Затем неприятный осадок, казалось, взорвался на тысячикусков. Я знал или что-то где-то знало, что я осознаю тысячикусочков как один. Я был самим осознанием. Затем какая-то частьмоего осознания начала собираться. Она росла, увеличивалась.Она стала локализованной, и мало по малу я обрел чувство границсознания или чего бы то ни было. И внезапно тот "я" с которым ябыл знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимыхкомбинаций "прекрасных" видов. Это было, как если бы я смотрелна тысячи картин мира, людей и вещей.Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, чтосцены проносятся перед моими глазами на более высокой скорости,пока я ни одну из них не мог уже выделить для рассмотрения.Наконец, стало так, как будто бы я рассматриваю всю организациюмира, катящуюся перед моими глазами неразрывной бесконечнойцепью.Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и дономХенаро на скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, ичто я был свидетелем неизвестного, о котором никто не сможетразговаривать. Они сказали, что собираются швырнуть меня в негоеще раз и что я должен позволить развернуться крыльям своеговосприятия так, чтобы они коснулись одновременно и тоналя инагваля, а не бросались от одного к другому.У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили,ощущение падения, вращения на огромной скорости. Затем явзорвался, я распался. Что-то во мне поддалось. Оно освободилочто-то такое, что я всю свою жизнь держал замкнутым. Яполностью осознавал тогда, что затронут мой секретный резервуари что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовалосладкого единства, которое я называл "я". Не было ничего, и,тем не менее, это ничто было наполнено. Это не была темнота илисвет. Это не был холод или жара. Это не было приятное илинеприятное. Не то, чтобы я двигался или парил, или былнеподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой,которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые всебыли мной. Колонии раздельных единиц, которые имели особуюсвязь одна с другой и могли объединиться, чтобы неизбежносформировать единое осознание, мое человеческое осознание. Нето, чтобы я "знал" вне тени сомнений, потому что мне нечем было"знать", но все мое единое осознание "знало", что "я" и "меня"знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных инезависимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно сдругим. Неразрывная связь моих бесчисленных осознаний, тоотношение, которое эти части имели одна к другой, были моейжизненной силой.
Способом описать это объединенное ощущение было бысказать, что эти крупинки осознания были рассеяны. Каждая изних осознавала себя, и ни одна не была более важной, чемдругая. Затем что-то согнало их, и они объединились в однооблако, в "меня", которого я знал. Когда "я", "я сам"оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцендеятельности мира, или сцен, которые относились к другим мирами которые, я считаю, были чистым воображением, или сцен,которые относились к "чистому мышлению", то-есть я виделинтеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, каксловесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривалсам с собой. После каждой из этих связных картин "я" распадалсяопять в ничто.Во время одной из этих экскурсий в связную картину яоказался на скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я- это тот "я", с которым я знаком. Я ощущал себя физически какреального. Я скорее находился в мире, чем просто смотрел нанего.Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня.Его лицо было очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте.Они были добрыми. Казалось, в них был вопрос. Я знал, что этоза вопрос. Невыразимое действительно было невыразимым.- Ну? - сказал он тихо, как если бы ему нужно было моеподтверждение.Я был бессловесен. Слова "онемелый", "ошеломленный","смущенный" и так далее ни в коей мере не могли описать моихчувств в данный момент. Я не был твердым. Я знал, что донуХуану пришлось схватить меня и удерживать меня силой на земле,иначе бы я взлетел в воздух и исчез. Я не боялся исчезнуть.Меня страстно тянуло в "неизвестное", где мое осознание не былообъединенным.