed a rock and she stood a few feet
away ready to jump. I threw rocks at her. She growled and began to charge me. It was then
that my will fully came out, and I stopped her with it before she jumped on me.
I caressed her with my will. I actually rubbed her tits with it. She looked at me with sleepy
eyes and lay down and I ran like a son of a bitch before she got over it."
death sits with him on his mat, they are friends. His death advises him, in mysterious ways,
how to choose, how to live strategically.
"And the warrior waits! I would say that the warrior learns without any hurry because he
knows he is waiting for his will; and one day he succeeds in performing something ordinarily
quite impossible to accomplish. He may not even notice his extraordinary deed.
"But as he keeps on performing impossible acts, or as impossible things keep on happening to
him, he becomes aware that a sort of power is emerging. A power that conies out of his body
as he progresses on the path of knowledge. At first it is like an itching on the belly, or a warm
spot that cannot be soothed; then it becomes a pain, a great discomfort. Sometimes the pain
and discomfort are so great that the warrior has convulsions for months, the more severe the
convulsions the better for him. A fine power is always heralded by great pain.
"When the convulsions cease the warrior notices he has strange feelings about things. He
notices that he can actually touch anything he wants with a feeling that comes out of his body
from a spot right below or right above his navel. That feeling is the will, and when he is
capable of grabbing with it, one can rightfully say that the warrior is a sorcerer, and that he
has acquired will."
Don Juan stopped talking and seemed to await my comments or questions. I had nothing to
say. I was deeply concerned with the idea that a sorcerer had to experience pain and
convulsions but I felt embarrassed about asking him if I also had to go through that. Finally,
after a long silence, I asked him, and he giggled as if he had been anticipating my question.
He said that pain was not absolutely necessary; he, for example, had never had it and will had
just happened to him.
"One day I was in the mountains," he said, "and I stumbled upon a puma, a female one; she
was big and hungry. I ran and she ran after me. I climbed a rock and she stood a few feet
away ready to jump. I threw rocks at her. She growled and began to charge me. It was then
that my will fully came out, and I stopped her with it before she jumped on me.
I caressed her with my will. I actually rubbed her tits with it. She looked at me with sleepy
eyes and lay down and I ran like a son of a bitch before she got over it."
Предчувствия, Предвидения, Предсказания, Предугадывания, Везения и Удачливости.
А почему нет предвкушения? :)
А почему нет предвкушения? :)
Я знаю как "хватать" вещи языком. И я думаю/уверен, что это переходной способ к схватыванию вещей свое волей.
А как хватать вещи языком? :)
Подсказка скрывается среди маленьких вещей.
Может, на маленьких обыкновенных вещах воле, не тренированной по-началу, легче проявиться?
Видение автоматически содержит в себе некоторые элементы "быть воином".
Может быть, воин должен быть типа готов ко всему, просто на всякий случай. А видящий типа сразу знает, где именно подстелить соломку. Поэтому может не особо париться :)
Но, как это соотнести с бизнесом я не представляю.
Ну, бизнес - это разновидность повседневной жизни.
А как хватать вещи языком? :)
Подсказка скрывается среди маленьких вещей.
Может, на маленьких обыкновенных вещах воле, не тренированной по-началу, легче проявиться?
Видение автоматически содержит в себе некоторые элементы "быть воином".
Может быть, воин должен быть типа готов ко всему, просто на всякий случай. А видящий типа сразу знает, где именно подстелить соломку. Поэтому может не особо париться :)
Но, как это соотнести с бизнесом я не представляю.
Ну, бизнес - это разновидность повседневной жизни.
->Пугающая природа знания не оставляет никакой альтернативы, кроме как стать воином.
"К тому моменту, как знание становится пугающим делом, человек также осознаёт, что смерть это незаменимый партнёр, который сидит рядом с ним на мате. Каждая частица знания, которая становится мощью [power], имеет смерть как свою центральную силу [force]. Смерть даёт последнее прикосновение, и всё к чему прикоснулась смерть воистину становится силой [power]."
"Человек, который следует путями колдовства, противостоит неотвратимой аннигиляции на каждом изгибе дороги, и неизбежно становится остро внимательным к своей смерти.
Без внимания к смерти он бы был только обычным человеком, вовлечённым в обычные действия. У него бы отсутствовала необходимая сила [potency], необходимая концентрация, которая трансформирует обычное время кого-либо на земле в магическую силу [power]."
"Тем самым, чтобы быть воином, человек должен, первее всего, что законно, остро осознавать свою собственную смерть. Но быть озабоченным смертью вынудило бы любого из нас сфокусироваться на себе и это оказывало бы ослабляющее действие. Так что следующая вещь, которая необходима, чтобы быть воином, это отделённость [detachment]. Идея неотвратимой смерти, вместо того чтобы стать одержимостью, становится безразличной."
Дон Хуан перестал говорить и взглянул на меня. Он, казалось, ждал комментария.
"Ты понял?", спросил он.
Я понял, что он сказал, но я лично не мог увидеть, как кто-либо может достичь чувства отделённости. Я сказал, что с точки зрения моего собственного ученичества, я уже испытывал моменты, когда знание становилось таким пугающим делом. Я также мог правдиво сказать, что я больше не находил поддержки в обычных укрытиях моей повседневной жизни.
И я хотел, или возможно даже больше чем хотел, я нуждался в том, чтобы жить как воин.
"Теперь ты должен отсоединить себя", сказал он.
"От чего?"
"Отсоедини себя от всего."
"Это невозможно. Я не хочу стать отшельником."
"Быть отшельником означает индульгировать, и я никогда это не подразумевал. Отшельник не отсоединён, поскольку он преднамеренно оставляет себя, чтобы стать отшельником."
"Только идея смерти делает человека достаточно отсоединённым, так что для него становится невозможным оставить себя для чего угодно. Только идея смерти делает человека достаточно отсоединённым, так что он не может ничего себе запретить. Человек такого сорта, однако, не требователен, потому что он обрёл молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам в жизни. Он знает, что его смерть выслеживает [stalking] его, и не даст ему времени цепляться за что-либо, так что он пробует, не будучи требовательным, всё от всего."
"Отсоединённый человек, который знает, что у него нет никакой возможности огородиться от своей смерти, имеет только одну вещь, которой он может укрепить свои тылы [back himself with]: силу своих решений. Он должен быть, так сказать, мастером своих выборов. Он должен полностью понять, что его выбор есть его ответственность, и как только он сделал его, больше нет времени для сожалений и обвинений. Его решения окончательны, просто потому что смерть не выделяет ему времени цепляться за что-либо.
"И, тем самым, со вниманием ко своей смерти, со своей отсоединённостью, и с силой своих решений, воин устанавливает свою жизнь стратегическим путём. Знание своей смерти направляет его и делает его отсоединённым и молчаливо страстным; сила его окончательных решений даёт ему возможность выбирать без сожалений и что он выбирает всегда стратегически наилучшее; и таким образом он исполняет всё, что должен, со смаком и страстной эффективностью."
"Когда человек ведёт себя в такой манере, можно законно сказать, что он воин и обрёл терпение!"
Дон Хуан спросил меня, было ли у меня что сказать, и я отметил, что задача, которую он описал, заняла бы целую жизнь. Он сказал, что я перед ним слишком много протестовал, и что он знал, что я вёл себя, или по меньшей мере пытался вести себя, по правилам воина в моей повседневной жизни.
"У тебя довольно хорошие когти", он сказал, смеясь. "Показывай их мне время от времени. Это хорошая практика."
Я изобразил жестом когти и зарычал, и он рассмеялся. Затем он прочистил горло и продолжил говорить.
"К тому моменту, как знание становится пугающим делом, человек также осознаёт, что смерть это незаменимый партнёр, который сидит рядом с ним на мате. Каждая частица знания, которая становится мощью [power], имеет смерть как свою центральную силу [force]. Смерть даёт последнее прикосновение, и всё к чему прикоснулась смерть воистину становится силой [power]."
"Человек, который следует путями колдовства, противостоит неотвратимой аннигиляции на каждом изгибе дороги, и неизбежно становится остро внимательным к своей смерти.
Без внимания к смерти он бы был только обычным человеком, вовлечённым в обычные действия. У него бы отсутствовала необходимая сила [potency], необходимая концентрация, которая трансформирует обычное время кого-либо на земле в магическую силу [power]."
"Тем самым, чтобы быть воином, человек должен, первее всего, что законно, остро осознавать свою собственную смерть. Но быть озабоченным смертью вынудило бы любого из нас сфокусироваться на себе и это оказывало бы ослабляющее действие. Так что следующая вещь, которая необходима, чтобы быть воином, это отделённость [detachment]. Идея неотвратимой смерти, вместо того чтобы стать одержимостью, становится безразличной."
Дон Хуан перестал говорить и взглянул на меня. Он, казалось, ждал комментария.
"Ты понял?", спросил он.
Я понял, что он сказал, но я лично не мог увидеть, как кто-либо может достичь чувства отделённости. Я сказал, что с точки зрения моего собственного ученичества, я уже испытывал моменты, когда знание становилось таким пугающим делом. Я также мог правдиво сказать, что я больше не находил поддержки в обычных укрытиях моей повседневной жизни.
И я хотел, или возможно даже больше чем хотел, я нуждался в том, чтобы жить как воин.
"Теперь ты должен отсоединить себя", сказал он.
"От чего?"
"Отсоедини себя от всего."
"Это невозможно. Я не хочу стать отшельником."
"Быть отшельником означает индульгировать, и я никогда это не подразумевал. Отшельник не отсоединён, поскольку он преднамеренно оставляет себя, чтобы стать отшельником."
"Только идея смерти делает человека достаточно отсоединённым, так что для него становится невозможным оставить себя для чего угодно. Только идея смерти делает человека достаточно отсоединённым, так что он не может ничего себе запретить. Человек такого сорта, однако, не требователен, потому что он обрёл молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам в жизни. Он знает, что его смерть выслеживает [stalking] его, и не даст ему времени цепляться за что-либо, так что он пробует, не будучи требовательным, всё от всего."
"Отсоединённый человек, который знает, что у него нет никакой возможности огородиться от своей смерти, имеет только одну вещь, которой он может укрепить свои тылы [back himself with]: силу своих решений. Он должен быть, так сказать, мастером своих выборов. Он должен полностью понять, что его выбор есть его ответственность, и как только он сделал его, больше нет времени для сожалений и обвинений. Его решения окончательны, просто потому что смерть не выделяет ему времени цепляться за что-либо.
"И, тем самым, со вниманием ко своей смерти, со своей отсоединённостью, и с силой своих решений, воин устанавливает свою жизнь стратегическим путём. Знание своей смерти направляет его и делает его отсоединённым и молчаливо страстным; сила его окончательных решений даёт ему возможность выбирать без сожалений и что он выбирает всегда стратегически наилучшее; и таким образом он исполняет всё, что должен, со смаком и страстной эффективностью."
"Когда человек ведёт себя в такой манере, можно законно сказать, что он воин и обрёл терпение!"
Дон Хуан спросил меня, было ли у меня что сказать, и я отметил, что задача, которую он описал, заняла бы целую жизнь. Он сказал, что я перед ним слишком много протестовал, и что он знал, что я вёл себя, или по меньшей мере пытался вести себя, по правилам воина в моей повседневной жизни.
"У тебя довольно хорошие когти", он сказал, смеясь. "Показывай их мне время от времени. Это хорошая практика."
Я изобразил жестом когти и зарычал, и он рассмеялся. Затем он прочистил горло и продолжил говорить.
Дочитали до конца.