Показаны записи 321 - 330 из 1484
(с) В психотерапии обучение-II наиболее отчетливо иллюстрируется феноменом "переноса" (трансфера). Ортодоксальная теория Фрейда утверждает, что пациент неизбежно привносит в терапевтический кабинет неадекватные мнения о своих отношениях с терапевтом. Эти мнения (сознательные или бессознательные) таковы, что он будет действовать и говорить так, чтобы вынудить терапевта отвечать таким образом, который напоминает представления пациента об обращении с ним некоторого другого важного лица (обычно родителя) в близком или отдаленном прошлом. Говоря языком данной статьи, пациент будет стараться оформить свой обмен с терапевтом в соответствии с предпосылками своего (пациента) прошлого обучения-II.
Можно постоянно наблюдать, как многое из обучения-II, определяющее как паттерны переноса пациента, так, разумеется, и вообще многие характеристики общения всех человеческих существ:
(a) восходит к раннему детству;
(b) является бессознательным.
Оба эти обобщения кажутся правильными и оба требуют некоторых разъяснений.
Кажется вероятным, что оба эти обобщения истинны именно по самой природе обсуждаемого нами феномена. Мы предполагаем, что то, чему обучаются при обучении-II, есть способ разбивки (пунктуации) событий. Но способ пунктуации не является ни истинным, ни ложным. В утверждениях этого обучения не содержится ничего, что можно было бы проверить на реальность. Это подобно картинке, видимой в кляксе; в ней нет ничего ни правильного, ни неправильного. Это только способ видеть кляксу.
Рассмотрим инструментальный взгляд на жизнь. Организм с таким взглядом в новой ситуации предпримет поведение "проб и ошибок" для получения от ситуации позитивного подкрепления. Даже если ему не удается получить это подкрепление, его целевая философия не отрицается. Его поведение "проб и ошибок" просто будет продолжаться. Предпосылки "цели" просто принадлежат к другому логическому типу, нежели материальные факты жизни, и потому не могут быть легко опровергнуты.
Практикующий маг не отучается от своего магического видения событий, даже если его магия не работает. Фактически утверждения, управляющие пунктуацией, имеют общее свойство самоподтверждаться (Ruesch, Bateson, 1951). То, что мы называем "контекстом", включает поведение субъекта, равно как и внешние события. Но это поведение контролируется предыдущим обучением-II, и поэтому оно будет такого сорта, чтобы загнать общий контекст в шаблон, соответствующий ожидаемой пунктуации. В целом, эта самоподтверждающаяся характеристика обучения-Н делает это обучение почти неискоренимым. Из этого следует, что обучение-II, полученное в детстве, сохранится, по-видимому, на всю жизнь. И напротив, нам следует ожидать, что многие важные характеристики пунктуации у взрослого имеют свои корни в раннем детстве.
В связи с бессознательностью этих привычек пунктуации, мы приходим к выводу, что "бессознательное" включает не только вытесненный материал, но также большинство процессов и привычек восприятия гештальтов. Субъективно мы знаем о своей "зависимости", но не можем ясно сказать ни того, как был сконструирован этот паттерн, ни того, какие подсказки мы использовали при его создании.
Если посмотреть на этот обмен абстрактно: "... a1 b1 a2 b2 а3 b3 a4 b4 а5 bs ...", где "а" означает единицу поведения А, а "Ь" - единицу поведения В, то можно взять некоторое аi и построить вокруг него три простых учебных контекста:
1) (ai bi ai+1). Здесь а - стимул для bi;
2) (bi-1 ai b1). Здесь aj-отклик на стимул bi-1; В подкрепляет этот отклик через bi;
3) (аi-1 bi аi). Здесь аi - подкрепление, которое А дает на отклик В bi на стимул аi-1.
Следовательно, аi может быть либо стимулом для В, либо ответом А на В, либо подкреплением А для В.
Сверх этого, если мы учтем, как это обсуждалось выше, двузначность понятий "стимул" и "отклик", "афферентный" и "эфферентный", мы заметим, что любое аi может также быть стимулом для А, может быть подкреплением А для самого себя, может быть откликом А на некоторое собственное предшествующее поведение, как в случае последовательностей при обучении путем многократного повторения.
Эта базовая двузначность фактически означает, что последовательность обменов, происходящих между двумя людьми, структурирована только собственным восприятием этой последовательности одним из ее участников, который видит ее как серию контекстов, каждый из которых вытекает из предыдущего. Особый стиль, в котором последовательность структурируется каждым из участников, будет определяться предшествующим обучением-II этого участника (или, возможно, его генетикой).
В такой системе слова вроде "доминирующий", "подчиненный", "опекающий" и "зависимый" будут иметь значение определений для описания сегментов взаимодействия. Мы скажем, что "А доминирует над В", если А и В показывают своим поведением, что они видят свои отношения как характеризующиеся последовательностями типа (a1, b1, a2), где а, воспринимается (как А, так и В) как сигнал, определяющий условия инструментального вознаграждения или наказания; to, - как сигнал или действие, подчиняющееся этим условиям; а2 - как сигнал, подкрепляющий b1.
Аналогично мы скажем, что "А зависит от Б", если их отношения характеризуются последовательностями (a1, b1, a2), где а, воспринимается как сигнал слабости; b2 - как акт помощи; а2 - как признание b1.
Однако, это дело А и В - различать (сознательно, бессознательно или вообще никак) "доминирование" и "зависимость". "Команда" может сильно походить на крик о "помощи".
</>
Re: МИНИМАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ ДЛЯ ТЕОРИИ ШИЗОФРЕНИИ*
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Дальнейшие усложнения возникают (редко в классической физике, но постоянно в человеческой коммуникации), если заметить, что сообщения могут касаться (быть "мета") отношений между сообщениями различных уровней. Запах экспериментальной сбруи может сказать собаке, что зуммер будет означать мясной порошок. Тогда мы скажем, что сообщение сбруи есть "мета" к сообщению зуммера. Но в человеческих отношениях может генерироваться другой тип сложности: например, могут отправляться сообщения, запрещающие субъекту делать мета связи. Родитель-алкоголик может наказать ребенка, если тот показывает, что знает, что ему следует ожидать грозы всякий раз, когда родитель достает бутылку из шкафа. Иерархия сообщений и контекстов становится сложной, ветвящейся структурой.
Теперь мы можем построить аналогичную иерархическую классификацию внутри теории обучения в сущности тем же способом, что и в физике. То, что изучено экспериментаторами, есть изменение в получении сигнала. Но ясно, что получение сигнала уже означает изменение - изменение более простого или низшего порядка, чем то, что изучено экспериментаторами. Это дает нам две первые ступени в иерархии обучения, выше которых можно вообразить бесконечную последовательность. Эту иерархию [1] можно теперь расположить следующим образом:
1 В моей окончательной версии этой иерархии порядков обучения, приведенной в этой книге в статье "Логические категории обучения и коммуникации", я использовал другую систему нумерации. Получение сигнала там называется "нулевым обучением", изменение в нулевом обучении называется обучение-1, "вторичное обучение" называется обучение-II, и т.д.
(1) Получение сигнала. Я работаю за письменным столом, на котором лежит бумажный пакет с моим завтраком. Я слышу гудок, из чего узнаю, что наступил полдень. Я достаю свой завтрак. Гудок можно рассматривать как ответ на вопрос, заложенный в мой рассудок предыдущим обучением второго порядка, однако единичное событие - получение этой порции информации - является порцией обучения, что демонстрируется тем фактом, что, получив ее, я изменился и реагирую на бумажный пакет определенным образом.
(2) Обучение, являющееся изменением (1). Это иллюстрируется различными видами классических обучающих экспериментов, как то: павловский эксперимент, эксперимент с инструментальным вознаграждением, эксперимент с инструментальным избеганием, эксперимент с заучиванием путем многократного повторения и т.д.
(3) Обучение, составляющее изменение в обучении второго порядка. В прошлом я неудачно назвал этот феномен "вторичным обучением" ("deuterolearning") и перевел это как "обучение обучаться". Было бы правильнее применить слово "третичное обучение" ("tritolearning") и перевести это как "обучение обучаться получению сигналов". Это феномены, которые главным образом интересуют психиатра, а именно изменения, посредством которых индивидуум приходит к привычному структурированию своего мира именно таким, а не иным образом. Это феномены, которые стоят за "трансфером", т.е. ожиданием со стороны пациента, что отношения с терапевтом будут содержать те же типы контекстов обучения, с которыми пациент ранее встречался в связи со своими родителями.
(4) Изменения в процессах изменения, описанных в (3). Неизвестно, встречается ли у человеческих существ обучение этого четвертого порядка. То, что психотерапевты стараются продуцировать у своих пациентов, обычно является обучением третьего порядка, однако возможно и вполне умопостижимо, что некоторые из медленных и бессознательных изменений могут быть сдвигами знака некоторых высших производных процесса обучения.
Теперь мы можем построить аналогичную иерархическую классификацию внутри теории обучения в сущности тем же способом, что и в физике. То, что изучено экспериментаторами, есть изменение в получении сигнала. Но ясно, что получение сигнала уже означает изменение - изменение более простого или низшего порядка, чем то, что изучено экспериментаторами. Это дает нам две первые ступени в иерархии обучения, выше которых можно вообразить бесконечную последовательность. Эту иерархию [1] можно теперь расположить следующим образом:
1 В моей окончательной версии этой иерархии порядков обучения, приведенной в этой книге в статье "Логические категории обучения и коммуникации", я использовал другую систему нумерации. Получение сигнала там называется "нулевым обучением", изменение в нулевом обучении называется обучение-1, "вторичное обучение" называется обучение-II, и т.д.
(1) Получение сигнала. Я работаю за письменным столом, на котором лежит бумажный пакет с моим завтраком. Я слышу гудок, из чего узнаю, что наступил полдень. Я достаю свой завтрак. Гудок можно рассматривать как ответ на вопрос, заложенный в мой рассудок предыдущим обучением второго порядка, однако единичное событие - получение этой порции информации - является порцией обучения, что демонстрируется тем фактом, что, получив ее, я изменился и реагирую на бумажный пакет определенным образом.
(2) Обучение, являющееся изменением (1). Это иллюстрируется различными видами классических обучающих экспериментов, как то: павловский эксперимент, эксперимент с инструментальным вознаграждением, эксперимент с инструментальным избеганием, эксперимент с заучиванием путем многократного повторения и т.д.
(3) Обучение, составляющее изменение в обучении второго порядка. В прошлом я неудачно назвал этот феномен "вторичным обучением" ("deuterolearning") и перевел это как "обучение обучаться". Было бы правильнее применить слово "третичное обучение" ("tritolearning") и перевести это как "обучение обучаться получению сигналов". Это феномены, которые главным образом интересуют психиатра, а именно изменения, посредством которых индивидуум приходит к привычному структурированию своего мира именно таким, а не иным образом. Это феномены, которые стоят за "трансфером", т.е. ожиданием со стороны пациента, что отношения с терапевтом будут содержать те же типы контекстов обучения, с которыми пациент ранее встречался в связи со своими родителями.
(4) Изменения в процессах изменения, описанных в (3). Неизвестно, встречается ли у человеческих существ обучение этого четвертого порядка. То, что психотерапевты стараются продуцировать у своих пациентов, обычно является обучением третьего порядка, однако возможно и вполне умопостижимо, что некоторые из медленных и бессознательных изменений могут быть сдвигами знака некоторых высших производных процесса обучения.
</>
ГРУППОВАЯ ДИНАМИКА ШИЗОФРЕНИИ*Крысиная ловушка Данке
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
ГРУППОВАЯ ДИНАМИКА ШИЗОФРЕНИИ*Крысиная ловушка Данкетта
* Bateson G. The Group Dynamics of Schizophrenia // Chronic Schizophrenia: Explorations in Theory and Treatment / Ed. by L. Appleby, J.M.Scher, J.Cummings. Illinois, 1960.
...Однако ей кажется, что это он без конца неправильно понимает ее, и это - одна из самых характерных черт динамической системы, окружающей шизофрению, а фактически ею и являющейся. Каждый терапевт, имевший дело с шизофрениками, узнает эту постоянно возвращающуюся ловушку: своими интерпретациями слов терапевта пациент старается доказать, что терапевт неправ, и делает это потому, что ожидает от терапевта неправильной интерпретации его (пациента) слов. Петля захлестывает обоих. Отношения складываются так, что ни одна из сторон не в состоянии получить или отправить неискаженное метакоммуникативное сообщение.
Однако такие отношения обычно асимметричны. Взаимные "двойные послания" становятся видом борьбы, в которой обычно кто-то побеждает. Мы намеренно выбрали работу с семьями, в которых идентифицированным пациентом является один из детей; отчасти по этой причине, по нашим данным, предположительно нормальные родители побеждают более молодого члена группы - психотика. В подобных случаях асимметрия принимает курьезную форму: больной ребенок жертвует собой для поддержания священной иллюзии наличия смысла в речах здорового родителя. Ради близости с этим родителем он должен пожертвовать своим правом показывать, что он замечает любые метакоммуникативные несоответствия (incongruencies), даже если он воспринимает их правильно.
Существует, следовательно, любопытное неравенство в распределении осознания происходящего. Пациент может знать, но не может говорить, чем позволяет родителям не осознавать, что они (он или она) делают. Пациент является соучастником бессознательного лицемерия родителей. В результате - величайшая несчастность и систематически повторяющиеся грубые искажения коммуникации.
Более того, эти искажения всегда являются именно такими, какие казались бы уместными, если бы жертвы были поставлены перед ловушкой, избежать которую можно только ценой разрушения самой природы "Я". Эта парадигма изящно иллюстрируется в заслуживающем быть процитированным целиком отрывке из биографии Самуэля Батлера, которую написал Фестинг Джонс (Jones, 1919): Батлер приходит на обед к мистеру Зеебому, где встречает Скерчли, рассказывающего им о ловушке для крыс, изобретенной Данкеттом, кучером мистера Тейлора.
Крысиная ловушка Данкетта
Мистер Данкетт обнаружил, что ни одна из его ловушек не действует, и пришел в такое отчаяние из-за сожранного зерна, что решил сам изобрести крысиную ловушку. Он начал с того, что постарался как можно лучше поставить себя на место крысы.
"Есть ли что-то такое, - спросил он себя, - к чему, будь я крысой, я должен был бы иметь такое доверие, что не мог бы этого заподозрить без того, чтобы не заподозрить вообще все в мире и вообще не потерять способность без страха двигаться в каком бы то ни было направлении?"
Он мыслил некоторое время, но ответа не получил, пока в одну ночь его комната не озарилась светом и он не услышал голос с небес: "Сточные трубы!"
* Bateson G. The Group Dynamics of Schizophrenia // Chronic Schizophrenia: Explorations in Theory and Treatment / Ed. by L. Appleby, J.M.Scher, J.Cummings. Illinois, 1960.
...Однако ей кажется, что это он без конца неправильно понимает ее, и это - одна из самых характерных черт динамической системы, окружающей шизофрению, а фактически ею и являющейся. Каждый терапевт, имевший дело с шизофрениками, узнает эту постоянно возвращающуюся ловушку: своими интерпретациями слов терапевта пациент старается доказать, что терапевт неправ, и делает это потому, что ожидает от терапевта неправильной интерпретации его (пациента) слов. Петля захлестывает обоих. Отношения складываются так, что ни одна из сторон не в состоянии получить или отправить неискаженное метакоммуникативное сообщение.
Однако такие отношения обычно асимметричны. Взаимные "двойные послания" становятся видом борьбы, в которой обычно кто-то побеждает. Мы намеренно выбрали работу с семьями, в которых идентифицированным пациентом является один из детей; отчасти по этой причине, по нашим данным, предположительно нормальные родители побеждают более молодого члена группы - психотика. В подобных случаях асимметрия принимает курьезную форму: больной ребенок жертвует собой для поддержания священной иллюзии наличия смысла в речах здорового родителя. Ради близости с этим родителем он должен пожертвовать своим правом показывать, что он замечает любые метакоммуникативные несоответствия (incongruencies), даже если он воспринимает их правильно.
Существует, следовательно, любопытное неравенство в распределении осознания происходящего. Пациент может знать, но не может говорить, чем позволяет родителям не осознавать, что они (он или она) делают. Пациент является соучастником бессознательного лицемерия родителей. В результате - величайшая несчастность и систематически повторяющиеся грубые искажения коммуникации.
Более того, эти искажения всегда являются именно такими, какие казались бы уместными, если бы жертвы были поставлены перед ловушкой, избежать которую можно только ценой разрушения самой природы "Я". Эта парадигма изящно иллюстрируется в заслуживающем быть процитированным целиком отрывке из биографии Самуэля Батлера, которую написал Фестинг Джонс (Jones, 1919): Батлер приходит на обед к мистеру Зеебому, где встречает Скерчли, рассказывающего им о ловушке для крыс, изобретенной Данкеттом, кучером мистера Тейлора.
Крысиная ловушка Данкетта
Мистер Данкетт обнаружил, что ни одна из его ловушек не действует, и пришел в такое отчаяние из-за сожранного зерна, что решил сам изобрести крысиную ловушку. Он начал с того, что постарался как можно лучше поставить себя на место крысы.
"Есть ли что-то такое, - спросил он себя, - к чему, будь я крысой, я должен был бы иметь такое доверие, что не мог бы этого заподозрить без того, чтобы не заподозрить вообще все в мире и вообще не потерять способность без страха двигаться в каком бы то ни было направлении?"
Он мыслил некоторое время, но ответа не получил, пока в одну ночь его комната не озарилась светом и он не услышал голос с небес: "Сточные трубы!"
</>
Re: К ТЕОРИИ ШИЗОФРЕНИИ / Основания в теории коммуникац
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
3. Фальсификация сигналов, указывающих на модальность. Люди могут фальсифицировать модальные идентификаторы, в результате чего становятся возможны искусственный смех, манипулятивная симуляция дружелюбия, мошенничество, розыгрыши и т.п. Подобные фальсификации отмечаются и у млекопитающих (Carpenter, 1934; Lorenz, 1952). У людей мы встречаемся со странным феноменом - бессознательной фальсификацией таких сигналов. Это может происходить внутриличностно: человек скрывает от самого себя свою действительную враждебность под видом метафорической игры или же бессознательная фальсификация имеет место при распознавании модальных идентификаторов в сообщениях другого. Так, человек может принять робость за презрение и т.п. Под эту рубрику подпадает подавляющее большинство ошибок и недоразумений, связанных с самореференцией.
4. Обучение. Простейший уровень этого феномена представлен ситуацией, когда человек получает сообщение и действует в соответствии с ним. Например: "Услышав бой часов, я понял, что пришло время обеда, и пошел к столу". В экспериментах по обучению, наблюдая аналогичную последовательность событий, экспериментатор обычно рассматривает ее как единичное сообщение более высокого типа. Когда собака пускает слюну в интервале между звонком и получением куска мяса, эта последовательность воспринимается экспериментатором как сообщение: "Собака обучилась тому, что звонок означает кормление мясом". Но это не конец иерархии типов, поскольку экспериментальный субъект может стать более искусным в обучении. Он может обучиться обучаться (см.: "Социальное планирование и концепция вторичного обучения" в этой книге), и представляется, что люди могут располагать способностями к обучению еще более высокого порядка.
5. Многоуровневое обучение и определение логического типа сигналов - это два неразделимых ряда феноменов. Неразделимых потому, что умение обращаться с несколькими различными типами сигналов само представляет собой выученный навык, являясь тем самым функцией нескольких уровней обучения.
Согласно нашей гипотезе, термин "эго-функция" (как его используют, когда говорят, что у шизофреника "слабая эго-функция") соответствует именно процессу различения коммуникативных модальностей как во внутриличносгной, так и межличностной коммуникации. Шизофреник демонстрирует изъяны в трех областях такого функционирования:
a) он сталкивается с трудностями в приписывании правильной коммуникативной модальности сообщениям, которые он получает от других;
ТЕОРИЯ ИГРЫ И ФАНТАЗИИ*
* Bateson G. A Theory of Play and Fantasy // АРА Psychiatric Research Reports. 1955. Vol. 2.
...
(17) Однако по-прежнему остается неясным, что имеется в виду под "фреймом" и связанным с ним понятием "контекст". Первое, что нужно сделать для внесения ясности, - это подчеркнуть, что оба они - психологические концепты. Для обсуждения этих положений мы используем два вида аналогий: физическую аналогию рамы картины и более абстрактную, но все еще не психологическую аналогию математического множества. В теории множеств математики разработали ряд аксиом и теорем для строгого обсуждения логических импликаций членства в пересекающихся категориях "множеств". Отношения между множествами обычно иллюстрируются схемами, в которых единицы (элементы) окружающего мира обозначаются точками, а меньшие множества очерчиваются воображаемыми линиями, которые заключают в себя элементы каждого множества. Такие схемы затем иллюстрируют топологический подход к логике классификации. Первый шаг к определению психологического фрейма может состоять в высказывании, что он (фрейм) является классом или ограничивает класс (множество) сообщений (осмысленных действий). Тогда игра двух индивидуумов при определенных обстоятельствах будет определяться как множество всех сообщений, которыми они обменялись за ограниченный период времени и которые были модифицированы описанной нами парадоксальной системой предпосылок. В теоретико-множественной схеме эти сообщения могут представляться точками, а "множество" может очерчиваться линией, отделяющей их от других точек, представляющих неигровые сообщения. Однако математическая аналогия терпит фиаско, поскольку воображаемая линия не дает удовлетворительного представления о психологическом фрейме. Мы полагаем, что психологический фрейм в какой-то степени реально существует. Во многих случаях фрейм сознательно распознается и даже может быть представлен в словаре: "игра", "кино", "интервью", "работа", "язык" и т.д. В других случаях явная вербальная ссылка на фрейм может отсутствовать и субъект может его не опознавать. Однако аналитик обнаруживает, что при использовании в качестве объясняющего принципа понятия "бессознательный фрейм" его собственные рассуждения упрощаются; обычно он идет дальше и предполагает существование такого фрейма в субъективном бессознательном.
Если аналогия с математическим множеством, возможно, чрезмерно абстрактна, то аналогия с рамой картины чересчур конкретна. Психологический концепт, который мы пытаемся определить, не является ни физическим, ни логическим. Скорее, фактические физические рамы добавляются к физическим картинам из-за того, что человеческим существам легче действовать в мире, где некоторые из их психологических характеристик экстериоризированы. Именно эти характеристики мы и пытаемся обсуждать, используя экстериоризацию как иллюстративный прием.
(18) Теперь можно перечислить и проиллюстрировать общие функции и применения психологических фреймов со ссылками на аналогии, ограниченность которых была показана в предыдущем пункте.
a) Психологические фреймы являются исключающими (эксклюзивными), т.е. при включении во фрейм некоторых сообщений (осмысленных действий) некоторые другие сообщения исключаются.
* Bateson G. A Theory of Play and Fantasy // АРА Psychiatric Research Reports. 1955. Vol. 2.
...
(17) Однако по-прежнему остается неясным, что имеется в виду под "фреймом" и связанным с ним понятием "контекст". Первое, что нужно сделать для внесения ясности, - это подчеркнуть, что оба они - психологические концепты. Для обсуждения этих положений мы используем два вида аналогий: физическую аналогию рамы картины и более абстрактную, но все еще не психологическую аналогию математического множества. В теории множеств математики разработали ряд аксиом и теорем для строгого обсуждения логических импликаций членства в пересекающихся категориях "множеств". Отношения между множествами обычно иллюстрируются схемами, в которых единицы (элементы) окружающего мира обозначаются точками, а меньшие множества очерчиваются воображаемыми линиями, которые заключают в себя элементы каждого множества. Такие схемы затем иллюстрируют топологический подход к логике классификации. Первый шаг к определению психологического фрейма может состоять в высказывании, что он (фрейм) является классом или ограничивает класс (множество) сообщений (осмысленных действий). Тогда игра двух индивидуумов при определенных обстоятельствах будет определяться как множество всех сообщений, которыми они обменялись за ограниченный период времени и которые были модифицированы описанной нами парадоксальной системой предпосылок. В теоретико-множественной схеме эти сообщения могут представляться точками, а "множество" может очерчиваться линией, отделяющей их от других точек, представляющих неигровые сообщения. Однако математическая аналогия терпит фиаско, поскольку воображаемая линия не дает удовлетворительного представления о психологическом фрейме. Мы полагаем, что психологический фрейм в какой-то степени реально существует. Во многих случаях фрейм сознательно распознается и даже может быть представлен в словаре: "игра", "кино", "интервью", "работа", "язык" и т.д. В других случаях явная вербальная ссылка на фрейм может отсутствовать и субъект может его не опознавать. Однако аналитик обнаруживает, что при использовании в качестве объясняющего принципа понятия "бессознательный фрейм" его собственные рассуждения упрощаются; обычно он идет дальше и предполагает существование такого фрейма в субъективном бессознательном.
Если аналогия с математическим множеством, возможно, чрезмерно абстрактна, то аналогия с рамой картины чересчур конкретна. Психологический концепт, который мы пытаемся определить, не является ни физическим, ни логическим. Скорее, фактические физические рамы добавляются к физическим картинам из-за того, что человеческим существам легче действовать в мире, где некоторые из их психологических характеристик экстериоризированы. Именно эти характеристики мы и пытаемся обсуждать, используя экстериоризацию как иллюстративный прием.
(18) Теперь можно перечислить и проиллюстрировать общие функции и применения психологических фреймов со ссылками на аналогии, ограниченность которых была показана в предыдущем пункте.
a) Психологические фреймы являются исключающими (эксклюзивными), т.е. при включении во фрейм некоторых сообщений (осмысленных действий) некоторые другие сообщения исключаются.
Две собаки встречаются, и им нужно обменяться сообщением "Мы не собираемся драться". Однако единственный способ, которым драка может упоминаться в иконической коммуникации - это демонстрация клыков. Далее собакам необходимо обнаружить, что это упоминание драки было фактически только исследовательским. Следовательно, они должны выяснить, что означает демонстрация клыков. Они начинают грызться и обнаруживают, что никто не имеет окончательного намерения убить другого, после чего они могут стать друзьями.
(Стоит вспомнить церемонию заключения мира у жителей Андаманских островов. Стоит также вспомнить функцию инверсных утверждений, сарказма и других типов юмора в сновидениях, искусстве и мифологии.)
В общем, дискурс животных сосредоточен либо на отношениях между собой и другими, либо на отношениях между собой и окружающей средой. Ни в том, ни в другом случае идентификация relata не необходима. Животное А сообщает животному В о своих отношениях с В, а животному С - о своих отношениях с С. Животному А не нужно сообщать животному С о своих отношениях с В. Relata всегда присутствуют в зоне восприятия для иллюстрации дискурса, а дискурс всегда иконический в том смысле, что составлен из частичных действий - "движений, отражающих намерение" ("intention movements"), упоминающих то цельное действие, которое упоминается. Даже когда кошка просит у вас молока, она не может упомянуть тот объект, который хочет получить (разве что он находится в зоне восприятия). Она говорит "мяу-мяу", и предполагается, что из этой заклинательной демонстрации зависимости вы должны догадаться, что она требует именно молока.
Все указывает на то, что мысли первичного процесса и операции по сообщению этих мыслей другим в эволюционном смысле более архаичны, чем сознательные операции языка. Это имеет значение для всей экономики и динамической структуры разума. Возможно, Самюэль Батлер первым отметил, что лучше всего мы знаем то, что меньше всего осознаем, т.е. процесс образования привычки выглядит как "отекание" знания на менее сознательные и более архаичные уровни. Бессознательное содержит не только нечто болезненное, что сознание предпочитает не исследовать, но также многое настолько знакомое, что исследования не требует. Следовательно, привычка - это основной способ экономии сознательных мыслей. Мы можем делать вещи и не думать о них сознательно. Мастерство художника (или, скорее, демонстрация им мастерства) становится сообщением об этих отделах бессознательного. (Но, возможно, не сообщением от бессознательного.)
Однако не все так просто. Некоторые типы знания удобно спустить на бессознательные уровни, но другие типы нужно держать на поверхности. В общем, мы можем позволить "стечь" тем типам знания, которые продолжают быть истинными несмотря на изменения окружающей среды, но мы должны держать в зоне достижимости все те рычаги управления поведением, которые должны модифицироваться от момента к моменту. Лев может дать "стечь" в бессознательное положению, что зебры - его естественная добыча, но, имея дело с любой конкретной зеброй, он должен быть способен модифицировать свои атакующие движения в зависимости от конкретной местности и от конкретной тактики убегания конкретной зебры.
Экономика системы фактически подталкивает организмы к тому, чтобы позволить "стечь" в бессознательное тем общим чертам отношений, которые остаются постоянно верными, но держать в сознании прагматические качества конкретных обстоятельств.
С точки зрения экономики, предпосылкам можно дать стечь, но конкретные выводы должны быть сознательными. Однако "стекание" хотя и экономично, но тоже имеет цену - недоступность. Поскольку уровень, на который происходит стекание, характеризуется иконическими алгоритмами и метафоричностью, организму становится трудно исследовать матрицу, из которой возникают его сознательные выводы. С другой стороны, мы может отметить, что то общее, что есть у конкретного высказывания и соответствующей метафоры, является "общим местом", пригодным для стекания.
(Стоит вспомнить церемонию заключения мира у жителей Андаманских островов. Стоит также вспомнить функцию инверсных утверждений, сарказма и других типов юмора в сновидениях, искусстве и мифологии.)
В общем, дискурс животных сосредоточен либо на отношениях между собой и другими, либо на отношениях между собой и окружающей средой. Ни в том, ни в другом случае идентификация relata не необходима. Животное А сообщает животному В о своих отношениях с В, а животному С - о своих отношениях с С. Животному А не нужно сообщать животному С о своих отношениях с В. Relata всегда присутствуют в зоне восприятия для иллюстрации дискурса, а дискурс всегда иконический в том смысле, что составлен из частичных действий - "движений, отражающих намерение" ("intention movements"), упоминающих то цельное действие, которое упоминается. Даже когда кошка просит у вас молока, она не может упомянуть тот объект, который хочет получить (разве что он находится в зоне восприятия). Она говорит "мяу-мяу", и предполагается, что из этой заклинательной демонстрации зависимости вы должны догадаться, что она требует именно молока.
Все указывает на то, что мысли первичного процесса и операции по сообщению этих мыслей другим в эволюционном смысле более архаичны, чем сознательные операции языка. Это имеет значение для всей экономики и динамической структуры разума. Возможно, Самюэль Батлер первым отметил, что лучше всего мы знаем то, что меньше всего осознаем, т.е. процесс образования привычки выглядит как "отекание" знания на менее сознательные и более архаичные уровни. Бессознательное содержит не только нечто болезненное, что сознание предпочитает не исследовать, но также многое настолько знакомое, что исследования не требует. Следовательно, привычка - это основной способ экономии сознательных мыслей. Мы можем делать вещи и не думать о них сознательно. Мастерство художника (или, скорее, демонстрация им мастерства) становится сообщением об этих отделах бессознательного. (Но, возможно, не сообщением от бессознательного.)
Однако не все так просто. Некоторые типы знания удобно спустить на бессознательные уровни, но другие типы нужно держать на поверхности. В общем, мы можем позволить "стечь" тем типам знания, которые продолжают быть истинными несмотря на изменения окружающей среды, но мы должны держать в зоне достижимости все те рычаги управления поведением, которые должны модифицироваться от момента к моменту. Лев может дать "стечь" в бессознательное положению, что зебры - его естественная добыча, но, имея дело с любой конкретной зеброй, он должен быть способен модифицировать свои атакующие движения в зависимости от конкретной местности и от конкретной тактики убегания конкретной зебры.
Экономика системы фактически подталкивает организмы к тому, чтобы позволить "стечь" в бессознательное тем общим чертам отношений, которые остаются постоянно верными, но держать в сознании прагматические качества конкретных обстоятельств.
С точки зрения экономики, предпосылкам можно дать стечь, но конкретные выводы должны быть сознательными. Однако "стекание" хотя и экономично, но тоже имеет цену - недоступность. Поскольку уровень, на который происходит стекание, характеризуется иконическими алгоритмами и метафоричностью, организму становится трудно исследовать матрицу, из которой возникают его сознательные выводы. С другой стороны, мы может отметить, что то общее, что есть у конкретного высказывания и соответствующей метафоры, является "общим местом", пригодным для стекания.
</>
Re: СТИЛЬ, ИЗЯЩЕСТВО И ИНФОРМАЦИЯ В ПРИМИТИВНОМ ИСКУССТ
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
Д-р Энтони Фордж (Anthony Forge) указал мне цитату из Айседоры Дункан: "Если бы я могла сказать, что это значит, не было бы смысла это танцевать".
Ее высказывание двусмысленно. В терминах достаточно вульгарных предпосылок нашей культуры мы должны были бы так передать смысл сообщения: "Не было бы смысла это танцевать, поскольку я могла бы быстрее и недвусмысленнее сказать это вам словами". Эта интерпретация идет в русле глупой идеи, что было бы хорошо осознать все бессознательное.
Однако у замечания Айседоры Дункан есть другое возможное значение: "Если бы сообщение было тем типом сообщения, которое возможно передать словами, не было бы смысла его танцевать, но это не есть такой тип сообщения. Это именно такое сообщение (именно такого типа), которое было бы фальсифицировано при словесной передаче, поскольку использование слов (не являющихся поэзией) предполагало бы, что это - полностью сознательное и намеренное сообщение, что попросту неверно".
Я полагаю, что Айседора Дункан или другие художники пытаются сообщить нам нечто вроде: "Это - особый тип частично бессознательного сообщения. Давайте вступим в этот особый вид частично бессознательной коммуникации". Или, возможно: "Это - сообщение об интерфейсе между сознательным и бессознательным".
Сообщение о мастерстве любого рода должно всегда принадлежать к этому виду. Ощущения и качества мастерства невозможно передать словами, однако факт мастерства осознается.
Перед художником стоит дилемма особого рода. Чтобы выполнять ремесленные компоненты своей работы, он должен практиковаться. Однако практика всегда имеет двойной эффект. С одной стороны, она увеличивает его способность достигать того, к чему он стремится, с другой, благодаря феномену образования привычки, она уменьшает его осознание того, как он это делает.
Если его усилия направлены на то, чтобы сообщить о бессознательных компонентах своей деятельности, то он как бы находится на движущейся лестнице (эскалаторе), положение которой он пытается сообщить, но движение которой само является функцией его усилий к коммуникации.
Ясно, что эта задача невыполнима, однако, как отмечалось, некоторые люди делают это совсем неплохо. ...
</>
Re: СТИЛЬ, ИЗЯЩЕСТВО И ИНФОРМАЦИЯ В ПРИМИТИВНОМ ИСКУССТ
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
В системе англо-саксонских клише существует общепринятое мнение, что было бы лучше, если бы бессознательное стало сознательным. Даже Фрейду приписывают высказывание: "Где было Ид, да будет Эго!", как если бы такое увеличение сознательного знания и контроля было одновременно и возможным и, разумеется, желательным. Такие взгляды - продукт почти тотально искаженной эпистемологии и тотально искаженных воззрений на то, что есть человек, равно как и любой другой организм.
Совершенно ясно, что первые три из перечисленных выше четырех видов бессознательности необходимы. По очевидным механическим причинам [1] сознательность всегда должна ограничиваться сравнительно малой частью ментального процесса. Даже если от нее вообще есть польза, ее следует экономить. Бессознательность, связанная с привычкой, экономит как мышление, так и сознание; то же верно и в отношении недоступности процесса восприятия для сознания. Сознательному организму (по прагматическим причинам) требуется знать, не как он воспринимает, а только что он воспринимает. (Предположить, что мы могли бы действовать без опоры на первичный процесс, означало бы предположить, что человеческий мозг должен иметь другую структуру.) Из этих четырех типов, возможно, только фрейдовский шкаф для скелетов нежелателен и может быть устранен. Хотя есть свои преимущества и в том, чтобы не держать скелеты на обеденном столе.
1 Примите во внимание невозможность сконструировать телевизионный приемник, выводящий на экран сообщения о работе всех своих компонентов, включая и те, которые отвечают за этот вывод.
На самом деле бессознательные компоненты постоянно присутствуют в нашей жизни во всех своих многочисленных формах. Из этого следует, что в своих отношениях мы постоянно обмениваемся сообщениями об этих бессознательных материалах. Поэтому становится важным также обмен и мета сообщениями, посредством которых мы говорим друг другу, какой порядок и вид бессознательности (или сознательности) связан с нашими сообщениями.
Это важно и с чисто прагматической точки зрения, поскольку порядки истинности различны для различных видов сообщения. В той мере, в какой сообщение сознательно и намеренно, оно может быть лживым. Я могу сказать, что кот лежит на подстилке, хотя фактически его там нет. Я могу сказать: "Я тебя люблю", хотя фактически это не так. Однако дискурс об отношениях обычно сопровождается массой полупроизвольных кинестетических и автономных сигналов, чей комментарий к вербальному сообщению заслуживает большего доверия.
Это касается и мастерства. Факт мастерства указывает на присутствие в действиях крупных бессознательных компонентов.
Поэтому становится уместным в связи с произведением искусства задаться вопросом: "Какие порядки бессознательности (или сознательности) имеют для художника различные компоненты материала этого сообщения?" Я полагаю, что этим же вопросом озабочены восприимчивые критики, хотя, возможно, не сознательно.
В этом смысле искусство становится упражнением в коммуникации по поводу видов бессознательности. Или, если хотите, видом игрового поведения, функция которого, помимо всего прочего, состоит в том, чтобы практиковать и совершенствовать коммуникацию этого типа.
</>
Re: СТИЛЬ, ИЗЯЩЕСТВО И ИНФОРМАЦИЯ В ПРИМИТИВНОМ ИСКУССТ
metanymous в посте Metapractice (оригинал в ЖЖ)
(1) Утверждение Самюэля Батлера, что чем лучше организм "знает" что-либо, тем менее сознательным он становится е отношении этого знания; например, существует процесс, посредством которого знание ("привычка" действия, восприятия или мышления) стекает (sinks) на все более и более глубокие уровни разума. Этот феномен, являющийся центральным для дисциплины Дзен (см.: Херригель "Дзен и искусство стрельбы из лука"), также относится ко всем искусствам и к любому мастерству.
(2) Демонстрация Адальбертом Эймсом (Adalbert Ames) того факта, что сознательные трехмерные визуальные образы, которые мы создаем из того, что видим, создаются процессами, включающими математические предпосылки перспективы и т.д. Использование этих процессов полностью бессознательно, и мы не имеем над ними волевого контроля. Изображение стула в перспективе Ван Гога оскорбляет сознательные ожидания и скрыто напоминает сознанию о тех вещах, которые были (бессознательно) приняты как нечто само собой разумеющееся.
(3) Теория Фрейда (а особенно Фенишеля /Fenichel/) о снах как метафорах, закодированных в соответствии с первичным процессом. Я стану рассматривать стиль (т.е. тщательность, остроту контраста и т.д.) как метафорический феномен, который, следовательно, связан с теми уровнями разума, где царит первичный процесс.
(4) Фрейдовский взгляд на бессознательное как на погреб или шкаф, куда процесс вытеснения сгружает пугающие или болезненные воспоминания.
Классическая теория Фрейда предполагала, что сновидения - это вторичный продукт, созданный "работой сновидения". Материал, неприемлемый для сознательного мышления, предположительно транслируется в метафорическую идиому первичного процесса, чтобы избежать пробуждения сновидя-щего. Это может быть верно для тех видов информации, которые процесс вытеснения удерживает в бессознательном. Однако, как мы видели, многие другие виды информации также недоступны для сознательного исследования, включая большинство предпосылок взаимодействия млекопитающих. Мне кажется, что будет правильным думать об этих вещах как о существующих изначально в виде идиомы первичного процесса, которая лишь с трудом может переводиться в "рациональные" термины Другими словами, я полагаю, что многое в ранней фрейдовской теории было поставлено с ног на голову. В ту эпоху многие мыслители трактовали сознательный разум как нормальный и самоочевидный, тогда как бессознательное трактовалось как загадочное, нуждающееся в доказательстве и объяснении. Объяснением стало вытеснение, и бессознательное наполнилось мыслями, которые, возможно, были сознательными, но исказились вытеснением и работой сновидения. Сегодня нам кажется загадочным сознание, а вычислительные методы бессознательного (например, первичный процесс) кажутся постоянно активными, необходимыми и всеобъемлющими.
Эти соображения особенно относятся ко всем попыткам создать теорию искусства или поэзии. Поэзия - это не вид искаженной и декорированной прозы, скорее проза - это поэзия, ободранная и пришпиленная к прокрустову ложу логики. Люди, занимающиеся компьютерным переводом, иногда забывают о первичной природе языка. Попытка построить машину для трансляции искусства одной культуры в искусство другой была бы столь же глупой.
Аллегория, в лучшем случае являющаяся безвкусным видом искусства, есть инверсия нормального творческого процесса. Как правило, абстрактная связь (например, связь между истиной и правосудием) изначально воспринимается в рациональных терминах. Затем взаимосвязь метафоризируют и наряжают, чтобы заставить ее выглядеть как продукт первичного процесса. Абстракции персонифицируют и заставляют участвовать в псевдомифе и т.д. В рекламном искусстве многое аллегорично в том смысле, что творческий процесс там инвертирован.
(2) Демонстрация Адальбертом Эймсом (Adalbert Ames) того факта, что сознательные трехмерные визуальные образы, которые мы создаем из того, что видим, создаются процессами, включающими математические предпосылки перспективы и т.д. Использование этих процессов полностью бессознательно, и мы не имеем над ними волевого контроля. Изображение стула в перспективе Ван Гога оскорбляет сознательные ожидания и скрыто напоминает сознанию о тех вещах, которые были (бессознательно) приняты как нечто само собой разумеющееся.
(3) Теория Фрейда (а особенно Фенишеля /Fenichel/) о снах как метафорах, закодированных в соответствии с первичным процессом. Я стану рассматривать стиль (т.е. тщательность, остроту контраста и т.д.) как метафорический феномен, который, следовательно, связан с теми уровнями разума, где царит первичный процесс.
(4) Фрейдовский взгляд на бессознательное как на погреб или шкаф, куда процесс вытеснения сгружает пугающие или болезненные воспоминания.
Классическая теория Фрейда предполагала, что сновидения - это вторичный продукт, созданный "работой сновидения". Материал, неприемлемый для сознательного мышления, предположительно транслируется в метафорическую идиому первичного процесса, чтобы избежать пробуждения сновидя-щего. Это может быть верно для тех видов информации, которые процесс вытеснения удерживает в бессознательном. Однако, как мы видели, многие другие виды информации также недоступны для сознательного исследования, включая большинство предпосылок взаимодействия млекопитающих. Мне кажется, что будет правильным думать об этих вещах как о существующих изначально в виде идиомы первичного процесса, которая лишь с трудом может переводиться в "рациональные" термины Другими словами, я полагаю, что многое в ранней фрейдовской теории было поставлено с ног на голову. В ту эпоху многие мыслители трактовали сознательный разум как нормальный и самоочевидный, тогда как бессознательное трактовалось как загадочное, нуждающееся в доказательстве и объяснении. Объяснением стало вытеснение, и бессознательное наполнилось мыслями, которые, возможно, были сознательными, но исказились вытеснением и работой сновидения. Сегодня нам кажется загадочным сознание, а вычислительные методы бессознательного (например, первичный процесс) кажутся постоянно активными, необходимыми и всеобъемлющими.
Эти соображения особенно относятся ко всем попыткам создать теорию искусства или поэзии. Поэзия - это не вид искаженной и декорированной прозы, скорее проза - это поэзия, ободранная и пришпиленная к прокрустову ложу логики. Люди, занимающиеся компьютерным переводом, иногда забывают о первичной природе языка. Попытка построить машину для трансляции искусства одной культуры в искусство другой была бы столь же глупой.
Аллегория, в лучшем случае являющаяся безвкусным видом искусства, есть инверсия нормального творческого процесса. Как правило, абстрактная связь (например, связь между истиной и правосудием) изначально воспринимается в рациональных терминах. Затем взаимосвязь метафоризируют и наряжают, чтобы заставить ее выглядеть как продукт первичного процесса. Абстракции персонифицируют и заставляют участвовать в псевдомифе и т.д. В рекламном искусстве многое аллегорично в том смысле, что творческий процесс там инвертирован.
Дочитали до конца.