Показаны записи 27771 - 27780 из 30962
Ла Горда встала и велела мне быстро схватить ее сзади,
сомкнув свои ладони вокруг ее талии на ее пупке. Затем она
выполнила странное движение своими руками. Это выглядело
так, словно она махала полотенцем, держа его на уровне глаз.
Она сделала это четыре раза. Затем она сделала другое
странное движение. Она поместила свои руки у середины груди,
ладонями вверх, одну над другой без соприкосновения друг с
другом. Ее локти были распрямлены в стороны. Она сжала свои
руки, словно она внезапно схватила два невидимых стержня.
Она медленно перевернула руки, пока ладони не стали обращены
вниз, а затем сделала очень красивое напряженное движение, в
котором, казалось, приняли участие все мышцы ее тела. Это
выглядело так, словно она открывала тяжелую раздвижную
дверь, которая оказывала большое сопротивление. Ее тело
дрожало от напряжения. Ее руки двигались медленно, словно
открывали очень, очень тяжелую дверь, пока они не были
полностью вытянуты в стороны.
У меня было ясное впечатление, что как только она
открыла эту дверь, через нее ринулся ветер. Этот ветер тащил
нас, и мы, фактически, прошли сквозь стену или, скорее,
стены ее дома прошли сквозь нас, или, вероятно, все трое -
ла Горда, дом и я сам - прошли через дверь, которую она
открыла. Внезапно я очутился снаружи в открытом поле. Я мог
видеть темные очертания окружающих гор и деревьев. Я больше
не держался за пояс ла Горды. Шум надо мной заставил меня
взглянуть вверх, и я увидел ее парящей примерно в 10 футах
надо мной, подобно черной фигуре гигантского змея. Я ощути
ужасный зуд в пупке, и тогда ла Горда ринулась вниз на землю
с предельной скоростью, но вместо того, чтобы грохнуться,
она сделала мягкую полную остановку.
В момент приземления ла Горды зуд в моей пупочной
области превратился в ужасно мучительную нервную боль. Было
так, словно ее приземление вытягивало мои внутренности
наружу. Я во весь голос завопил от боли.
Затем ла Горда стояла около меня, отчаянно переводя
дыхание. Я сидел. Мы были снова в комнате дона Хенаро, где
мы были раньше.
Ла Горда, казалось, не могла сдержать дыхание. Она
промокла от пота.
сомкнув свои ладони вокруг ее талии на ее пупке. Затем она
выполнила странное движение своими руками. Это выглядело
так, словно она махала полотенцем, держа его на уровне глаз.
Она сделала это четыре раза. Затем она сделала другое
странное движение. Она поместила свои руки у середины груди,
ладонями вверх, одну над другой без соприкосновения друг с
другом. Ее локти были распрямлены в стороны. Она сжала свои
руки, словно она внезапно схватила два невидимых стержня.
Она медленно перевернула руки, пока ладони не стали обращены
вниз, а затем сделала очень красивое напряженное движение, в
котором, казалось, приняли участие все мышцы ее тела. Это
выглядело так, словно она открывала тяжелую раздвижную
дверь, которая оказывала большое сопротивление. Ее тело
дрожало от напряжения. Ее руки двигались медленно, словно
открывали очень, очень тяжелую дверь, пока они не были
полностью вытянуты в стороны.
У меня было ясное впечатление, что как только она
открыла эту дверь, через нее ринулся ветер. Этот ветер тащил
нас, и мы, фактически, прошли сквозь стену или, скорее,
стены ее дома прошли сквозь нас, или, вероятно, все трое -
ла Горда, дом и я сам - прошли через дверь, которую она
открыла. Внезапно я очутился снаружи в открытом поле. Я мог
видеть темные очертания окружающих гор и деревьев. Я больше
не держался за пояс ла Горды. Шум надо мной заставил меня
взглянуть вверх, и я увидел ее парящей примерно в 10 футах
надо мной, подобно черной фигуре гигантского змея. Я ощути
ужасный зуд в пупке, и тогда ла Горда ринулась вниз на землю
с предельной скоростью, но вместо того, чтобы грохнуться,
она сделала мягкую полную остановку.
В момент приземления ла Горды зуд в моей пупочной
области превратился в ужасно мучительную нервную боль. Было
так, словно ее приземление вытягивало мои внутренности
наружу. Я во весь голос завопил от боли.
Затем ла Горда стояла около меня, отчаянно переводя
дыхание. Я сидел. Мы были снова в комнате дона Хенаро, где
мы были раньше.
Ла Горда, казалось, не могла сдержать дыхание. Она
промокла от пота.
Лидия повернулась ко мне и яростно сказала, что обе они
- мои подопечные, и что я должен позаботиться об их
безопасности, т.к. по требованию Нагваля они отказались от
своей свободы действий для того, чтобы помогать мне. Тут у
меня вспыхнул гнев. Я захотел шлепнуть девушек, но тут я
ощутил странную дрожь, которая пробежала по моему телу. Она
снова началась, как щекочущее раздражение на верхушке
головы, прошла вниз по спине и достигла пупочной области, и
тогда я знал, где они живут. Щекочущее ощущение было подобно
щиту, мягкому теплому слою пленки. Я мог чувствовать его
физически, как оно покрывает участок между лобковыми костями
и краем ребер. Мой гнев исчез и сменился странной
трезвостью, отрешенностью и в то же время желанием смеяться.
Я знал тогда нечто трансцендентальное. Под натиском действий
доньи Соледад и сестричек мое тело прекратило составление
мнений; в терминах дона Хуана я остановил мир. Я сочетал два
разобщенных чувствования, щекочущее раздражение на самой
верхушке голове и сухой треснувший звук в основании шеи: в
их соединении заключается способ к этому прекращению
составления мнений.
Когда я сидел в машине с двумя девушками на краю
пустынной горной дороги, я знал как факт, что я первый имел
полное осознание остановки мира. Это ощущение привело на ум
мне воспоминание о другом подобном, самом первом телесном
осознании, которое я имел годы тому назад. Оно имело
отношение к щекочущему раздражению на верхушке головы. Дон
Хуан сказал, что маги должны культивировать такое
чувствование, и он подробно описал его. Согласно ему, это
было нечто вроде зуда, которые не был ни приятным, ни
болезненным и который появлялся на верхушке головы. Чтобы
познакомить меня с ним на интеллектуальном уровне, он описал
и проанализировал его особенности. Затем в практическом
отношении он предпринял попытку руководить мною в развитии
необходимого телесного ознакомления и запоминания этого
телесного ощущения, заставляя меня бегать по веткам и
скалам, которые выдавались в горизонтальной плоскости на
несколько дюймов над моей головой.
На протяжении нескольких лет я пытался следовать его
указаниям, но с одной стороны я не смог понять то, что он
имел в виду своим описанием, а с другой стороны, я не смог
снабдить тело адекватной памятью, путем следования его
прагматическим мерам. Я никогда ничего не ощущал на верхушке
своей головы, когда я бегал под ветками и скалами, которые
он избрал для своих демонстраций. Но однажды мое тело само
собой открыло это чувствование, когда я заводил высокую
грузовую тележку в высокий трехъярусный гараж. Я въехал в
ворота гаража с той же скоростью, с какой я обычно въезжал
на своем маленьком двухдверном седане; в результате с
высокого сиденья тележки я почувствовал, как поперечная
бетонная балка крыши скользит по моей голове. И не смог
остановить тележку вовремя и получил ощущение, что бетонная
балка содрала с черепа кожу. Я никогда еще не водил такой
высокий транспорт, как эта тележка, поэтому я не мог
соответствующим образом настроить восприятие. Промежуток
между верхом тележки и крышей гаража, как мне казалось,
отсутствовал. Я ощущал балку кожей своего черепа.
В тот вечер я ездил часами внутри своего гаража, давая
своему телу накопить память об этом щекочущем чувстве.
Я повернулся лицом к двум девушкам и хотел сказать им,
что я только что выяснил, что я знаю, где они живут. Я
воздержался от этого. Не было никакого способа описать им,
что щекочущее чувство заставило меня вспомнить случайное
замечание, которое дон Хуан сделал мне однажды, когда мы
проходили мимо одного дома по пути к Паблито. Он указал на
необычные особенности окружения и сказал, что этот дом был
идеальным местом для успокоения, но не был местом для
отдыха. Я повез их туда.
- мои подопечные, и что я должен позаботиться об их
безопасности, т.к. по требованию Нагваля они отказались от
своей свободы действий для того, чтобы помогать мне. Тут у
меня вспыхнул гнев. Я захотел шлепнуть девушек, но тут я
ощутил странную дрожь, которая пробежала по моему телу. Она
снова началась, как щекочущее раздражение на верхушке
головы, прошла вниз по спине и достигла пупочной области, и
тогда я знал, где они живут. Щекочущее ощущение было подобно
щиту, мягкому теплому слою пленки. Я мог чувствовать его
физически, как оно покрывает участок между лобковыми костями
и краем ребер. Мой гнев исчез и сменился странной
трезвостью, отрешенностью и в то же время желанием смеяться.
Я знал тогда нечто трансцендентальное. Под натиском действий
доньи Соледад и сестричек мое тело прекратило составление
мнений; в терминах дона Хуана я остановил мир. Я сочетал два
разобщенных чувствования, щекочущее раздражение на самой
верхушке голове и сухой треснувший звук в основании шеи: в
их соединении заключается способ к этому прекращению
составления мнений.
Когда я сидел в машине с двумя девушками на краю
пустынной горной дороги, я знал как факт, что я первый имел
полное осознание остановки мира. Это ощущение привело на ум
мне воспоминание о другом подобном, самом первом телесном
осознании, которое я имел годы тому назад. Оно имело
отношение к щекочущему раздражению на верхушке головы. Дон
Хуан сказал, что маги должны культивировать такое
чувствование, и он подробно описал его. Согласно ему, это
было нечто вроде зуда, которые не был ни приятным, ни
болезненным и который появлялся на верхушке головы. Чтобы
познакомить меня с ним на интеллектуальном уровне, он описал
и проанализировал его особенности. Затем в практическом
отношении он предпринял попытку руководить мною в развитии
необходимого телесного ознакомления и запоминания этого
телесного ощущения, заставляя меня бегать по веткам и
скалам, которые выдавались в горизонтальной плоскости на
несколько дюймов над моей головой.
На протяжении нескольких лет я пытался следовать его
указаниям, но с одной стороны я не смог понять то, что он
имел в виду своим описанием, а с другой стороны, я не смог
снабдить тело адекватной памятью, путем следования его
прагматическим мерам. Я никогда ничего не ощущал на верхушке
своей головы, когда я бегал под ветками и скалами, которые
он избрал для своих демонстраций. Но однажды мое тело само
собой открыло это чувствование, когда я заводил высокую
грузовую тележку в высокий трехъярусный гараж. Я въехал в
ворота гаража с той же скоростью, с какой я обычно въезжал
на своем маленьком двухдверном седане; в результате с
высокого сиденья тележки я почувствовал, как поперечная
бетонная балка крыши скользит по моей голове. И не смог
остановить тележку вовремя и получил ощущение, что бетонная
балка содрала с черепа кожу. Я никогда еще не водил такой
высокий транспорт, как эта тележка, поэтому я не мог
соответствующим образом настроить восприятие. Промежуток
между верхом тележки и крышей гаража, как мне казалось,
отсутствовал. Я ощущал балку кожей своего черепа.
В тот вечер я ездил часами внутри своего гаража, давая
своему телу накопить память об этом щекочущем чувстве.
Я повернулся лицом к двум девушкам и хотел сказать им,
что я только что выяснил, что я знаю, где они живут. Я
воздержался от этого. Не было никакого способа описать им,
что щекочущее чувство заставило меня вспомнить случайное
замечание, которое дон Хуан сделал мне однажды, когда мы
проходили мимо одного дома по пути к Паблито. Он указал на
необычные особенности окружения и сказал, что этот дом был
идеальным местом для успокоения, но не был местом для
отдыха. Я повез их туда.
Они обменялись друг с другом смущенными взглядами. Роза
открыла рот, собираясь что-то сказать, но Лидия дала ей
команду ногами. Я полагал, что после длинного и откровенного
объяснения они больше не будут тайком сообщаться друг с
другом. Мои нервы были так взвинчены, что их скрытые
движения ног привели меня в ярость. Я заорал на них во всю
мочь и грохнул по столу правой рукой. Роза встала с
невероятной скоростью, и, по-видимому, в ответ на ее
внезапное движение мое тело само по себе, без участия
разума, отступило назад, как раз вовремя, чтобы избежать на
несколько дюймов удара массивной палкой или каким-то тяжелым
предметом, который Роза держала в своей левой руке. Он упал
на стол с оглушительным шумом.
Я снова услышал, как и предыдущей ночью, когда донья
Соледад душила меня, очень своеобразный и загадочный звук,
подобный звуку ломающейся трубки, прямо за трахеей в
основании своей шеи. Мои глаза вытаращились и с быстротой
молнии моя левая рука опустилась на верхушку резиновой палки
и уничтожила ее. Я сам видел эту сцену так, как если бы
наблюдал кинофильм.
Роза завопила, и я тогда осознал, что я наклонился
вперед и всей своей тяжестью ударил оборотную сторону ее
ладони своим левым кулаком. Я был потрясен. То, что
произошло, показалось мне нереальным. Это был кошмар. Роза
продолжала вопить. Лидия увела ее в комнату дона Хуана. Я
слышал ее крики боли еще некоторое время, а затем они
прекратились. Я сел у стола. Мои мысли были хаотическими и
бессвязными.
Своеобразный звук в основании своей шеи я осознал очень
остро. Дон Хуан охарактеризовал его как звук, который
производит человек в момент изменения скорости. Я смутно
помнил, что испытывал этот звук в его компании. Хотя я начал
сознавать его прошлой ночью, я не признавал его полностью,
пока это не случилось с Розой. Затем я осознал, что этот
звук вызвал особое чувствование тепла на небе и в ушах. Сила
и сухость звука заставили меня подумать о звоне большого
треснувшего колокола.
открыла рот, собираясь что-то сказать, но Лидия дала ей
команду ногами. Я полагал, что после длинного и откровенного
объяснения они больше не будут тайком сообщаться друг с
другом. Мои нервы были так взвинчены, что их скрытые
движения ног привели меня в ярость. Я заорал на них во всю
мочь и грохнул по столу правой рукой. Роза встала с
невероятной скоростью, и, по-видимому, в ответ на ее
внезапное движение мое тело само по себе, без участия
разума, отступило назад, как раз вовремя, чтобы избежать на
несколько дюймов удара массивной палкой или каким-то тяжелым
предметом, который Роза держала в своей левой руке. Он упал
на стол с оглушительным шумом.
Я снова услышал, как и предыдущей ночью, когда донья
Соледад душила меня, очень своеобразный и загадочный звук,
подобный звуку ломающейся трубки, прямо за трахеей в
основании своей шеи. Мои глаза вытаращились и с быстротой
молнии моя левая рука опустилась на верхушку резиновой палки
и уничтожила ее. Я сам видел эту сцену так, как если бы
наблюдал кинофильм.
Роза завопила, и я тогда осознал, что я наклонился
вперед и всей своей тяжестью ударил оборотную сторону ее
ладони своим левым кулаком. Я был потрясен. То, что
произошло, показалось мне нереальным. Это был кошмар. Роза
продолжала вопить. Лидия увела ее в комнату дона Хуана. Я
слышал ее крики боли еще некоторое время, а затем они
прекратились. Я сел у стола. Мои мысли были хаотическими и
бессвязными.
Своеобразный звук в основании своей шеи я осознал очень
остро. Дон Хуан охарактеризовал его как звук, который
производит человек в момент изменения скорости. Я смутно
помнил, что испытывал этот звук в его компании. Хотя я начал
сознавать его прошлой ночью, я не признавал его полностью,
пока это не случилось с Розой. Затем я осознал, что этот
звук вызвал особое чувствование тепла на небе и в ушах. Сила
и сухость звука заставили меня подумать о звоне большого
треснувшего колокола.
- Нагваль был прав, - сказала она, запыхавшись. - ты
думаешь и думаешь. Ты тупее, чем я думала.
Она подтолкнула меня обратно к столу. Я приготовился в
уме в самых подходящих выражениях сказать им раз и навсегда,
что с меня достаточно. Роза села рядом со мной, касаясь
меня, я мог ощущать ее ногу, которая нервно соприкасалась с
моей. Лидия стояла лицом ко мне, глядя на меня в упор. Ее
горящие глаза, казалось, говорили что-то такое, чего я не
мог понять.
Я начал говорить, но не кончил. У меня возникло
внезапное и очень глубокое ощущение. Мое тело осознавало
зеленоватый свет, какую-то флюоресценцию снаружи дома. Я не
видел и не слышал ничего. Я просто осознавал свет, как если
бы я внезапно уснул и мои мысли превратились в образы,
наложенные на мир обыденной жизни. Свет двигался с большой
скоростью. Я мог чувствовать его своим животом. Я следовал
за ним, или, скорее, фокусировал на нем свои внимание на
мгновение, которое он двигался поблизости. Фокусирование
моего внимания на свет привело к большой ясности ума. Я знал
тогда, что в этом доме, в присутствии этих людей было
неправильно и опасно вести себя как наивный наблюдатель.
думаешь и думаешь. Ты тупее, чем я думала.
Она подтолкнула меня обратно к столу. Я приготовился в
уме в самых подходящих выражениях сказать им раз и навсегда,
что с меня достаточно. Роза села рядом со мной, касаясь
меня, я мог ощущать ее ногу, которая нервно соприкасалась с
моей. Лидия стояла лицом ко мне, глядя на меня в упор. Ее
горящие глаза, казалось, говорили что-то такое, чего я не
мог понять.
Я начал говорить, но не кончил. У меня возникло
внезапное и очень глубокое ощущение. Мое тело осознавало
зеленоватый свет, какую-то флюоресценцию снаружи дома. Я не
видел и не слышал ничего. Я просто осознавал свет, как если
бы я внезапно уснул и мои мысли превратились в образы,
наложенные на мир обыденной жизни. Свет двигался с большой
скоростью. Я мог чувствовать его своим животом. Я следовал
за ним, или, скорее, фокусировал на нем свои внимание на
мгновение, которое он двигался поблизости. Фокусирование
моего внимания на свет привело к большой ясности ума. Я знал
тогда, что в этом доме, в присутствии этих людей было
неправильно и опасно вести себя как наивный наблюдатель.
Способом описать это объединенное ощущение было бы
сказать, что эти крупинки осознания были рассеяны. Каждая из
них осознавала себя, и ни одна не была более важной, чем
другая. Затем что-то согнало их, и они объединились в одно
облако, в "меня", которого я знал. Когда "я", "я сам"
оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцен
деятельности мира, или сцен, которые относились к другим мирам
и которые, я считаю, были чистым воображением, или сцен,
которые относились к "чистому мышлению", то-есть я видел
интеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, как
словесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривал
сам с собой. После каждой из этих связных картин "я" распадался
опять в ничто.
Во время одной из этих экскурсий в связную картину я
оказался на скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я
- это тот "я", с которым я знаком. Я ощущал себя физически как
реального. Я скорее находился в мире, чем просто смотрел на
него.
Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня.
Его лицо было очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте.
Они были добрыми. Казалось, в них был вопрос. Я знал, что это
за вопрос. Невыразимое действительно было невыразимым.
- Ну? - сказал он тихо, как если бы ему нужно было мое
подтверждение.
Я был бессловесен. Слова "онемелый", "ошеломленный",
"смущенный" и так далее ни в коей мере не могли описать моих
чувств в данный момент. Я не был твердым. Я знал, что дону
Хуану пришлось схватить меня и удерживать меня силой на земле,
иначе бы я взлетел в воздух и исчез. Я не боялся исчезнуть.
Меня страстно тянуло в "неизвестное", где мое осознание не было
объединенным.
сказать, что эти крупинки осознания были рассеяны. Каждая из
них осознавала себя, и ни одна не была более важной, чем
другая. Затем что-то согнало их, и они объединились в одно
облако, в "меня", которого я знал. Когда "я", "я сам"
оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцен
деятельности мира, или сцен, которые относились к другим мирам
и которые, я считаю, были чистым воображением, или сцен,
которые относились к "чистому мышлению", то-есть я видел
интеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, как
словесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривал
сам с собой. После каждой из этих связных картин "я" распадался
опять в ничто.
Во время одной из этих экскурсий в связную картину я
оказался на скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я
- это тот "я", с которым я знаком. Я ощущал себя физически как
реального. Я скорее находился в мире, чем просто смотрел на
него.
Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня.
Его лицо было очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте.
Они были добрыми. Казалось, в них был вопрос. Я знал, что это
за вопрос. Невыразимое действительно было невыразимым.
- Ну? - сказал он тихо, как если бы ему нужно было мое
подтверждение.
Я был бессловесен. Слова "онемелый", "ошеломленный",
"смущенный" и так далее ни в коей мере не могли описать моих
чувств в данный момент. Я не был твердым. Я знал, что дону
Хуану пришлось схватить меня и удерживать меня силой на земле,
иначе бы я взлетел в воздух и исчез. Я не боялся исчезнуть.
Меня страстно тянуло в "неизвестное", где мое осознание не было
объединенным.
Затем неприятный осадок, казалось, взорвался на тысячи
кусков. Я знал или что-то где-то знало, что я осознаю тысячи
кусочков как один. Я был самим осознанием. Затем какая-то часть
моего осознания начала собираться. Она росла, увеличивалась.
Она стала локализованной, и мало по малу я обрел чувство границ
сознания или чего бы то ни было. И внезапно тот "я" с которым я
был знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимых
комбинаций "прекрасных" видов. Это было, как если бы я смотрел
на тысячи картин мира, людей и вещей.
Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, что
сцены проносятся перед моими глазами на более высокой скорости,
пока я ни одну из них не мог уже выделить для рассмотрения.
Наконец, стало так, как будто бы я рассматриваю всю организацию
мира, катящуюся перед моими глазами неразрывной бесконечной
цепью.
Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и доном
Хенаро на скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, и
что я был свидетелем неизвестного, о котором никто не сможет
разговаривать. Они сказали, что собираются швырнуть меня в него
еще раз и что я должен позволить развернуться крыльям своего
восприятия так, чтобы они коснулись одновременно и тоналя и
нагваля, а не бросались от одного к другому.
У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили,
ощущение падения, вращения на огромной скорости. Затем я
взорвался, я распался. Что-то во мне поддалось. Оно освободило
что-то такое, что я всю свою жизнь держал замкнутым. Я
полностью осознавал тогда, что затронут мой секретный резервуар
и что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовало
сладкого единства, которое я называл "я". Не было ничего, и,
тем не менее, это ничто было наполнено. Это не была темнота или
свет. Это не был холод или жара. Это не было приятное или
неприятное. Не то, чтобы я двигался или парил, или был
неподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой,
которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые все
были мной. Колонии раздельных единиц, которые имели особую
связь одна с другой и могли объединиться, чтобы неизбежно
сформировать единое осознание, мое человеческое осознание. Не
то, чтобы я "знал" вне тени сомнений, потому что мне нечем было
"знать", но все мое единое осознание "знало", что "я" и "меня"
знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных и
независимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно с
другим. Неразрывная связь моих бесчисленных осознаний, то
отношение, которое эти части имели одна к другой, были моей
жизненной силой.
кусков. Я знал или что-то где-то знало, что я осознаю тысячи
кусочков как один. Я был самим осознанием. Затем какая-то часть
моего осознания начала собираться. Она росла, увеличивалась.
Она стала локализованной, и мало по малу я обрел чувство границ
сознания или чего бы то ни было. И внезапно тот "я" с которым я
был знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимых
комбинаций "прекрасных" видов. Это было, как если бы я смотрел
на тысячи картин мира, людей и вещей.
Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, что
сцены проносятся перед моими глазами на более высокой скорости,
пока я ни одну из них не мог уже выделить для рассмотрения.
Наконец, стало так, как будто бы я рассматриваю всю организацию
мира, катящуюся перед моими глазами неразрывной бесконечной
цепью.
Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и доном
Хенаро на скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, и
что я был свидетелем неизвестного, о котором никто не сможет
разговаривать. Они сказали, что собираются швырнуть меня в него
еще раз и что я должен позволить развернуться крыльям своего
восприятия так, чтобы они коснулись одновременно и тоналя и
нагваля, а не бросались от одного к другому.
У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили,
ощущение падения, вращения на огромной скорости. Затем я
взорвался, я распался. Что-то во мне поддалось. Оно освободило
что-то такое, что я всю свою жизнь держал замкнутым. Я
полностью осознавал тогда, что затронут мой секретный резервуар
и что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовало
сладкого единства, которое я называл "я". Не было ничего, и,
тем не менее, это ничто было наполнено. Это не была темнота или
свет. Это не был холод или жара. Это не было приятное или
неприятное. Не то, чтобы я двигался или парил, или был
неподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой,
которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые все
были мной. Колонии раздельных единиц, которые имели особую
связь одна с другой и могли объединиться, чтобы неизбежно
сформировать единое осознание, мое человеческое осознание. Не
то, чтобы я "знал" вне тени сомнений, потому что мне нечем было
"знать", но все мое единое осознание "знало", что "я" и "меня"
знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных и
независимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно с
другим. Неразрывная связь моих бесчисленных осознаний, то
отношение, которое эти части имели одна к другой, были моей
жизненной силой.
Через секунду они поднялись все трое сразу и пошли по краю утеса. Дон
Хенаро поднял Паблито как если бы тот был ребенком. Тело
Паблито было твердым как доска. Дон Хуан держал Паблито за
щиколотки. Они раскачали его, видимо, чтобы набрать инерцию и
силу, а затем отпустили, забросив его тело в бездну через край
куста. Я видел тело Паблито на фоне темного западного неба. Оно
описывало круги точно так же, как раньше это делало тело дона
Хуана. Круги были медленными. Паблито, казалось, набирал высоту
вместо того, чтобы падать вниз. Затем круги стали ускоряться.
На секунду тело Паблито завертелось как диск, а затем растаяло.
Я воспринял это так, как будто он исчез в воздухе. Дон Хуан и
дон Хенаро подошли ко мне, опустились на корточки и начали
шептать мне в уши. Каждый из них говорил разное, однако я не
имел затруднений в том, чтобы следовать их командам. Казалось,
я был расщеплен в тот же момент, когда они издали свои первые
слова. Я чувствовал, что они делают со мной то же самое, что
они делали с Паблито. Дон Хенаро раскрутил меня, а затем у меня
было совершенно сознательное ощущение вращения или парения на
какой-то момент. Затем я несся сквозь воздух, падая вниз на
землю с огромной скоростью. Падая, я чувствовал, что моя одежда
срывается с меня, затем мое мясо слетело с меня, и, наконец,
что мое тело расчленилось. Я потерял свой чрезмерный вес, и
таким образом мое падение потеряло свою инерцию, а моя скорость
уменьшилась. Мое снижение было больше пикированием. Я начал
двигаться взад-вперед, как листик, затем моя голова лишилась
своего веса, и все, что осталось от "меня", был квадратный
сантиметр(?)... осадка. Все мое
чувство было сконцентрировано здесь.
Хенаро поднял Паблито как если бы тот был ребенком. Тело
Паблито было твердым как доска. Дон Хуан держал Паблито за
щиколотки. Они раскачали его, видимо, чтобы набрать инерцию и
силу, а затем отпустили, забросив его тело в бездну через край
куста. Я видел тело Паблито на фоне темного западного неба. Оно
описывало круги точно так же, как раньше это делало тело дона
Хуана. Круги были медленными. Паблито, казалось, набирал высоту
вместо того, чтобы падать вниз. Затем круги стали ускоряться.
На секунду тело Паблито завертелось как диск, а затем растаяло.
Я воспринял это так, как будто он исчез в воздухе. Дон Хуан и
дон Хенаро подошли ко мне, опустились на корточки и начали
шептать мне в уши. Каждый из них говорил разное, однако я не
имел затруднений в том, чтобы следовать их командам. Казалось,
я был расщеплен в тот же момент, когда они издали свои первые
слова. Я чувствовал, что они делают со мной то же самое, что
они делали с Паблито. Дон Хенаро раскрутил меня, а затем у меня
было совершенно сознательное ощущение вращения или парения на
какой-то момент. Затем я несся сквозь воздух, падая вниз на
землю с огромной скоростью. Падая, я чувствовал, что моя одежда
срывается с меня, затем мое мясо слетело с меня, и, наконец,
что мое тело расчленилось. Я потерял свой чрезмерный вес, и
таким образом мое падение потеряло свою инерцию, а моя скорость
уменьшилась. Мое снижение было больше пикированием. Я начал
двигаться взад-вперед, как листик, затем моя голова лишилась
своего веса, и все, что осталось от "меня", был квадратный
сантиметр(?)... осадка. Все мое
чувство было сконцентрировано здесь.
Пока я следил за ним, у меня закружилась голова. Это мое
чувство, казалось подхлестнуло его, и он начал кружить на
большой скорости. Он отлетел от утеса, и когда он набрал
скорость, я почувствовал себя совершенно нехорошо. Я схватил
камень и прижал его к животу. Я вжимал его в свое тело так
сильно, как только мог. Его прикосновение чуточку улучшило мое
состояние. Действие взятия камня и удерживания его у своего
тела дало мне секундный перерыв, хотя я не отводил глаз от дона
Хуана, тем не менее я нарушил свою концентрацию. Перед тем как
я потянулся за камнем, я чувствовал, что скорость, которую
набрало его парящее тело, делала неясным его очертания. Он был
похож на вращающийся диск, а затем на кружащийся огонь. После
того, как я прижал камень к своему телу, его скорость
уменьшилась. Он походил на шляпу, порхающую в воздухе, на
воздушного змея, ныряющего вверх и вниз.
Движения воздушного змея были особенно беспокоящими. Мне
стало неконтролируемо плохо. Я услышал, как птица захлопала
крыльями, и после секундной неуверенности я понял, что событие
закончилось.
чувство, казалось подхлестнуло его, и он начал кружить на
большой скорости. Он отлетел от утеса, и когда он набрал
скорость, я почувствовал себя совершенно нехорошо. Я схватил
камень и прижал его к животу. Я вжимал его в свое тело так
сильно, как только мог. Его прикосновение чуточку улучшило мое
состояние. Действие взятия камня и удерживания его у своего
тела дало мне секундный перерыв, хотя я не отводил глаз от дона
Хуана, тем не менее я нарушил свою концентрацию. Перед тем как
я потянулся за камнем, я чувствовал, что скорость, которую
набрало его парящее тело, делала неясным его очертания. Он был
похож на вращающийся диск, а затем на кружащийся огонь. После
того, как я прижал камень к своему телу, его скорость
уменьшилась. Он походил на шляпу, порхающую в воздухе, на
воздушного змея, ныряющего вверх и вниз.
Движения воздушного змея были особенно беспокоящими. Мне
стало неконтролируемо плохо. Я услышал, как птица захлопала
крыльями, и после секундной неуверенности я понял, что событие
закончилось.
- Я прошу прощения, - сказал он шепотом, - но другого
способа нет.
Я хотел спросить насчет дона Хенаро, но почувствовал, что
если я не буду продолжать дышать и отжимать вниз свою
диафрагму, то я умру. Дон Хуан указал подбородком на какое-то
место позади меня. Не сдвигая ног я начал поворачивать голову
через левое плечо. Но прежде чем я смог увидеть на что он
указывает, дон Хуан прыгнул и остановил меня. Сила его прыжка и
скорость с которой он меня схватил, заставили меня потерять
равновесие. Когда я падал на спину, у меня было ощущение, что
моей испуганной реакцией было схватиться за дона Хуана и
следовательно я увлекаю его вместе с собой на землю, но когда я
взглянул вверх, впечатление моих осязательных и зрительных
чувств оказались в полном несоответствии. Я увидел, что дон
Хуан стоит надо мной и смеется в то время как мое тело
безошибочно ощущало вес и давление другого тела поверх меня,
почти пригвоздившее меня к земле.
Дон Хуан вытянул руку и помог мне подняться. Моим телесным
ощущением было то, что он поднимает два тела. Он понимающе
улыбнулся и прошептал, что никогда нельзя поворачиваться
налево, когда смотришь на нагваль.
способа нет.
Я хотел спросить насчет дона Хенаро, но почувствовал, что
если я не буду продолжать дышать и отжимать вниз свою
диафрагму, то я умру. Дон Хуан указал подбородком на какое-то
место позади меня. Не сдвигая ног я начал поворачивать голову
через левое плечо. Но прежде чем я смог увидеть на что он
указывает, дон Хуан прыгнул и остановил меня. Сила его прыжка и
скорость с которой он меня схватил, заставили меня потерять
равновесие. Когда я падал на спину, у меня было ощущение, что
моей испуганной реакцией было схватиться за дона Хуана и
следовательно я увлекаю его вместе с собой на землю, но когда я
взглянул вверх, впечатление моих осязательных и зрительных
чувств оказались в полном несоответствии. Я увидел, что дон
Хуан стоит надо мной и смеется в то время как мое тело
безошибочно ощущало вес и давление другого тела поверх меня,
почти пригвоздившее меня к земле.
Дон Хуан вытянул руку и помог мне подняться. Моим телесным
ощущением было то, что он поднимает два тела. Он понимающе
улыбнулся и прошептал, что никогда нельзя поворачиваться
налево, когда смотришь на нагваль.
Мысль, что дон Хенаро держит бразды правления наполнила
меня ужасом. Я повернулся к дону Хуану, чтобы сказать ему об
этом, но прежде чем я успел произнести свои слова, дон Хенаро
издал длинный поразительный крик. Крик настолько громкий и
пугающий, что я упал на спину, и у меня судорогой свело шею, и
мои волосы взлетели вверх, как будто бы их вздуло ветром. Я
испытал момент полной бессвязности и остался бы приклеенным к
месту, если бы не дон Хуан, который с невероятной скоростью и
контролем перевернул мое тело таким образом, чтобы мои глаза
стали свидетелем невообразимого поступка. Дон Хенаро стоял
горизонтально примерно в тридцати метрах над землей на стволе
эвкалипта, который находился примерно в сто метрах от нас.
То-есть он стоял, расставив ноги примерно на метр
перпендикулярно к дереву. Казалось, у него были крючки на
подошвах и при помощи их он смог обмануть гравитацию. Руки его
были сложены на груди, а спина повернута ко мне.
меня ужасом. Я повернулся к дону Хуану, чтобы сказать ему об
этом, но прежде чем я успел произнести свои слова, дон Хенаро
издал длинный поразительный крик. Крик настолько громкий и
пугающий, что я упал на спину, и у меня судорогой свело шею, и
мои волосы взлетели вверх, как будто бы их вздуло ветром. Я
испытал момент полной бессвязности и остался бы приклеенным к
месту, если бы не дон Хуан, который с невероятной скоростью и
контролем перевернул мое тело таким образом, чтобы мои глаза
стали свидетелем невообразимого поступка. Дон Хенаро стоял
горизонтально примерно в тридцати метрах над землей на стволе
эвкалипта, который находился примерно в сто метрах от нас.
То-есть он стоял, расставив ноги примерно на метр
перпендикулярно к дереву. Казалось, у него были крючки на
подошвах и при помощи их он смог обмануть гравитацию. Руки его
были сложены на груди, а спина повернута ко мне.
Дочитали до конца.